В Англии на Фробишера возлагали много надежд. Отрезвление пришло не сразу. Тщательные проверки показали, что в «золотой руде» золота не содержится. Да и «Азиатский материк» скорее походил на остров. У скептиков хватало поводов для сомнений. Может быть, и Фробишеров «проход» вовсе не проход? Неудача обескуражила только маловеров. Если северо-западный путь в Китай не найден, то будет найден!

Бруно приехал в Англию, когда уже улеглась лихорадка, вызванная Фробишером, и отшумели восторги, расточаемые по адресу Дрейка. Но тем громче раздавались другие голоса. Разве золотая руда – единственный залог богатства? Надо осваивать новые земли, торговать мехами, развивать рыболовство – начинать колонизацию необъятных просторов Северной Америки!

Эти призывы не миновали ушей Мовиссьера. После экспедиций Жака Картье Канада и прилегающие острова были объявлены французскими владениями. Попытка Хемфри Гилберта оставить колонистов на Ньюфаундленде, хотя и безуспешная, встревожила Париж. Генрих III выразил протест. Почему в его землях хозяйничают незваные пришельцы? В его землях? Да английские капитаны побывали здесь задолго до французов!

Среди людей, с которыми встречался Бруно, не один Мовиссьер интересовался Новым Светом. Это была излюбленная тема разговоров Филиппа Сиднея. В свое время он помогал финансировать Фробишера. Америка в глазах Сиднея была не столько золотым дном, сколько ареной для рыцарских подвигов. Он приветствовал нападения на испанские колонии.

Флорио тоже не остался в стороне от этих увлечений. Еще в Оксфорде, когда Хаклюйт решил издавать серию знаменитых путешествий, Флорио перевел для него рассказ о плавании Картье. Не ограничившись ролью переводчика, он написал введение, где доказывал, что англичане по праву первооткрывателей должны заселять североамериканские территории. Созданные там колонии наверняка помогут отыскать и путь в Азию. Сидней одобрил начинание Хаклюйта и работу Флорио.

Почти с такой же горячностью, как в портовых кабаках, о Новом Свете спорили в аристократических гостиных, в книжных лавках, в посольствах. Какие еще земли найдут отважные капитаны? В апреле 1584 года в Северную Америку ушли корабли, снаряженные Уолтером Роли, фаворитом королевы.

Бруно прислушивался к сообщениям о Новом Свете. Но энтузиазма по поводу успехов колонизации он не проявлял. Велико ли благо, если хитроумные англичане или иные алчные авантюристы обоснуются на неведомых прежде землях? Только пороками одного народа наделят и остальные!

Открытие Америки поставило перед учением церкви серьезные затруднения. Как смотреть на туземцев? Происходят ли они тоже от Адама? Тогда как могли они оказаться по ту сторону океана? Или они только внешне похожи на людей, а на самом деле не составляют части рода человеческого, чьи грехи были искуплены жертвой Христа?

У туземцев, по слухам, обнаружены летописи, рассказывающие о событиях, которые происходили задолго до того дня, когда господь, как высчитали церковники, создал весь этот мир. Да ведь такая хронология наносит авторитету библии еще один сокрушительный удар!

К подобным вестям из Нового Света Ноланец был далеко не безразличен.

Выход из печати «Пира на пепле» вызвал целую бурю. Брань и оскорбления сыпались со всех сторон. Возмущались все недруги Коперниковой теории, мракобесы и ретрограды, служители церкви и приверженцы Аристотеля. Какой-то заезжий философ позволяет себе опровергать взгляды, которых держались поколения ученых! К хору негодующих голосов присоединились и те, кто не очень-то интересовался астрономией. Враги хорошо понимали, как проще всего окружить Бруно стеною ненависти: его саркастические замечания о грубости лондонцев надо представить как развязную хулу на все английское общество. Сделать это было не особенно трудно. В «Пире на пепле» доставалось не одним Нундинию и Торквато. Вспоминая оксфордский диспут, Джордано писал: «Таковы плоды Англии: ищите сколько хотите, вы найдете здесь только докторов грамматики в наше время, когда в этом счастливом отечестве царствует созвездие упрямейшего педантического невежества и самомнения, смешанного с деревенской невоспитанностью, которые заставили бы отступить и многотерпеливого Иова».

