«Вы — существа света», — прочли мы. «Из света вы пришли, в свет вы уйдете, и каждый пройденный вами шаг озаряет свет вашей бессмертной жизни».

Она перевернула страницу.

По вашему собственному выбору сейчас пребываете вы в мире, вами же созданном. Что держите в сердце своем, исполнится, чему поклоняетесь, тем вы и станете.

Не бойтесь и не приходите в смятение, увидев призраков тьмы, личину зла и пустые покровы смерти — вы сами выбрали их себе в испытание. Они — камни, на которых оттачиваете вы остроту граней вашего духа. Знайте, что реальность мира любви незримо всегда подле вас и в любой момент вам даны силы преобразить ваш собственный мир тем, чему вы научились.

Страниц было очень много, несколько сотен. Мы в благоговении перелистывали свиток.

Вы — сама жизнь, находящая новые формы. И пасть от меча или долгих лет вы можете не более, чем погибаете вы на пороге, переходя из одной комнаты в другую. Каждая комната дарит вам свое слово — вам его высказать, а каждый переход свою песню — вам ее спеть.

Лесли посмотрела на меня, ее глаза светились. Если эти слова так тронули нас, пришедших из двадцатого века, подумал я, как же сильно они могут подействовать на людей, когда на дворе какой-то там… век двенадцатый!

Мы вновь обратились к рукописи. Никаких ритуалов, никаких указаний, как надо поклоняться, нет обещаний ниспослать огонь и разрушение на врагов и всякие напасти на неверующих, нет жестоких варварских богов. Нет и упоминания о храмах, священниках, прихожанах, хорах, богоугодных одеждах и святых днях. Этот свиток был написан для исполненного любовью существа, живущего в каждом из нас, и только для него.

Если эти идеи выпустить в мир в этом веке, подумал я, дать ключ к осознанию нашей власти над миром иллюзий, освободить от пут силу любви, то ужас исчезнет. и тогда мир сможет обойтись без Темных Веков в своей истории!

Старик открыл глаза, заметил нас и встал. В нем не было страха, будто он уже успел прочитать этот свиток. Он глянул на меня, потом пристально посмотрел на Лесли.

— Я — Жан Поль Леклерк, — сказал он. — А вы — ангелы. Не успели мы прийти в себя от изумления, как услышали его радостный смех.

— А вы заметили, — спросил он, — Свет?

— Наитие! — сказала моя жена, вручая ему золотистые страницы.

— Воистину, наитие. — Он поклонился, словно вспомнил ее, и она, по меньшей мере, была ангелом. — Эти слова — ключ к истине для любого, кто их прочтет, сама жизнь — для тех, кто их услышит. Когда я был еще совсем маленьким, Свет обещал, что этот свиток попадет ко мне в ту ночь, когда придете вы.

— Они изменят этот мир, — сказал я.

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Нет.

— Но они были даны тебе…

— …в испытание, — закончил он.

— Испытание?

— Я много путешествовал, — сказал старец, — изучал писания многих верований, от Китая до земель викингов. — Его глаза блестнули. — И несмотря на все мои изыскания, кое-чему я все же научился. Каждая из великих религий берет свое начало из света. Однако утверждать свет могут только сердца. Бумага не может.

— Но в ваших руках… — начал я. — Вы должны это прочесть. Это прекрасно!

— В моих руках бумага, — сказал старец. — Если выпустить эти слова в мир, их поймут и полюбят те, кто уже знает их истинность. Но перед тем, как подарить их миру, мы должны их как-то назвать. А это их погубит.

— Разве дать название чему-то прекрасному — значит погубить ?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Нет беды в том, что мы даем название какой-нибудь вещи. Но дать название этим идеям — значит создать новую религию.

— Почему же ?

Он улыбнулся и протянул мне манускрипт.

— Я вручаю этот свиток тебе…

— Ричард, — подсказал я.

— Я вручаю этот свиток, явленный самим Светом Любви тебе, Ричард. Желаешь ли ты, в свой черед, отдать его миру, людям, жаждущим знать, что в нем написано, тем, кому не дана была высокая честь пребывать в этом месте, когда вручен был сей дар? Или ты хочешь оставить это писание лично для себя?

— Конечно, я хочу отдать его людям!

