«Никто не имеет права пробовать сок, который каплет в тарелки, или высасывать его через щели у обручей бочек! Этот сок называется «Яд безумной храбрости». Кто выпьет его, того ожидает смерть!»
Почему сладкий виноградный сок, разлитый в бочки, назывался «Яд безумной храбрости»?
Почему закон так сурово запрещал его пробовать?
На эти вопросы не могли ответить даже самые облезлые крысы, которые от старости уже были не в силах даже выползать из своих нор.
Только в одном сказании, дошедшем с древнейших времён, говорилось, что с тем, кто пробовал этот запрещённый напиток, случалось чудо. Голова приятно кружилась, глаза блестели, а сердце переполнялось безумной храбростью. Для него больше не существовало опасностей и врагов…
Соответствовало ли истине это сказание, никто из живых мышей не знал, а пробовать ради проверки не хотел.
Только в остроконечной голове Коротышки появлялась иногда тайная мысль: а не попробовать ли «Яд безумной храбрости»?
Коротышка был молодой мышонок и большой лакомка. Однажды во время Виноградного Пира он с таким увлечением глотал сладкие виноградины, что не заметил, как вошли люди, и один из них наступил ему на хвост.
И вот мыши и крысы в своих норах услышали отчаянный писк:
— Цвырк!
«Погиб!» — подумали они, узнав голос мышонка-лакомки.
Но мышонок всё-таки спасся.
Он с такой силой рванулся в сторону, что оторвал полхвоста, но зато умудрился юркнуть под бочку.
Ранка скоро затянулась, но насмешливое прозвище «Коротышка» осталось.
«Эй, Коротышка, а где твой хвост?» — посмеивались над ним старые и малые крысы и мыши.
Но хуже всего было то, что ни одна из молодых мышек не хотела выходить замуж за мышонка с оторванным хвостом.
Тяжелы были Коротышке насмешки родных и друзей. И ему хотелось доказать мышкам на выданье, что он ничем не хуже женихов с целыми хвостами. Всё чаще вспоминал он сказание о «Яде безумной храбрости».
А если правда, что тот, кто попробует напиток из тарелок под кранами бочек, станет сильным и непобедимым?
Лежит Коротышка один-одинёшенек в своей норе и мечтает.
Вот он напьётся, вылезет из погреба, найдёт кота и растерзает его. Потом найдёт кошку — и её растерзает! Истребит всех кошек и всех котят. Потом вернётся в погреб и заявит, что не желает больше быть на равной ноге с такими ничтожными, презренными и трусливыми существами. Все мыши и крысы будут умолять его смилостивиться. Он не согласится. Тогда они провозгласят его царём. Он будет посылать на смерть каждого, кто посмеет назвать его Коротышкой. Он поселится в самой тёплой норе и больше не будет добывать себе пищу — десять крыс и двадцать мышей будут ему прислуживать…
Чем больше мечтал Коротышка, тем больше хотелось ему отведать «Яда безумной храбрости». От этих мыслей лакомка начал даже худеть. Три дня и три ночи он колебался, а на четвёртый решился. Дождался, пока все его родные и друзья после обеда отошли ко сну, выбрался потихоньку из норы и пополз к ближайшей тарелочке. Сердце его так билось — того и гляди, из груди выскочит.
«Я не стану много пить, — успокаивал он самого себя. — Сначала я только лизну… Потом подожду… Если ничего со мной не случится, отхлебну ещё немного».
Так он и сделал: подполз к тарелке под самой большой бочкой, опёрся на неё передними лапками и осторожно лизнул.
«Гм! Ничего особенного… Тот же сок, только покислей… Кислый, а вкусный», — ухмыльнулся он себе в усы.
Лизнул ещё разок-другой и посмотрел на норы своих собратьев.
— Трусы! — насмешливо пискнул он и ещё лизнул несколько раз.
В животе у него стало тепло, по телу пробежала приятная дрожь.
Он соскочил с тарелки, подошёл к двери, вернулся, не переставая улыбаться, довольный своим решением отведать запретный напиток.
Теперь он чувствовал себя гораздо уверенней: подбежал к другой тарелочке, привстал и принялся жадно лакать. И, чем больше он пил, тем больше вино ему нравилось.
Когда он снял ланки с края тарелки, в мозгу его вспыхивали радужные искорки, застилая и затуманивая глаза.
