Роджер сосредоточенно-яростно продолжал читать, и, постояв немного, Дональд Фишер ушел. По счастью, в купе не оказалось ни одного свободного места. Роджер был спасен и находился в безопасности, однако жажда заставила его часа через два покинуть свое убежище и направиться в вагон-ресторан. Посетителей в ресторане было немного; Роджер взял кружку пива и уселся за свободный столик. Украдкой поглядев по сторонам, он нигде не обнаружил Фишера, но, по-видимому, тот прятался в одном из вагонов за раскрытой газетой, когда Роджер проходил мимо, потому что минуты через две уже оказался возле стойки, откуда, с кружкой в руке, направился прямо к Роджеру, улыбаясь с фальшивым bonhomie[57]. Роджер огляделся по сторонам — нельзя ли сбежать, — но за другими столиками уже кто-то сидел, да и невозможно было незаметно, молчком переменить место. А, не все ли равно в конце-то концов, ехать осталось недолго. Они уже оставили позади тинистое устье Ди, и на горизонте показались горы.
Фишер мгновенно начал источать наигранную слащавую приветливость. Он явно хотел с места в карьер отмести всякую скрытую враждебность по отношению к нему, как к сикофанту человека, чья жена сбежала от него к Роджеру.
— Значит, обратно — в край первобытных сырых лесов, — сказал он, с отвращением поглядывая на бегущий за окнами сельский пейзаж. — Мне, слава тебе господи, удалось на три дня вырваться в город, так что на некоторое время мой рассудок спасен. Вчера вечером особенно хорошо повеселились. Американский атташе давал прием в честь Дитгофа Бэквокса (или что-то в этом роде). Вы, конечно, слышали про «Пейлфейс ревью»? Так вот, Бэквокс не только возглавляет этот журнал, но, кроме того, занимает крупный пост в издательстве Брэндингайронского университета. Вы, вероятно, знаете, что «Пейлфейс» — одно из субсидируемых Брэндингайронским университетом изданий?
— Нет, представьте, не знаю.
— Да ну! Словом, это так. Поразительно, какими они располагают средствами! Говорят, что Бэквокс получает баснословное жалованье! А ведь он у них там лет пять-шесть не больше, можете себе представить! До этого он работал в Мюнхене, ведал литературным отделом в журнале «Кунст».
Алчные искорки вспыхивали в глазах Дональда Фишера. Его блестящий голый череп — низменное подобие величественного куполообразного черепа Гито — нервически вертелся из стороны в сторону.
— Там были все, — сказал он. — В общем-то ни для кого не секрет, что Бэквоксу нужен был парад-алле. Мне кажется, он подыскивает себе людей.
Роджер начинал понимать. Фишер снова лизал кому-то зад. Ему хотелось добиться того, чего добился этот Бэквокс, — пробраться туда, где деньги и синекуры, и укрепить свое положение среди «лучших людей», подразумевая под этим не обедневшую аристократию, а богатых предпринимателей.
— Такая работа устраивает меня во всех отношениях, — продолжал Фишер. — Помогать изданию «Пейл-фейс» с расчетом пристроиться в Брэндингайронском издательстве. Выпускать книги куда интереснее, чем преподавать, а если к тому же издательство академическое, где вы гарантированы от потерь, так это же просто самое беспечальное житье.
— Значит, вы отправились на этот прием и попросились к нему на работу? — сказал Роджер.
Дональд Фишер усмехнулся.
— Ну, не так уж прямо в лоб. Я не спешу. Там было два-три человека, не буду называть имен, которые, как мне кажется, слишком наседали на Бэквокса, и это вызвало противоположную реакцию. Но я все же дал ему почувствовать мою заинтересованность.
«Зачем это мерзкое насекомое рассказывает мне про свои дела?» — с удивлением думал Роджер.
Наступила пауза. А затем Фишер сказал:
— Мне кажется, вы довольно хорошо знаете этого малого — Мэдога.
— Да, я его знаю.
Фишер с заговорщическим видом наклонился вперед и зашептал так тихо, что его слова были едва различимы в шуме поезда:
— Эта его затея — действительно стоящее дело?
— Вы имеете в виду съезд кельтских поэтов?
— Да, — сказал Фишер. Он язвительно улыбнулся. — Сдается мне, что просто кучка ловких националистов пытается нагреть себе руки.
— Мне это представляется в несколько ином свете.
— В каком же свете представляется это вам? — не унимался Фишер.
— Ну… — Роджер зевнул. — У меня сегодня было много хлопот, и я устал. Если вас это интересует, почему не спросить Мэдога? Он вам все растолкует.
