Кох еще плохо соображал, что произошло.

— Почему же?.. — пробормотал он растерянно.

— Потому, что в музей ваше оружие сдадим.

— В какой-такой музей? И что это вы меня Зайцем зовете? Путаете с кем-то?!

В этот момент в деревне раздался взрыв. Кох словно что-то понял. Он рванулся в сторону, но крепкие руки схватили его.

— Товарищи! Что же это происходит?! Ошибка здесь!..

Из-за кустов вышли трое в форме гестаповцев.

— Узнаете, господин Кох?

— Так это же я… Я и хотел предупредить командира… Я вам помогал… Правда?!

— Вот твоей рукой написаны имена коммунистов, партизан. Эту бумагу ты передал в гестапо Ламмердингу…

Коха привели в центр деревни.

Здесь уже собрались местные жители. Кох упал на колени, ползал перед толпой, целовал сапоги, обмотки, подолы…

— Пощадите, люди добрые! Во имя Христа!..

— От тебя и бог отвернулся, гадина, — отвечали ему крестьяне.

Был оглашен приказ, в котором перечислялись злодеяния Коха — доносчика и шпиона.

На Коха накинули петлю…

Партизанам пришлось покинуть прежнюю базу.

Мы расположились на новом месте и на время прекратили всякую деятельность. Надо было выждать, посмотреть, что предпримут фашисты, узнав, что их агент мертв. Чтобы не пострадали жители деревни, где был казнен Кох, им предложили уйти с партизанами.

— Пущай пустым избам мстят! — одобрил один старик. — А мы еще повоюем!

С командирами групп и отрядов мы обдумывали события последних дней — появление полковника Марчковского, разоблачение Коха.

Соколов поделился своими сомнениями:

— Товарищ комбриг, а не хитрость ли это? Смотрите, как все ловко у гитлеровцев получилось: мы разделались с человеком, который активно помогал фон Готтбергу. Ведь Кох был человеком группенфюрера. Разве нельзя предположить, что Марчковский по заданию штандартенфюрера Ламмердинга пришел к нам, выдал Коха, чтобы ему поверили. Кох для них — агент с «подмоченной репутацией».

— Я об этом думал. Так или иначе, мы должны были разделаться с предателем. А вот насчет Марчковского… Время покажет.

Нас еще раз запросили, получены ли какие-либо сведения относительно того, как можно получить доступ к оперативным планам фронта. Я сообщил, что дам ответ через неделю.

Мы уже долгое время отыскивали подход к этим планам. Но это было исключительно сложно. Надежный вариант разведывательной операции пока никак не складывался. Еще и еще я советовался с нашими разведчиками, но приемлемого решения не было. А время шло. Был дорог каждый день.

Мы с волнением ожидали карательной операции гитлеровцев, которые, по нашим расчетам, должны были попытаться уничтожить партизан в районе, обозначенном на карте Ламмердинга.

Если гитлеровцы действительно убеждены, что мы располагаемся в красном квадрате, то они в ближайшие дни предпримут решительные акции.

И точно. Наша разведка стала доставлять сведения, что фашисты стягивают в район Глубокого крупные силы специальных карательных подразделений.

Вскоре на нашу бывшую базу обрушился страшный артиллерийский огонь. Целый день самолеты противника забрасывали этот участок леса бомбами. Лес потонул в густых тучах черного дыма.

Штандартенфюрер СС Ламмердинг по открытому каналу послал в Берлин сообщение, в котором говорилось, что «Неуловимые» уничтожены окончательно, квадрат А-7 свободен от партизан…

Это сообщение в тот же день лопало и к нам.

— Вот вам доказательство честности Грома! Или у кого-то есть еще сомнения? — сказал один из наших товарищей.

— Сомнений больше нет, — раздались голоса.

В самом деле, вроде бы все подозрения рассеялись. Но, зная хитрость и коварство фашистов, я предпочел все же быть предельно осторожным… И в то же время перспектива воспользоваться услугами Марчковского была слишком заманчивой… В конце концов можно попытаться, приняв все меры предосторожности! Кроме того, я запросил о нем Центр. Данные, которые имелись, не давали повода заподозрить Марчковского в неискренности. Во всяком случае, было известно, что он имел связь с варшавским подпольем, кое в чем помогал подпольщикам, никаких подозрений доселе не вызывал.