— А как ты назовешь свой подарок человечеству?

«Интересно, к чему он клонит, — подумал я. — Разве это важно?».

— Если его не назовешь ты, его назовут другие. Они назовут его «Книга Ричарда».

— Понимаю. Ладно. Мне все равно как его назвать… ну хотя бы просто: свиток.

— А будешь ли ты хранить и оберегать Свиток? Или ты позволишь людям по-своему его переписывать, изменять то, что им непонятно, вычеркивать то, что им не по душе?

— Нет! Никаких изменений. Эти слова даны нам Светом. Никакий изменений!

— Ты уверен? А может строчку там, строчку здесь — ради блага людского? «Многие этого не поймут?», «это может оскорбить?», «здесь неясно изложено?»

— Никаких изменений!

Он вопросительно поднял брови.

— А кто ты таков, чтобы на этом настаивать?

— Я был здесь в тот момент, когда они были даны, — ответил я. — Я видел, как они появились, видел сам!

— Поэтому, — подытожил он, — ты стал Хранителем Свитка?

— Почему именно я? Им может стать любой, если поклянется ничего в нем не изменять.

— Но кто-нибудь все равно будет Хранителем?

— Кто-нибудь, наверное, будет.

— Вот тут и начитают появляться служители святого Свитка. Те,кто отдает свои жизни, чтобы защитить некий образ мыслей, становятся служителями этого образа. Однако появление новых мыслей, нового пути — это уже само по себе изменение, и оно приносит конец миру,сложившемуся до него.

— В этом Свитке нет угроз, — сказал я. — В нем любовь и свобода!

— Но любовь и свобода — это конец страху и рабству. — Конечно! — воскликнул я с досадой. К чему же он клонит? Почему Лесли молчит? Разве она несогласна с тем, что…

— А те, кто живет за счет страха и рабства, — продолжал Леклерк,

— обрадуются ли они,узнав об истинах,заключенных в этом Свитке?

— Наверно,нет,но мы не можем допустить, чтобы этот… свет… угас!

— И ты обещаешь оберегать этот свет? — спросил он.

— Конечно!

— А другие Свиткиане, твои друзья, они тоже будут его защищать?

— Да.

— А если наживающиеся на страхе и рабстве убедят правителя этой земли в том, что ты опасен, если они нападут на твой дом с мечами в руках,как ты будешь защищать Свиток?

— Я убегу вместе с ним!

— А если за тобой будет погоня и тебя загонят в угол?

— Если потребуется, я буду сражаться, — ответил я. — Есть принципы дороже самой жизни. Есть идеи, за которые стоит умереть.

— Вот так и начнутся Войны за Свиток, — старик вздохнул. — Доспехи, мечи, щиты и знамена, лошади, пожары и кровь на мостовой. И войны эти будут немалыми. Тысячи истовых верующих придут к тебе на подмогу. Десятки тысяч умных, ловких и смелых. Но принципы,изложенные в Свитке, опасны для всех правителей, чья власть зиждется на страхе и невежестве.Десятки тысяч выступят против тебя.

И тут я начал понимать то, что пытался сказать мне Леклерк.

— Чтобы вы могли отличить своих от чужих, — продолжал он, — тебе понадобится особый знак. Какой выберешь ты? Что начертаешь на своих знаменах?

Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал отстаивать свою правоту.

— Символ Света, — ответил я. — Знак Огня.

— И будет так, — продолжал он эту еще не написанную историю, — что знак Огня встретит знак Креста на поле брани во Франции, и Огонь победит. Победа будет славной, и первые города знака Креста будут сожжены дотла твоим святым огнем.Но Крест обьединится с Полумесяцем, и их огромное войско вторгнется в твои пределы с юга, запада, востока и севера. Сотни тысяч воинов против твоих восьмидесяти тысяч.

Пожалуйста,хотел я сказать, остановись. Я знал, что случится дальше.

— И за каждого крестоносца, за каждого янычара, которого ты убьешь, защищая свой дар, имя твое возненавидят сотни. Их отцы и матери, жены и дети, все их друзья возненавидят свиткиан и проклятый Свиток, погубивший их возлюбленных, а свиткиане будут презирать всех христиан и проклятое распятие, всех мусульман и проклятый полумесяц за то, что они погубили их родных свиткиан.