Бочки и ящики раскачивались, как люльки, в разные стороны, но он уже больше ничего не боялся, а только попискивал от удовольствия.
Мышонок чувствовал, как растут его силы: стоит ему махнуть лапкой — и большая бочка свалится с подставки. Но он не собирался тратить свои силы на то, чтобы катать по погребу бочки. Ему предстояло другое, более важное дело.
— Сейчас они увидят, кто я такой… — шептал он и не мог понять, почему это язык так медленно ворочается во рту. — Я… я самый сильный… Я самый непобедимый… Я… вождь!.. Царь…
Ничего похлеще он не придумал, но зато храбро направился к щели под дверным порогом, которая вела в светлый мир людей. Он и раньше выглядывал из неё, но только с тысячей предосторожностей. А сейчас полез, даже не оглянувшись! Солнечный свет на миг ослепил его, но он продолжал карабкаться вверх и скоро очутился во дворе.
Как велик и прекрасен был этот мир!
Как силён и непобедим он сам!
Да разве мог он вернуться назад из-за глупых россказней старых трусливых мышей и крыс?
Нет! Он пойдёт вперёд и только вперёд!
Опьянённый вином, ослеплённый солнцем и собственной храбростью, Коротышка в первую минуту и не заметил пёстрого кота, спавшего на припёке у погреба. Но когда его глаза привыкли к свету, то он рассмотрел белую пушистую кошачью шерсть. Вся ненависть, которая испокон веков накапливалась в мышином роду, вскипела в Коротышке. Ему захотелось тут же растерзать врага, но он сдержался.
«Нет! — покачал он пьяной головой. — Не стоит убивать его, когда он спит… Я хочу, чтоб он… он… увидел свою смерть!»
— Цвырк! Цвырк! Цвырк! Ци-ци-ци, — запищал Коротышка, стараясь разбудить врага.
Пёстрый кот, прикрыв веки, давно посматривал на Коротышку и не мог взять в толк, что это за чудо: средь бела дня у него под носом разгуливает мышонок!
— Цвырк! — снова пискнул Коротышка.
Ус Пёстрого дрогнул. Нельзя было понять, ухмыляется он или же недоволен тем, что его насильно заставляют закусить после чудесного пиршества на кухне.
— Цвырк! Проснись, негодяй! — пищал Коротышка. — Встань, посмотри, какова она, мышиная сила!
Кот поднялся и уставился на мышонка жёлтыми глазами. Ему казалось, что он всё ещё видит сон. Он даже царапнул себя лапой по уху, чтобы убедиться, что не спит и что действительно существует на свете такой глупый мышонок. Нет, ему не снится…
— Цвырк! — устрашающе наступал Коротышка. — Сдавайся, страшный кот! Ци-ци-ци! Я вождь! Я царь!
Коротышка даже не понял толком, что произошло потом, он только успел ещё раз пискнуть:
— Цвырк!
Солнце завертелось, рассыпалось на тысячи искр и погасло навсегда.
Последнее желание
Осень давно прогнала беззаботных, весёлых лесных птиц. Холодный ветер засвистел в горах, срывая последние пожелтевшие листья. Они падали вместе с каплями мелкого осеннего дождя. Сыро и холодно стало в лесу.
Но в домике муравьихи в очаге весело пылал огонь. Желудёвые чашечки были полны пшеничных зёрен.
— Идите, ребятишки, обедать! — позвала старая муравьиха и первая присела к огню.
Муравьихины сыновья, снохи, дочери быстро уселись каждый у своей тарелки.
Вдруг кто-то тихо постучал в дверь.
— Кто там? — спросила муравьиха.
— Это я, муравьиха! Кузнечик-музыкант. Ты меня не узнаёшь? Летом, когда ты женила сына, ты ведь сказала, что осенью заплатишь мне за игру на свадьбе.
— Хорошенькое дело! — рассердилась муравьиха. — Перетрудился красавчик, хочет, чтоб ему заплатили! В первый раз слышу, чтобы игра считалась работой!
— Ты, муравьиха, неправа. Кто что умеет, тот то и делает.
— А по мне, — ухмыльнулась муравьиха, — у кого что есть, тот то и ест.
— Нехорошо ты говоришь! — крикнул кузнечик. — Разве не видишь ты, какая погода на дворе? Дождь так и льёт, вот и крылышки мои намокли. Ветер дует — ноги у меня совсем закоченели. Два дня во рту крошки не было. Пусти меня погреться! Отдай мне долг!
