Охотник был вооружен луком со стрелами, наконечники которых выделывались из твердого камня и очень близки по виду к превосходным наконечникам поздненеолитического времени из континентальных областей материка. У него были в распоряжении также и специальные птичьи дротики с большим количеством острых зубьев, загнутых назад, простые и сложные остроги для промысла крупных лососевых рыб. Морскую рыбу ловили удочками, от которых уцелели тяжелые грузила и костяные жальцы от сложных крючков.

Для промысла морского зверя применялись уже гарпуны весьма сложной конструкции — с соскакивающими поворотными наконечниками, у которых сбоку помещались специальные каменные лезвия-вкладыши, чтобы они могли лучше разрывать и резать мясо моржей и тюленей. Внизу у этих наконечников имелись сложные заострённые шипы-шпоры, назначение которых состояло в том, чтобы удерживать наконечник гарпуна в ране и не позволять ему выпасть. Это обеспечивалось и тем, что такие наконечники, привязанные к бечеве-линю, поворачивались поперек раны и окончательно застревали в ней под толстой кожей зверя, под слоем мяса и сала.

Поэтому подобные орудия называются поворотными гарпунами. Для того чтобы гарпун не терялся, к нему привязывали особый поплавок из надутого воздухом пузыря, а для продалбливания прорубей, через которые убивали тюленей, существовали специальные ледовые пешни, материалом для которых служила твердая моржовая кость — бивень моржа. Тяжёлую тушу добытого морского зверя выволакивали на особых салазках с полозьями из моржового клыка.

Несмотря на полное развитие сложного и хорошо оснащенного специальной техникой промысла морского зверя, люди уэлленского времени сохраняли в своем бытовом укладе и в культуре много древних черт.

Жилища ещё очень редко и слабо углублялись в землю. При них не было и типичных ям для хранения пищевых запасов в виде мяса и сала морского зверя.

Поселения больше сближались поэтому с древними охотничьими лагерями и распознаются теперь на поверхности земли только по более густой и зеленой траве, а не по возвышениям и углублениям почвы.

Каменные орудия изготовлялись у них почти исключительно древнейшим способом оббивки и отжима; шлифованные вещи из сланца очень редки.

Особенно широко применялся древний прием оснащения костяных орудий, главным образом наконечников гарпунов и ножей, вставными каменными лезвиями.

Искусство узлленцев ограничивалось реалистическими, но очень простыми фигурами людей, животных и столь же простым узором из прямых или кривых врезанных линий.

Потомки уэлленцев, люди так называемого древнеберингоморского этапа, тоже еще целиком оставались в пределах техники и культуры развитого неолита, не зная иного материала для изготовления своих орудий и утвари, кроме камня, глины я органических материалов — кости, дерева, китового уса. Они, как и их предшественники, умели шлифовать сланец, но большинство каменных орудий по-прежнему изготовлялось только путем оббивания и ретуши.

Их культура уже сильно отличается от уэлленской, и они во многом пошли вперёд — в первую очередь по линии развития и усовершенствования морского зверобойного промысла, который становится главной и первостепенной основой их жизни.

Море теперь полностью обеспечивало жителей Арктического побережья мясной птицей, тюленями и моржами. Мясо и сало морских животных употреблялись в пищу; из шкур их шилась одежда и приготовлялась домашняя утварь, различные охотничий снасти. При недостатке хорошего дереза кость, особенно челюсти, позвонки и ребра кита, использовалась не только для изготовления орудий труда, но и в качестве строительного материала: из неё сооружали каркасы землянок. Сало моржей и тюленей, горевшее в лампах, выдолбленных из камня или вылепленных из глины, согревало и освещало хижины.

Уэлленцы изобрели способ добычи тюленя зимой через отверстия во льду с помощью поворотного гарпуна; теперь охота на морского зверя летом велась и в открытом море. Были изобретены искусно сконструированные кожаные лодки — каяк и уммиак. Уммиак имеет вид большой открытой лодки, приспособленной для многих людей. Каяк приспособлен для одного охотника и плотно затягивается сверху, так что, даже и перевернувшись вниз головой, охотник может без вреда для себя снова принять прежнее положение без риска залить водой внутреннее пространство лодки.