Я приказал готовить встречу с Громом.

На эту встречу, которую назначили в одной из контролируемых нами деревень, Гром явился все в той же шинели, под которой был мундир польского полковника.

— Не решились сменить мундир? — поинтересовался я.

— Вы мне можете предложить что-нибудь получше?

— Было бы желание…

— Если бы я надел мундир советского офицера или офицера польской армии, которая сформирована в вашей стране, я был бы горд и счастлив. Но разве можно отказываться от моего старого мундира, когда фашисты мне верят! Я знаю, что принесу больше пользы в этом качестве. Жду от вас настоящего задания. Мы ведь так договорились. Правда?..

— Если вы решили твердо, этот мундир вам еще пригодится…

Марчковский вопросительно смотрел на меня.

— Вы имеете доступ к командованию фронта?

Марчковский ответил не сразу.

— Я постарался зарекомендовать себя… И пользуюсь доверием… О чем конкретно идет речь?

— Нас интересуют оперативные планы фашистов на этом фронте. Вам известно, например, каким путем доставляются оперативные планы из ставки непосредственно в штабы?

— Самолетом. Это быстро и сравнительно безопасно. Специальные службы абвера заранее разрабатывают маршрут, который кажется наиболее приемлемым. Затем выбирают шесть офицеров абвера: наиболее тренированных во всех отношениях людей. Каждому доверяют кожаный портфель с планами и последними указаниями штабам армий. Но дело все в том, что каждый получает не полный план, а план без некоторых существенных деталей. Только все шесть частей плана вместе могут дать полное представление о нем. Здесь речь идет о страховке, все предусматривается до мельчайших подробностей. Офицеры, как правило, друг друга не знают и впервые встречаются за несколько минут до вылета самолета. Разумеется, все детали предстоящей операции хранятся в строжайшей тайне. Агенты следят за исполнителями и друг за другом. Никому не известно, с какого аэродрома вылетит в этот раз Ю-52.

— Кто-то ведь знает!

— Высшие чины гестапо и абвера.

— Ну а выяснить, где живут эти офицеры, которым доверены портфели, как-нибудь можно? Попытаться найти к ним пути?

— Не зияю. Об этом как-то не задумывался…

— Есть ли какая-нибудь возможность проникнуть к одному или даже к нескольким из них? Ведь и по отдельным частям планов можно в какой-то степени восстановить полную картину…

— Лучше, конечно, иметь все планы.

— Это само собой разумеется.

— Ведь это все в Берлине… Но я сделаю все возможное… Попытаюсь… Пока не знаю как. Но неприступных крепостей нет. Не так ли?

Марчковский улыбнулся и неожиданно добавил:

— К тому же вы даете мне задание весьма вовремя: готовится поездка в Берлин группы высших офицеров. Я попробую сделать так, чтобы меня включили в группу как консультанта. А дальше… Мне надо подумать. Иногда сами конкретные обстоятельства подсказывают, как надо действовать. Может быть, они подскажут что-либо и на сей раз.

— Хорошо, время у вас есть. Только хочу посоветовать одно: будьте более чем осторожны. Ищите самые надежные пути.

— Я сделаю все возможное. Но ведь мне понадобится связь…

— Это понятно. Наши товарищи найдут вас.

— А если мне срочно потребуется помощь?

— Подадите сигнал. Правда, для этого хорошо бы заранее знать, где вы остановитесь в Берлине, если поездка состоится.

— Это я вам могу сообщить сейчас. Я всегда останавливаюсь на Фридрихштрассе, в гостинице «Савой» — в специальных номерах для командного состава.

— Ну, вот видите, все очень просто. Прошу вас, когда вы остановитесь там и вам нужно будет найти связного, днем от часа до двух зашторьте окно в своем номере. Где вам удобнее встретиться с ним?

— Мм… Я думаю, в кафе «Линден». Это там же, на Фридрихштрассе.

— Хорошо. В два тридцать, после того как подадите знак, будьте в кафе «Линден». К вам подойдут. Если назовут Громом, поймете, что это связной.