В день бракосочетания Петра III он выехал в карете, в которой везде были вставлены зеркальные стекла, даже на колесах. Кафтан его был шитый серебром, на спине его было вышито дерево, сучья и листья которого расходились по рукавам.
У Нарышкина был очень хороший домашний театр. 8 декабря 1774 года императрица Екатерина II присутствовала у него на спектакле. Давали оперу «Альцеста», соч. Сумарокова. Всех посетителей на этом спектакле было до двухсот человек. До представления оперы играл хор роговой музыки, изобретателем которого он считался. После оперы дан был балет – «Диана и Эндимион». Последний был поставлен более чем великолепно; на сцене бегали олени и собаки, являлись боги и богини.
ГЛАВА XI
Два брата Нарышкиных: Семен и Алексей. – Два царедворца: Александр и Лев Нарышкины. – Дочери Нарышкина. – Граф Северин Потоцкий. – Марья Антоновна Нарышкина. – Анекдоты о Нарышкине. – Мать Нарышкиных. – Графиня Н. К. Соллогуб. – Обер-церемониймейстер И. А. Нарышкин. – Смерть его сына на дуэли. – Толстой, прозванный «Американцем», характеристика его. – Анекдоты и рассказы о нем современников. – Рассказы Новосильцевой о Толстом. – Ек. Ив. Нарышкина. – Исторические сведения о роде Нарышкиных. – Рассказы Кокса. – Граф Л. К. Разумовского. – Графиня Разумовская. – Ее примерная скорбь по мужу. – Страсть к нарядам. – Празднества в Петровском во время Александра I. – Судьба этого имения в последующие годы.
Известны в роду Нарышкиных два брата – Семен и Алексей Васильевичи, сыновья генерал-поручика В. В. Нарышкина; оба брата по летам были сверстники императрицы Екатерины II, образование получили по своему времени отличное и принадлежали к той фаланге молодых людей, которые вслед за Херасковым выступили на поприще юной тогдашней журналистики – оба брата писали стихотворения. Младший из них, Алексей, состоял в 1767 году генерал-адъютантом майорского чина по Инженерному корпусу при графе Г. Г. Орлове и в этой должности сопутствовал ему, когда Орлов сопровождал Екатерину в знаменитом ее путешествии по Волге, во время которого переведен был императрицею и ее свитою Мармонтелев «Велисарий», главы 7-я и 8-я которого переведены А. В. Нарышкиным.
В 1787 году он был избран в действительные члены Императорской Российской Академии. Из других потомков этой фамилии первыми сановниками и приближенными к императрице Екатерине II идут блистательные придворные века этой царицы – Лев Александрович и остроумный сын его, Александр Львович. Судя по запискам графа Сегюра и принца де Линя, неистощимая и непринужденная веселость Льва Нарышкина вошла тогда в поговорку, и, где только требовались развлечения, где только собиралось веселое общество – он был необходимым лицом; при дворе Петра III и императрицы Екатерины II брали Нарышкина во все дальние прогулки, во все путешествия.
Во время торжественных выездов, имея звание обер-шталмейстера, он всегда сидел в императорской карете. Чтобы забавлять императрицу, он, как говорят иностранцы, брал уроки у французского актера Рено. В шуточном описании путешествий императрицы по каналам и в Москву Нарышкин обвиняется иностранными посланниками в колдовстве, привлекается к допросу, и здесь является самая забавная и живая характеристика этого вельможи.
Отношения к Нарышкину Екатерины были самые дружественные: она часто ездила к нему в гости, он же составлял ее вечернюю партию. По характеристике его, сделанной современниками, видно, что, при своем балагурстве, он не мог похвалиться обширными познаниями, над чем Екатерина в веселые минуты любила посмеяться, называя его «невеждой по ремеслу». Особенно забавляли императрицу политические суждения Нарышкина.
Раз она пишет к Гримму:
«Вы непременно должны знать, что я до страсти люблю заставлять обер-шталмейстера говорить о политике, и нет для меня большего удовольствия, как давать ему устраивать по-своему Европу».
