Карасев и Спеваков, переглянувшись, побежали туда.

Я, было, дернулся, но Игорь остановил меня жестом.

— Ты забыл, где сказал быть нам комбат? Еще насмотришься.

Мой инструктор достал из пачки очередную сигарету и закурил, нервно затягиваясь.

Нарушать приказ комбата не хотелось. Я вспомнил вчерашний тяжеленный бронежилет, что вернул старшине сегодня утром по его просьбе. Такой урок запоминается надолго.

Солнце поднялось уже довольно высоко. Снова наступила жара, к которой, как мне казалось, я никогда не привыкну, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь звуками работающих двигателей. Со стороны Баграмской базы послышался «градовский» залп. В «зеленке», далеко за каналом взметнулись разрывы снарядов.

В метрах пятистах-шестистах от нас, возле одной из БМП что-то сверкнуло. Ветер донес звук разрыва гранаты. Снова началась стрельба.

— Игорь, пойдем, узнаем, что происходит. Не нравится мне это.

На выходе из заставы мимо нас в сторону виноградника, откуда донесся гранатометный выстрел, и звук разрыва гранаты проехала БМП со знакомым номером на броне. Это на этой машине я сюда ехал с сержантом Орловым, пока не решил пройтись пешком. Надо будет узнать: все ли у него нормально.

На месте, где мы пару часов назад делились своими впечатлениями со Спеваковым и Карасевым развернули перевязочный пункт. В тени кустов, что росли у примыкающего к стене заставы, лежали раненые. Возле одного из них, похоже, офицера, сгрудилось несколько человек. Поодаль стоял доктор, наш общий знакомый, с которым мы вчера утром познакомились, а днем, прикрывая друг друга автоматным огнем, короткими перебежками добирались до комбата.

Обрывкам бинта он пытался стереть со своих рук кровь.

— Здравствуй, земляк. Дай закурить. Только сам прикури. Видишь, какие у меня руки.

Я вставил ему в губы прикуренную сигарету. От былой веселости доктора не осталось и следа. Глаза выдавали внутренние переживания и усталость.

— Как дела, доктор? Много работы? — Я тоже решил закурить.

— Работы хватает, а вообще все хреново. Видишь? — Доктор мотнул головой в сторону раненых. — Готовим к отправке в госпиталь на броне…

Кто-то из обступивших раненого офицера позвал доктора. Подошел и я поближе.

Выплюнув сигарету, доктор припал ухом к чуть шевелящимся губам раненного, периодически стирая с них бинтом выступающую алую пузырящуюся пену.

Через несколько минут доктор снова подошел ко мне.

— Дай еще сигарету.

— Как он? — спросил я, выполняя просьбу.

— Пить просит. Вообще-то нельзя, но ему уже все можно…. - доктор зло сплюнул.

— Как так? — Опешил я.

— У него посреди груди входное отверстие и на спине дыра с две ладони размером…. Все бесполезно, максимум минут двадцать ему осталось жить. Есть у нас в медицине самое горькое понятие: «травма не совместимая с жизнью». Представляешь, а он постоянно просит пить и спрашивает, будет ли жить…. — Доктор судорожно затянулся. — Чертовы духи!

На большой скорости подъехала БМП, тянущая на буксире еще одну, без гусеницы. Из водительского люка выскочил один из Дроздовских командиров взводов.

— Скорее сюда! Там Серега, он еще жив! — взводный судорожно пытался открыть створку десантного люка, не замечая, что из левого предплечья у него хлыщет кровь.

Я обомлел. Моя БМП! Что с Серегой?

Нету больше сержанта Сергея Орлова, и больше никогда не будет. Из обрывочных рассказов очевидцев, я понял, что то, что я видел со стены крепости заставы, был моментом, когда подкравшиеся «духи» выпустили гранату с РПГ (ручной переносной гранатомёт), которой перебило гусеницу. А следующей гранатой заклинило башню.

На выручку бросился командир взвода на БМП, где был Сергей Орлов. Им удалось взять на буксир подбитую машину, но, отъехав метров тридцать, они попали под огонь ещё одного «духовского» гранатометчика.

