А лентяи да бездельники всё твердят без конца:

— Слава повелителю молний! Самому сильному! Самому-самому грозному! Самому-самому-самому непобедимому!

Кел-Хасан слушает эти похвалы, пока не заснёт. А как заснёт, видит сны. Сам он во сне большой-большой, выше туч. Крикнет — они и вправду собираются, как стада чёрных буйволов, и молнии ударяют, куда им Кел-Хасан указывает. Горят города и селения, падают вековые деревья, и всё живое в ужасе кричит:

«Постой, Хасан-Силач! Подожди греметь да бушевать! Чего ты хочешь? Всё тебе отдадим! Добро, жизнь — всё! Рабами твоими станем! Дворцы тебе понастроим! Самых прекрасных дочерей своих в твой гарем пошлём! Только остановись, не бушуй!»

И Кел-Хасан во сне останавливал молнии. Порабощённые люди принимались строить великолепнейшие дворцы, отдавали ему прекраснейших дочерей. Кел-Хасан во сне блаженно улыбался, а лентяи и бездельники тихонько перешёптывались:

— Наверно, приятный сои видит…

А как Хасан проснётся, опять начинают кланяться:

— Ах, какой ты сильный! Ах, какой ты грозный!

Слушал Кел-Хасан льстивые уверения своих прихлебателей, видел приятные сны да вдруг в один прекрасный день взял да и поверил и лести и спам.

«А что, — сказал он себе, — ведь я и в самом деле силён! И в самом деле грозен! И в самом деле повелеваю тучами и молниями!»

Встал и решил сам испробовать свою силу. Шёл, шёл и повстречал пастушонка.

Пастушонок маленький, да удаленький, с большой палкой в руках.

— Послушай, — крикнул ему Хасан, — дай-ка мне сейчас же самого жирного барана!

— А это почему? — нахмурился пастушонок.

— Потому что мне хочется жирной яхнии из баранины.

— Раз хочется, — ответил с ухмылкой пастушонок, — купи стадо, откорми баранов, заколи их да и готовь себе яхнию, сколько душа пожелает.

— А я хочу твоих баранов!

— Мало ли что ты захочешь, а я вот не дам, — продолжал посмеиваться пастушонок над Кел-Хасановыми прихотями.

— Послушай! — рассердился Кел-Хасан. — Сейчас же давай, а то…

— Что-о-о? — Пастушонок отскочил и крепко сжал палку. — Убирайся подобру-поздорову, пока я тебя не прогнал!

— Как? — изумился теперь уже Кел-Хасан. — Ты хочешь драться? Со мной связываешься? Не хочешь по своей воле отдать баранов, да? Где же это видано, где же это слыхано такое безобразие? Разве ты не знаешь, что я привык есть чужое? Видишь это огромное брюхо? — И Кел-Хасан похлопал себя по толстому животу. — Уж не думаешь ли ты, что я сам для него пищу добывал? Или ты, несчастный, хочешь, чтобы моё брюхо похудело?

— Вот сумасшедший-то! — удивился пастушонок. — У него брюхо большое, и я поэтому должен отдать ему своего барана! Иди-ка ты своей дорогой, оставь меня в покое, мне стадо пасти нужно!

— Сейчас же дай барана! — завопил Кел-Хасан.

— Я тебе сейчас покажу! — И пастушонок замахнулся палкой.

— A-а, со мной драться? Со мной? — трясся от возмущения Кел-Хасан. — Да ты знаешь, кто я?

— Вижу, кто ты: грабитель! — отрезал пастушонок.

— Я прославленный повелитель молний Хасан-Силач!

Оторопел пастушонок, да только не от страха, а от удивления. Неужели этот толстяк, этот человечек и есть Хасан-Силач? И этот грабитель отбирает у людей скотину и хлеб да ещё заставляет дрожать от страха?

— Так, значит, это ты Хасан-Силач? — прошептал пастушонок.

— Я! Я! — обрадовался Хасан-Силач. — Я грозный повелитель…

Но не успел докончить: длинная палка пастушонка свистнула в воздухе и как молния пошла бить куда придётся. И страшно и весело! Хасан так взревел, что тучи и вправду выглянули из-за окрестных холмов — посмотреть, что это случилось в поле.

— Вот тебе за баранов! — колотил его паренёк. — Вот тебе за цыплят! Вот тебе за наш хлеб! Вот тебе за наш страх! Вот тебе за пустые наши головы!

Что потом случилось, неизвестно, можно только догадываться. Одно люди помнят: палка у пастушонка от сильных ударов сломалась.

— Ничего, — сказал он. — Я другую найду. Как знать, не найдётся ли ещё какой-нибудь повелитель молний, который захочет за чужой спиной жить да людей пугать.

Пропал Кел-Хасан. Зато осталась сказка — доверчивым людям в назидание и глупцам в поучение: Кел-Хасан одну только палку понимает.