Но он привлёк меня к себе, не позволяя останавливаться. Вновь прижал меня к земле. Корень больно впился в спину. Я вскрикнула.

   - Прости, любимая, - он приподнял меня, посадил на поваленное дерево, поправляя сорочку и завязывая завязки. И стал расшнуровывать лапти.

   - Что ты делаешь?

   - Знаю, глупо, но не смог ничего придумать. Не могу я так, - он снял онучи, и разул меня. - Отныне и навеки, я беру тебя, Василиса, в жёны. Обещаю заботиться о тебе, поддерживать тебя, делить с тобой свою жизнь.

   А у меня по щекам текли слёзы, дрожали губы от внутреннего трепета и счастья. Любимый.

   Клятва на природе, прикасаясь к земле-Матушке, под Солнышком-Даждьбогом.

   Я улыбалась сквозь слёзы. А он стал целовать моё лицо, вытирая мокрые дорожки. Обняла его шею.

   - Любимый мой, - он поднял меня на руки и понёс из лесу, поставил меня на несрезанную ещё траву. Обошёл сзади и распустил волосы.

   - Принимаешь ли ты меня мужем своим?

   - Да, Бер, беру тебя в мужья. Навсегда.

   И он делит волосы на две пряди и начинает плести две косы.

   Я вытираю слёзы. Как же приятно...Укороченная свадьба, но только я и ты. Не хочется ни о чём более думать, я понимаю, что се по-настоящему.

   Берёт ленточку, что вынул из косы и связывает наши запястья, а я ему помогаю, ведь одной рукой сложно се сделать. И я улыбаюсь. Есть только мы, пусть всего несколько мгновений счастья, но такого близкого.

   Из лесу появляется тот, кто был покойною девушкой нарисован, связанный, в окружении двух ордынцев, но я вижу лишь краем глаза, а всё внимание на мужа.

   А Бер не сводит с меня увлечённого взгляда.

   - Здравствуй, жена!

   - Здравствуй муж!

   Вспоминаю, что надобно возвращаться к своим.

   - Бер, сейчас гулянья начнутся, не стоит, чтобы ордынца вместо тебя видели. И не гляди на меня так.

   - Как так?

   - Словно отвести взгляд не можешь. Не хочу, чтобы Голуба мне козни строила.

   Муж развязывает наши запястья. Я достаю из передника сороку и перевязываю голову.

   - Разуй меня прежде, чем мы пойдём, - говорит он напоследок.

   - Но ведь се при миловании делается... - возражаю я, после свадьбы когда муж приносит в новый дом супругу, кладёт на постеленное на полу супружеское ложе.

   - Се завершает обряд союза. Разуй. Хочу идти только зная, что ты - моя жена, - убеждает он. Но ведь считается, что соединяет лишь милование их после клятв.

   А я улыбаюсь, как же приятно, и тепло разливается по всему телу, и мурашки бегут от одной только мысли о Бере.

   Он садится наземь, а я наклоняюсь и выполняю то, о чём муж просил, глядя ему в глаза.

   Любимый. Муж мой.

   Обряд завершён, мы обуваемся и следуем по краю луга в нужном направлении. Скрыться уже сложно, ведь большая часть луга скошена.

   - Люблю тебя, - шепчет муж прежде, чем мы вступаем на свой участок луга к близким.

   Муж кивает ордынцу и переодевает сорочку. На меня не глядит вовсе. Но я не обижаюсь, ведь помню его последний взгляд и просьбу не глядеть на меня ТАК.

   Бер ведёт себя естественно, ко мне обращаясь лишь по делу и отводя взгляд. Интересно, что он Голубе сказал? Как объяснил всё?

   Глава 6

   Вечером, после трудного дня, когда солнышко уже не пекло, а нежно ласкало разгорячённые кропотливой работой тела, молодежь, искупавшись первыми в речке, близ которой и расположились все, гуляла, разбившись парочками по лугу. Бабы, приготовив ужин на костре, для которого детвора натащила хворосту, общались в своём кругу, сплетничая про объявившегося насильника и убийцу, предостерегая девок. Детишки играли недалече, а то и крутясь рядом, прислушиваясь к нашей речи. Возле речки мужики ставили шалаши от непогоды. Спать там не собирались, разве что укрыться при необходимости да припасы сложить.