Водитель погиб на месте. Его место занял взводный. Сергей Орлов вел огонь до тех пор, пока очередная кумулятивная граната не попала прямо в башню….

Ближе к вечеру, трясясь в десантном отсеке БМП, пока мы не выбрались из зеленки, у меня перед глазами все стоял сержант Сергей Орлов с чайником и паяльной лампой в руках, а в ушах звучали его слова: «Угощайтесь! В горах еще не раз будете вспоминать мой чай и это изобилие воды…».

В столовой летного и технического состава, в гордом одиночестве восседал полковник Щеглов, заместитель командира корабля по авиации.

Сергей Михайлович был явно не в духе. Отсутствие группы руководства полетов на завтраке его настораживало. Это отсутствие могло означать все что угодно. В диапазоне от простого «зарывания в тряпки», когда народ, игнорируя завтрак, будет спать до самого предполетного медицинского осмотра из-за того, что просто устали, и до обнаружения факта, что его подчиненные, пользуясь стояночным днем вчера «расслаблялись» до глубокой ночи и ему снова придется драть «особо отличившихся».

Поэтому на наше со Славой пожелание доброго утра и приятного аппетита он хмуро бросил:

— Взаимно. — И добавил — Есть информация, что никуда сегодня не пойдем, и вертолетную смену перенесут на завтра. Но это еще не точно. Поэтому никому не расслабляться. Слушайте команды по трансляции.

— Михалыч, у нас такого и в мыслях нет, хотя, честно говоря, не плохо бы еще сутки на якоре постоять….

— Хорошего понемногу. Передайте всем нашим, кого недосчитаюсь на принятии решения, если полеты состоятся, или на обеде, если их отобьют, то тот отгребет по полной схеме…

Завтрак приятно удивил большим куском ветчины вместо поднадоевшей копченой колбасы и пышным, почти домашним омлетом.

В прекрасном расположении духа решил по пути в каюту заскочить в мед блок. Мне казалось, что у меня появилось лишних пару килограмм. Взвеситься почему-то никак не получалось — весы показывали что-то непонятное — то целых девяносто два килограмма, то девяносто. Это уже на целых семь килограмм больше моего обычного веса.

В недоумении я сошел с весов и услышал за спиной смех.

Оказалось, что это подполковник Оберемок подкрался тихонько сзади и, надавив своей ногой на площадку весов, добавил мне лишних пять с половиной килограмм.

— Алексеевич, ну, ты даешь! Я уже было расстраиваться начал!

Поздоровались. Поделились последними корабельными новостями. Виктор Алексеевич на прошлой неделе удивил меня изрядно, когда в каюте полковника Бубеева мы пили чай и заговорили на тему Афганистана. Я знал, что Виктор в свое время служил «за речкой», а где и как он не говорил. За десять лет знакомства мы редко касались этой темы. Я по просьбе Юрия Аркадьевича что-то рассказывал о своей работе в 345 полку, и вдруг увидел, что Алексеевич встал, застегнулся на все пуговицы и по уставу представился: «Товарищ подполковник! Разрешите представиться: младший лейтенант Оберемок. Артиллерийский дивизион. Анава…».

Насколько тесен мир! Кто бы мог подумать, что такое возможно на авианосце, за тысячи миль от родных берегов.

В каюте ожидал очередной сюрприз: мой сосед за брюхо подцепил пару исландских селедок, довольно больших и жирных. Как он ни старался, ничего больше не ловилось, а так как Слава мечтал поймать исландскую селедку и самолично ее засолить еще с того момента, когда стало известно, куда мы пойдем на боевую службу, то он запасся всевозможными специями, и теперь, мурлыча какую-то песню, колдовал над пойманной рыбой.

— Станиславович, дорогой, я все-таки ее поймал!

Лицо Вячеслава излучало полную удовлетворенность. Как же не порадоваться чужой радости. Ведь это так приятно, наблюдать за человеком, у которого сбылась хоть и не большая, пусть даже немного детская мечта!

Рецепт приготовления он держал в секрете и, забегая вперед, скажу, что вкуснее селедки в жизни я еще не ел.