— Почему они кричат? Змея кого-нибудь укусила?

— Нет, они ее хотят кусать. Поправился:

— Кушать. Это деликатес. В лучших китайских ресторанах готовят дорогое блюдо «драка тигра с драконом».

— Ну, допустим, дракон — понятно. Змея за дракона вполне сойдет. А кто же в этой драке тигр?

— Кошка, мистер Левада. Хорошая жирная кошка.

— Джапан! — раздался крик дозорного с наблюдательной вышки.

— К запуску!

Все пришли в движение.

— И… а… са![50] — растягивая концы резинового шнура-амортизатора с петлей, наброшенной на лопасть винта, громко считают кули.

— Контакт!

Винт с силой повернулся, и… мотор не заработал. Летчик в ярости колотит кулаком по борту кабины. Летят крепкие соленые словечки. Затем команда:

— Повторить!

Все сначала. «И… э… са!» Мотор вздохнул, чихнул и заработал.

Высоко над аэродромом японский истребитель делает круг, видит взлетающие самолеты и уходит.

«Пещерный» способ запуска! Наверно, поэтому техники окрестили его «обезьянкой». Прибегать к запуску «обезьянкой» приходилось по необходимости, при разряженных самолетных аккумуляторах.

С приближением линии фронта дел прибавилось, а сложность обстановки и вылетов возрастала. Японцы аэродром в Чанша засекли и наведываться стали часто, днем и ночью. На ночевки уходили теперь южнее, в Цзиань. Нередко вылеты приходилось производить «по-зрячему». Для обнаружения противника в воз духе наше командование выставляло свой наблюдательный пост»

Назревала необходимость перебазирования. Распоряжение об этом не заставило ждать. Сяоганьцев отозвали на новое формирование. Из китайцев оставался летчик Хуан.

Итак, отряду перелететь в Коань — место весенних ночевок. Сборы недолгие: полетели, сели. Место знакомое, а деревня опустела — население покидало насиженные места, уходило на запад, в горы. Не видно и моих приятельниц, двух девочек-китаянок.

Август. Вот-вот падет Наньчан. Не много дней минуло, как вновь вечером Е. М. Николаенко позвонил по телефону:

— С рассветом всеми исправными самолетами перелететь в Ханькоу.

Взлетели рано утром пятеркой. Один на разбеге прекратил взлет. Прощальный круг над площадкой, и па маршрут.

Уплывают назад поля, рощи. Впереди показались горы. Хребет высотой 3 тыс. м вытянулся па восток. Вершины закрыты тучами. Кучевые облака белыми шапками уходят ввысь. Зигзаги молний разрывают тучи. Гроза. Хорошего мало. Возвращаться нельзя: наземное обеспечение после вылета ушло. Пробивать грозу — безумство. Обходи гь с востока на Цзюцзян и по Янцзы к Ханькоу — это лететь в пасть японцам. Да и горючего хватит ли? Остается юго-запад, Чанша — центр пров. Хупань. Там аэродромы. Расчет времени и горючего прикинул в уме. Левый разворот, ведомые прижались ближе, и уже гроза и хребет справа сзади.

Время па исходе, горючее тоже. Чанша не вижу. В душу заползает сомнение. Пока есть бензин, выбрать что-нибудь подходящее и садиться.

Речка дугой. Корявенькая площадка на берегу. Шалаш рыбаков у речки. Сажусь!

На пробеге выключил мотор. Пробег заканчивается. Впереди песчаная отмель, дальше вода. Песок! «Чиж» пошел на нос. Постоял нерешительно на моторе хвостом в небо, как бы спрашивая: «Что прикажешь делать дальше?» И, не получив ответа, лег на спину вверх лапками.

Отстегнул привязные ремни. Вывалился из кабины головой вниз, мешком на землю. Подбежали двое рыбаков. Навстречу им одно слово: «Чанша?».

Две руки выгянулись по маршруту нашего полета.

В шалаш! Схватил какие-то белые холсты, и стрела из полотнищ легла в направлении цели полета. Двое ведомых ушли, а Хуан садится! «Чиж» Хуана, споткнувшись о кочку на пробеге, ткнулся винтом в землю и остался в вертикальном положении.

Рыбаки перевезли нас на другой берег. Провели к поодаль стоявшей легкой постройке. Одолевал сон. Крепко заснул на широкой скамье под навесом.

