Доставляю им маленький праздник:
Торжествуя, раскрыть предо мной
Золотую кубышку — запасник
Трепыханья эпохи иной.
А ведь как же они раздражали
По отдельности и сообща!
И какими я их виражами
Обегала, подолом плеща!
Наступает жалеющий возраст —
Словно платья изношена ткань
И щемящий, предчувственный воздух
Холодит через первую рвань.
1984
Счастье от нуля
Пока не перетрется,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернется
Ко мне моя земля...
Ф. Сологуб, "Чертовы качели"
Афганец Боб, расширя взор,
Набитый слабо "Беломор"
Взял в зубы огоньком,
И, не сказав ни грамма слов,
Неспешно обошел пиплов
С торчащим мундштуком.
Герлы притихли у стола,
И жадно каждая ждала
Волшебного дымка,
Который Боб, творя интим,
В уста трепещущие им
Вдувал из мундштука.
И замер на губах у всех
Тот полу-стон и полу-смех,
Тот сокровенный звук,
Который разве что в ночи,
Как мотылек на свет свечи,
К двоим слетает вдруг.
А стрёмный Боб, на всех один,
Средь них воссев, как господин,
Мундштук перевернул,
Окинул взглядом свой гарем,
Кивнул, уравнивая, всем,
И вдоволь сам курнул.
И не случилось ни черта,
Но мнилось — в губы всем влита
Житухи полнота:
Пурпурным пылом налились
Сквозь перламутровую слизь
Усталые уста.
И — от деревни, от земли —
Закатный запах конопли
Слегка загоревал...
Но струны грянули — и хор
Пошел вещать премудрый вздор,
Дебильный гениал.
Ей-право, жалко прочий люд:
Чего-чего они не ждут
Для счастья! До фига:
Любви, искусства и наук,
И выбора кромешных мук,
И друга, и врага...
Пусть доживают как-нибудь.
Не им цигарку повернуть
Для счастья от нуля!
Не им парить, в дыму вися,
Пока не пережжется вся,
Куряся, конопля!..
1989
У одра
Когда мои близкие умирают
И, словно сряжаясь на выход в свет,
С особенным тщаньем перебирают
Сорочку свою, простыню и плед,
Когда уж нельзя машинально ляпнуть:
"Устала аж до смерти! Ох, помру!" —
При них, начинающих смертно зябнуть,
Чтоб накрепко закоченеть к утру;
Когда никчемушную валерьянку
Я им, отчаявшимся, даю, —
Молюсь ли, то судно внося, то склянку,
Чтоб милые были скорей в Раю?
Казалось бы, только бы и молиться:
"Возьми их, не мучай, я их люблю!" —
Но, Господи Боже мой, тут граница,
Которую я не переступлю.
И я, погрубей слова подбирая,
Свой плач подавляю и свой протест:
"Молчи! Проживешь и не помирая!",
"Ешь кашу, не то не дойдешь до Рая!"
Они отойдут и под этот текст.
1988
Неприятности
Я копила неудачи,
Не умела жить иначе.
Обязательно на даче
Упускала я ведро,
Гулко вслед ему рыдала
И ждала ремня, скандала...
Оглянулась — увидала:
Все не худо, а добро.
И теперь мне только мило
То, что я не сохранила:
Как павлин, цвели чернила
Изумрудным золотьём
В кляксе той непоправимой,
Наглой, неискоренимой,
Тупо, тупо развозимой
По задачнику ногтем...
1983
Тень
Вдруг материнский силуэт
В своей я тени различаю.
Надвинут так же мой берет,
Я так же сумкою качаю,
И правое мое плечо
Вот так же левого повыше...
Нет, не исчезла ты еще,
Но сделалась длинней и тише.
С моей очередной весны
Ты хочешь пробу снять — потрогать,
Коснуться снега и сосны,
Того, кто взял меня под локоть.
Что я ни делаю — за мной
Следишь ты бдительною тенью,
Своей скептической длиной
Переча моему смятенью.
...И у перрона на краю
Я отодвинусь, беспокоясь,
Чтобы на рельсах тень твою
Не перерезал тяжкий поезд.
1983
Переборчики
Как я рассеянна, как я забывчива, —
Плохая память у меня!
Душа отходчива, любовь заплывчива
Ледком сегодняшнего дня.