Морской промысел, связанный с определенными, наиболее удобными для него пунктами, привел к еще более прочной и постоянной оседлости. В местах, богатых морским зверем и водной дичью, на выдавшихся в море мысах, по островам и бухтам, обильным наносным деревом-плавником, густо разместились многочисленные поселки берингоморцев, от которых уцелели вырытые в земле основания жилищ и обвалившиеся ямы для запасов мяса.

Внутри полуподземных жилищ их хозяева проводили долгую полярную ночь. Женщины при скудном свете ламп-жирников готовили пищу и шили одежду. Мужчины в свободное от охоты время выделывали различные вещи, чинили охотничье вооружение и утварь.

С утомительно длинной полярной ночью в значительной мере связано и поразительное обилие художественных изделий берингоморского времени, в которых находила свое выражение живая, творческая фантазия и жажда деятельности сильных, ловких и находчивых охотников Арктики. В этих изделиях отражались и свойственные этим людям упорство, настойчивость в достижении цели, потому что вырезать скульптуру животного или тонкий орнамент на твердом куске моржевого клыка или бивня мамонта простым каменным острием было нелегко: для этого требовалось много времени и терпения.

Древние берингоморцы весь свой многовековой технический опыт обработки кости, все свое уменье вложили в свою художественную резьбу. Они создали совершенно своеобразный, неповторимый орнаментальный стиль, разработали удивительный криволинейный орнамент, который щедро покрывает даже самые обыкновенные вещи, прежде всего наконечники гарпунов. Узор берингоморского времени состоял из глубоко врезанных плавных кривых линий, окаймленных пунктиром из выпуклых овалов или кружков, часто концентрических, с точкой внутри. Орнамент всегда тесно связан с формой вещи и подчинен ее очертаниям, но древний мастер с полной свободой размещал детали рисунка на объемном теле предмета. Он с большим декоративным чувством стилизовал изображения человеческих лиц-масок, животных. Особенно необычное впечатление производят по контрасту вполне реалистические фигуры животных, например белого медведя, сплошь покрытые абстрактным криволинейным узором.

^{Копьеметалка с узором}

Оригинальное искусство берингоморцев настолько сложно и по-своему совершенно, что некоторые исследователи пришли к мысли о его иноземном происхождении, о том, что оно зародилось далеко на юге, в Полинезии, у маори, или даже в Китае эпохи Чжоу.

Однако есть и другая, более вероятная возможность объяснения этой загадки. Такой же криволинейный узор издавна, ещё во II–III тысячелетнии до нашей эры, развивался у неолитических племён Приамурья и соседних с ним морских островов Восточной Азии. Оттуда он мог в глубокой древности распространиться на север, в страну эскимосов, где имелась вполне, подготовленная для него уэлленцами почва.

Ещё интереснее, что овалы и кружки с точкой внутри, столь характерные для берингоморской орнаментики, в той же степени типичны для искусства индейцев северо-западной Америки, т. е. прежней Русской Америки XVIII века. У хайда, чимшиан и члинкатов известен именно такой «глазной» орнамент, в котором ритмически повторяется один и тот же мотив стилизованного глаза. Упрощённым соответственно техническим трудностям скульптурной резьбы по кости изображением «глаз» и следует, повидимому, считать овалы и кружки на изделиях берингомоского времени.

Так же, как у северо-западных индейцев, глазной орнамент должен был здесь иметь определённый внутренний смысл. «Глаза», изображенные на гарпуне или другом предмете, одушевляли его, придавали ему в глазах древнего охотника жизнь и, следовательно, особую силу, а заодно делали и самого охотника владельцем этой могущественной и таинственной силы, которую он мог применить в своих интересах и целях. Гарпун с таким узором был уже не просто мертвым предметом, а живым, разумным существом, действующим активно и по собственной воле.