— Спросить Мэдога? Хм, хм, — произнес Дональд Фишер. — В том-то и заковыка. Понимаете, мы с Мэдогом немного не сошлись характерами.
— Вы, верно, держались слишком покровительственно по отношению к нему?
— Просто я не очень верю в то, что он проповедует. Вы, вероятно, это имели в виду?
— Нет, я не это имел в виду. Я имел в виду, что для вас он смешной ничтожный валлиец в синем костюмчике, царапающий стишки на языке, которого не знает ни один человек в редакции «Нью стейтсмена», и поэтому Джеральд Туайфорд и иже с ним не считают его за человека. И вам этого вполне достаточно.
— Смотрите-ка, а вы, я вижу, очень яростный его сторонник, — сказал Дональд Фишер. Задетый за живое, он еще невыносимее растягивал слова, но при этом акцент юго-восточной части Лондона давал себя знать даже сильнее, чем обычно.
— А, бросьте, — сказал Роджер. — Начать с того, что вам совсем не улыбалось приезжать в Уэльс. Вы приехали только потому, что это единственное место, где вы могли раздобыть работу, и с первого же дня вас нисколько не интересовало, как и чем там люди дышат. Мне-то на это наплевать, но будьте, бога ради, последовательны. Если до сих пор вы совершенно не интересовались местными проблемами, так и продолжайте не интересоваться ими.
— Да, но дело-то в том, — сказал Дональд Фишер, и его глазки забегали по сторонам, временами на мгновение останавливаясь на Роджере. — …дело в том, что я сказал Бэквоксу…
— Ну, конечно! — перебил его Роджер. Он едва не расхохотался. — Вы представились Бэквоксу как знаток современной кельтской культуры, и теперь он хочет получить от вас статью или еще что-нибудь в этом роде, и вы пропали, если мозги Мэдога не придут вам на выручку.
— Нет, это не совсем так, — сказал Дональд Фишер. — Но действительно беседа с Мэдогом могла бы меня устроить. Мне ведь нужно установить только одно: насколько реальна его затея.
— А зачем вам это знать? Вы бы лучше не темнили.
— А мне нечего темнить, — с большим, как ему казалось, достоинством произнес Дональд Фишер. — Бэквокс публикует в «Пейлфейс ревью» серию статей своих корреспондентов с мест. Сообщения о том, что происходит в области литературы и искусства во всех частях страны. Кое-что в этом плане он обсуждал и на вышеупомянутом приеме. Вполне естественно, что я хотел бы написать о городе, который знаю как свои пять пальцев…
«Как пять задниц, которые ты тут лижешь», — подумал Роджер. И сказал:
— И когда этот ваш Бизвакс услышал, что вы живете в Северном Уэльсе, он предложил вам дать о нем заметку и вы тотчас сообразили, что это щель, через которую можно пролезть дальше, и дали согласие, а теперь вам вынь да положь нужно поговорить с Мэдогом.
— Я уже сказал вам, что беседа с ним могла бы быть мне полезна. В конце концов, если я напишу про него в «Пейлфейс», небольшая реклама, вероятно, ему не повредит.
— Не знаю. Если Мэдогу понадобится реклама, ему могут помочь в этом люди, куда более сведущие, чем вы. И еще одно: сейчас он действительно может протежировать людям, но зачем он будет делать это для тех, кто годами издевался над ним?
— Ну, кто старое помянет, тому глаз вон.
— Согласен. В том смысле, что он, конечно, воздержится и при встрече не заедет вам в ухо. Но я не вижу причин, почему бы он вдруг начал осыпать вас благодеяниями.
Фишер нахмурился.
— Ну что ж, если он хочет воевать, будем воевать. Я могу здорово ему навредить.
— Нет, не можете. Вы способны, конечно, написать несколько лживых вонючих заметок в одну из лондонских газет и попытаться высмеять его и кельтских поэтов. Но сейчас никто уже не попадется на эту удочку. Скорее, наоборот. Все сейчас исполнены слишком большой веры в это начинание. Годами поэты, подобные Мэдогу, пребывали в безвестности, и теперь все, кто дорожит культурными ценностями, стремятся вознаградить их за это. И Мэдог будет теперь получать крупные субсидии и вспомоществования от различных правительств и фондов. Стоит ему захотеть, и он будет вести дела с самыми видными персонами. Издательство Брэндингайронского университета, вероятно, уже ассигновало не один миллион долларов на издание полного собрания сочинений всех кельтских поэтов с факсимиле их черновиков и записных книжек, начиная с того момента, когда эти поэты впервые взялись за перо. Приготовьтесь к тому, что мэдогская корзинка для бумаг будет стоить дороже, чем все хитроумные статейки, которые вам еще удастся нацарапать до конца вашей жизни.