   Луг хоть и разбили по семьям, но сено делить потом будут всем скопом по числу душ. Ведь работу не все годны выполнять: есть старики, оставшиеся в деревне и присматривающие в том числе и за нашей скотиной, и чада, оставленные на тех же стариков. Се мы своих деток всех забрали, Врана не оставишь, а старшие пусть лучше под боком будут. Хотя можно было попросить родителей Голубы присмотреть за ними. Да что ж мы, разве втроём не управимся?

   Увидала я воеводу прячущегося в густой растительности в отдалении, он тихонько свистнул, позвал Бера. На сей раз я его разглядела хорошо. Телосложение у него было поуже Бера в плечах, но ростом тому не уступал. Светло-русые волосы свисали с головы, образуя с бородою единую растительность одной длины. Нависающие на светлые очи немного редковатые брови, прямой нос, немного выпуклый высокий лоб.

   Пока я рассматривала воеводу, Бера рядом не стало. Вот как он ходит так тихо?

   Я встала, сказала бабам, что иду в кустики, пошла туда, где ещё недавно прятался ордынец. Бер, уже хмурый, возвращался в стан, когда я его заметила.

   - Что он тебе сказал? - спросила тихо, дабы не привлекать ненужного внимания.

   - Плохо дело. На деревню напали. Повезло, что там по большей части народу почти не осталось. Обошлось несколькими разоренными домами, людей же всех отбили. Ежели б не наше с тобой дело... А так воевода вовремя вернулся с пленным, дабы опросить по горячим следам.

   - Узнали что?

   - Да. Сего человека наняли, дабы отвлечь внимание. Убийство было запланировано.

   - Но зачем было стрелять в нас? Ведь ежели хотели просто отвлечь внимание... - начала я, имея в виду, что выгодно было обнаружить тела. Зачем тогда давать себя поймать?

   - Слишком рано тела обнаружили. Вначале должны были хватиться пропавших, злоумышленники не учли пору сенокоса.

   Не нравилось мне се. Что-то не то, что-то мы упускаем из виду.

   - А что насчёт той, первой, женщины?

   - Не знаю. Мне не сказали.

   Я кивнула и ушла к остальным бабам. Болтать о сём не стоит, начнётся шумиха. Всё, что надо, Бер скажет другим мужикам, а те своим жёнам. Я всё равно не знаю местных.

   А то, что знает двое, знает вся деревня...

   Голуба глянула на меня и отозвала в сторону.

   - Василиса, что у тебя за дела с мужем? - начала она допрос. Се она о сегодняшнем говорит? Разве Бер ей не сказал?

   - Дела? - кошу под дурочку.

   - Я не хочу ссориться.

   - Вот и я не хочу.

   - Понимаешь, надо жить в мире, иначе се добром не кончится.

   - Так я что - против? - ежели честно, мня уже не нравился сей разговор. Ссориться мне не на руку, или Голуба на что-то намекает?

   - Ага, тогда почему ты избегаешь нас? - она начинала уже злиться. И хотя голос был по-прежнему спокойным, но она теребила передник каждый раз перед тем, как ответить мне. Пытается успокоиться?

   - Ну, я не хочу мешать вашему счастью.

   - А ты не се делаешь? Убегая каждый раз, ты выносишь сор из избы.

   - Что? - я возмутилась. Нет, ну как се понимать?

   - Я понимаю, се внове строить такую семью. Но мы должны попытаться подружиться. - первая жёнка смущённо отвела взгляд. Я удивлённо хлопала глазами. Она се серьёзно? Она меж тем, не замечая моего недоумения, продолжала: - Ты заставляешь его выбирать. Он мучается, боясь обидеть меня и с тобой мается.

   - И что ты предлагаешь? - я само спокойствие.

   - Прекращай шептаться с ним по углам. Хочется тебе внимания мужа, так попроси. Приди к нам, в конце концов.

   Я просто задохнулась от возмущения. Она как себе се представляет? Спят они вдвоём на печи, прихожу я и втискиваюсь между ними? И Голуба просто лежит в сторонке или тоже целует мужа?

   Помотала головой, стараясь отогнать видение.

   - Васька, ты меня поняла? Никаких обжиманий в сторонке! - она взглянула на меня сурово.

   - Ты мне грозишься? - бросила я вызов, дразня её.

   - Да нет. Но ты вряд ли войну выиграешь, мы с Бером долго вместе прожили и знаем друг друга. И ты ему просто больно сделаешь. Оно тебе надо? Неужели ты не желаешь ему счастья?