Он, не стесняясь, высказывал суждения, метившие очень высоко. Вокруг трона крутились фавориты и временщики. Королева по собственной прихоти возвышала проходимцев и авантюристов. Да, Бруно чрезмерно, в духе времени, восхвалял Елизавету, но много ли оставалось от напыщенных фраз, когда в этой же книге были и такие слова: «Обыкновенно не возвышают достойных и добродетельных людей, ибо государю кажется, что эти люди не будут иметь повода так благодарить его, как получивший возвышение низкий человек или плут, принадлежащий к подонкам общества. Кроме того, благоразумно дают понять, что счастье, слепому величию которого мы столь обязаны, выше, чем добродетель. Если иной раз возвышают благородного или почтенного человека, то не часто позволяют ему удержаться на посту. Ему предпочитают менее достойного, для того чтобы доказать, насколько власть выше заслуг и что заслуги ценятся только тогда, когда они дозволены и допущены властью».

Благо бы он потешался лишь над лондонской толпой или над оксфордскими педантами, но он и дворян выставляет в весьма неприглядном свете! Возмущались не одни англичане, даже среди земляков появились у Бруно враги: Сассетти и Убальдини, эти «две поддельные флорентийские реликвии», мечтали отомстить за насмешку. Люди, которых так или иначе задела его книга, подняли невероятный шум. Ноланец клевещет на Англию! Болезненно самолюбивый и обидчивый Фулк Гривелл не простил Бруно «Пира на пепле».

На голову Бруно обрушился поток оскорблений. Воистину нужно обладать героическим духом, чтобы выстоять против этой бури, не опустить рук, не впасть в отчаяние. Враги, не брезгуя средствами, принялись травить Ноланца.

Ему нельзя было выходить на улицу. Отсиживаясь в посольстве, тихонько переждать, пока уляжется буря? Воспользоваться вынужденным уединением, чтобы набраться благоразумия? Плохо же они знают Ноланца! Он изменил бы себе, если бы сложил оружие. Бруно готовил к печати «О причине, начале и едином». Рукопись была почти завершена, когда разразился скандал из-за «Пира на пепле». Мовиссьер еще раз показал себя с наилучшей стороны. Он делал все, чтобы защитить Бруно. И Джордано не без оснований сравнивал его со спасительным утесом, о который разбиваются волны бушующей стихии. Книгу «О причине, начале и едином» – самое дорогое, что было у Бруно, самое, по его убеждению, драгоценное для будущего мира – он, как и «Пир на пепле», с чувством искренней благодарности посвятил Мовиссьеру. К четырем написанным диалогам Джордано решил добавить еще один – ответ недоброжелателям и клеветникам.

Совы не терпят солнца, узники, привыкшие к тюремному мраку, выйдя на яркий свет, прикрывают глаза, люди, изощренные в вульгарной философии, не выносят блеска новых учений! Так разве в этом вина Ноланца? Вокруг вопят, что он клеветник и оскорбитель. А ведь он только отвечает ударом на удар. Слишком решительно? Пусть другим неповадно будет впредь делать философию предметом насмешек, Даже резкие слова высказаны им не ради мести, а ради врачевания. Он хочет, чтобы люди разглядели собственные пороки, а ему кричат в ответ: он, мол, не смеет вмешиваться в дела чужой страны. Как будто лекаря-иностранца, если он пытается употреблять целительные средства, неизвестные местным эскулапам, следует тут же прибить! Даже если его не признают за врача, от этого больные не станут здоровыми.

При всей своей вспыльчивости он не стал бы писать «Пир на пепле» из чувства оскорбленного самолюбия. Как будто в нем дело! Унизить пытались науку, любимую им мать философию! Сейчас всякий праздный краснобай, преисполнившись важности из-за выставленных напоказ книжек или длиннющей бороды, причисляет себя к философам. В глазах народа слово «философ» стало означать «плут», «тунеядец», «шарлатан», «скоморох». По вине таких самозванцев философия и терпит ущерб.