Спал недолго. Открыл глаза, сел. Хуан о чем-то говорил с китайцами. Он уже успел разрядить пулеметы и слить бензин. Подошли к дому два рослых парня с паланкином. На двух бамбуковых жердях укреплено сиденье с тентом и боковыми занавесками. Такой экипаж встречался в Китае в гористых районах страны, где почти не было дорог. Я удивленно посмотрел на Хуана. Он меня понял. Несколько отрывистых слов — паланкин удалился без седока.

Мы вскинули парашюты за плечи и зашагали. Через час были на дороге, у автобуса, которым за 30 минут прибыли на аэродром Чанша.

Вторая пара благополучно села севернее аэродрома, на островке судоходной р. Сянцзян. Бензин израсходован полностью, моторы остановились, но уже па земле.

Поломки двух «чижей» были незначительны. Вскоре мы присоединились к основной группе, действовавшей в Ханькоу.

Ханькоу стал фронтовым городом. В его жизни произошли большие изменения. Торговля замирала. Многие фирмы закрывались. Порт работал в одном направлении: вверх по Янцзы. На улицах стало меньше рикш, меньше гражданского транспорта, увеличился поток военных машин, чаще завывали сирены тревог.

Истребители вели напряженные бои с численно превосходящей авиацией противника. В памяти остался один бой, когда 40 китайских истребителей дрались со 120 самолетами, японцев. За помнился редкий, неповторимый случай в этом бою.

Замечено было, как один самолет И-15бис в беспрерывных петлях одна за другой постепенно снижался. Выход из последней петли совпал с поверхностью земли; удар винтом и шасси о землю, самолет немного прополз на фюзеляже.

Когда к самолету подбежали люди, они увидели: в кабине сидит крепко привязанный летчик с поникшей головой, левая рука застыла па секторе управления газом, правая рука сжимает ручку управления рулями, ноги на педалях, в груди шесть пулевых pan. Это был Ванюшка Гуров.

Япония стремилась к захвату Уханя — промышленного, эко номического, административного центра.

Правительство Китая эвакуировалось в Чунцин — туда, где в горных теснинах пробивает путь к океану могучая Янцзы.

…Наша группа перелетела в Ичан.

Осень — пора хризантем. Их много в Китае, так же как и в Японии. Октябрь был на исходе. Пал Гуанчжоу, оставлен Ухань. Заканчивался первый этап войны — этап стратегической оборо-лы. Война вступала во второй этап — стратегического равновесия сил.

Помощь Китаю из Советского Союза продолжала поступать. Прибывали и новые добровольцы. Наша группа возвращалась на Родину. Возвращались далеко» не все: китайская земля приняла останки храбрецов.

Живые, опаленные огнем сражений, понесли свое умение в степи Монголии, к берегам Халхин-Гола, где вновь скрестили пулеметные трассы с самураями в воздушных боях.

Добровольцы Испании, добровольцы Китая, бойцы Халхин-Гола — летчики! Война для вас началась много раньше 22 июня 1941 г., и много раньше осиротели ваши семьи. Пусть же знают все, как жили, сражались, побеждали эти рыцари неба»

Вот Гриша Кравченко. Из Китая он возвратился майором в Героем Советского Союза. В Монголии он получил вторую Золотую Звезду Героя Советского Союза. Большую войну начал генерал-лейтенантом.

И надо же было такому случиться! Его сбили в одном из тяжелых воздушных боев в 43-м. Оп выбросился с парашютом. Парашют не раскрылся. Генерал упал в расположение своих войск. Бойцы пехоты подобрали авиационного генерала. В руке крепко зажато кольцо с обрывком тросика: вражеская пуля перебила тросик, запирающий своими шпильками ранец парашюта.

Так погиб Гриша Кравченко. Оп был всегда и прежде всего воздушным бойцом, а потом уже генералом, искал боя, шел в бой. Это не специфика рода войск — истребительной авиации, а душевный склад, личные качества человека и воина.

Большой пожар мировой войны занялся от малых «очаговых» войн и охватил земной шар. Фашизм Германии, Италии, Японии толкал человечество в бездну. Напряжением всех сил антифашистского блока эта опасность была устранена. Страна Советов — первая социалистическая — объединила и возглавила прогрессивные силы в борьбе с фашизмом.