В сочиненной Екатериной шуточной поэме «Леониана» в начале рассказывается детство и воспитание Льва Нарышкина, а затем его путешествие сухим путем и морем с разными комическими приключениями и эпизодами, приведшими его в руки алжирских корсаров, откуда жена выкупает его за большую сумму.
Такие шуточные пародии в форме путешествий, во вкусе известий, распространявшихся об императрице и России иностранными газетчиками, были в большой моде тогда при дворе. Эти шутки и аллегории, видимо, очень нравились императрице, и их в ее переписке с Гриммом встречается несколько по разным поводам.
Так, одна такая пародия, написанная Сегюром, изображает приезд в Москву и происшедший там будто бы заговор и бунт, в котором участвуют не только высшие сословия, но и сам митрополит Московский. Окруженная опасностями, государыня спасается из одного дворца в другой и, наконец, в загородные дворцы: Коломенское, Царицыно, и везде искусно и ловко ускользает в минуту опасности.
Обратное путешествие в Петербург, где также готовится восстание, исполнено затруднений всякого рода: общество терпит нужду в припасах, которых никто не дает, причем приведено имя тверского помещика Полторацкого во французском переводе: «Un et demi» («Один с половиной»).
На конец путешественников ожидают опасности на водяном пути, кишащем разбойниками, и проч. Министрам и посланникам отведена при этом каждому своя роль, и шутка продолжается еще и на петергофском празднике.
Более пятидесяти лет Нарышкины состоят при государыне: один служит обер-шталмейстером, другой – обер-мундшенком; у последнего государыня в бытность цесаревной присутствует на свадьбе в Москве и из своего дворца, бывшего в конце Немецкой слободы, в октябре месяце, в мороз и гололедицу делает чуть ли не семь верст до дома Нарышкина.
Свадьба Нарышкина происходила в Казанской церкви, близ Иверских ворот. Екатерина описывает и весь церемониал этой свадьбы. «После ужина, – говорит она, – в передспальной комнате было сделано несколько туров парадных танцев и затем нам сказали с мужем, чтобы мы вели молодых в их покои. Для этого надобно было миновать множество коридоров, довольно холодных, взбираться по лестницам, тоже не совсем теплым, потом проходить длинными галереями, которые были выстроены на скорую руку из сырых досок и где со всех сторон капала вода».
Под конец своей жизни в одном из писем к Гримму императрица припоминает всех своих живых сверстников, в числе которых упоминает и двух Нарышкиных. Грустные ноты звучат в воспоминаниях царицы.
«В четверг, 9 февраля 1794 года, – говорит она, – исполнилось 50 лет с тех пор, как я с матушкой приехала в Москву; из этих прошедших лет я милостию Божиею царствую тридцать два года. Во-вторых, вчера были при дворе разом три свадьбы. Вы понимаете, что это уже третье или четвертое поколение после тех, кого я тогда застала, и я думаю, что здесь, в Петербурге, едва ли найдется десять человек, которые помнили бы мой приезд. Во-первых, Бецкий – слепой дряхлый старик, он сильно заговаривается и спрашивает у молодых людей, знавали ли они Петра I; потом графиня Матюшкина, 78 лет, вчера танцевавшая на свадьбе; потом обер-шенк Нарышкин, тогда камер-юнкер и его жена; затем брат его, обер-шталмейстер; но он не сознается в этом, чтобы не казаться слишком старым, и т. д.».
Государыня щедро изливала на него добро и дружбу и при женитьбе его в 1759 году, на свой счет омеблировала дом, где он должен был поселиться. По вступлении Екатерины на престол, он получил звание обер-шталмейстера, в котором и пребывал до самой своей смерти.
По врожденной веселости характера и особенной остроте ума он присвоил себе право всегда шутить, не стесняясь в своих речах. Во все царствование Екатерины он пользовался большою благосклонностью императрицы.
Впрочем, в своих записках часто она о нем отзывается не с большим уважением, то называет его «арлекином», то «слабым головой и бесхарактерным» или «человеком незначительным», но зато государыня восхищается его комическим талантом, который доставляет ей большое удовольствие, – в нем она находит некоторый ум: «Он слышал обо всем, – говорит она, – и все как-то особенно ложилось в его голове».
