А среди замужних меня первую из подводы высадили. Ко двору одному привели ухоженному. Там дитятки гралися. Кликнули их отца. Тот не заставил себя ждать.

   - Здравы будьте!

   - Здравия! А Вы часом не Сосновы будете?

   - Точно, чем понадобились?

   - Баба тут из ваших будет.

   - Сия, что ли?

   - Точно, она! - военный указал на меня. - Заберёте?

   Подняла я очи на хозяина. Здоровый, словно медведь. На меня как на товар глянул тот мужик, а коли очи встретились, ноги подкосилися, меня с трудом другие бабы удержали.

   - Так не наша будет.

   - Как не ваша? Так Соснова ведь!

   - Где ж вы взяли-то её?

   - Так в Микулицах. Там набег был, всех прирезали. Бабы и осталися на потеху, остальных всех того...

   - Из Микулиц говорите? - а потом ко мне обратился тот бородатый мужик с очами моего покойного нынче мужа: - А ты часом не Борова жёнка?

   Я кивнула и слёзы полились из глаз, как вспомнила, что нет больше его в живых. Отпустить мне его надобно, да сердцу не прикажешь.

   - Заберём, куда деваться-то. Чай теперь своя.

   - Жёнкой? - и кивок в ответ.

   А дальнейшее как в тумане том, потемнело в очах, и упала я, так и не в силах возразить чего. Да и не в праве я была.

   Глава 1

   - Боров, ты что ли? - на пороге стоял мужик, чем-то схожий на мужа, прислонившись к дверному косяку.

   - Я, ты спи, поправляйся!

   - Нет, не уходи, прошу, не оставляй меня!

   - Спи, Цветочек, спи.

   В груди словно тиски сердце стиснули. Я давай слёзы лить, умудрилась даже найти в себе силы, с лежанки слезть, на колени встала, умоляю его.

   - Я побуду ещё немного. Ты ложись давай.

   И подходит, поднимает с пола меня на руки да относит на лежанку. А я вцепилася в рубаху, не пускаю его никуда.

   Он прилёг со мною рядом, по голове гладит.

   А меня страх берёт, авось очнуся, а не будет его со мною рядышком. Обнял меня.

   - Боров, не оставляй меня, прошу. Я уйду с тобою, только будь со мною.

   - Спи, Цветочек, спи, набирайся сил.

   И я вновь в пустоту проваливаюсь.

   Из тьмы голоса доносятся:

   - Как она? - голос женский обеспокоенный.

   - Плохо, не держит её ничего. Прости, милая, не могу смотреть на неё, сердце кровью обливается, - столько нежности в мужском слове.

   - Иди к ней.

   - А как же ты?

   - Иди, говорю. Ей ты больше нужен.

   - Прости, любимая! - столько вины ощущается.

   Помню как металась я, всё искала его в лесу дремучем. Слышу голос мужнин, иду, ищу, вроде рядом где, а не вижу я. И от этого страшно жуть, сердце холодеет от ужаса. Боров! Где же ты, любимый мой? Не оставляй меня одну! Знаю, отпустить надобно, а не могу.

   - Боров!

   - Тихо, тихо, милая, не шуми Цветочек, перебудишь всех.

   - Прости, Боров, только не уходи. Я тебя слышу, а не вижу. Не уходи, побудь со мною.

   По головке гладит, чувствую его тепло рядом. Поцелуи опаляют кожу, руки расплетают косы.

   - Спи, любимая, набирайся сил, - шепчет нежно. А я ловлю его губы на ощупь, прикасаюсь к его щекам, трогаю его бороду. И когда успела вырасти? Только вроде бы начала пробиваться.

   Отвечает он поцелуями, шепчет слова ласковые.

   Боров, любимый мой. Главное - ты со мной. Большего мне не надобно.

   Яркий свет ударяет в очи. Я зажмурилась да руки вскинула в закрывающемся жесте. Ох и денёк, зато солнышко яркое. Открываюсь да ловлю солнышко, что сквозь веки красным кажется. До чего ж приятно, ощущать радость дня, с ним здороваться.

   - Здравствуй, солнышко родимое!

   - Здравствуй, как себя чувствуешь? - это что же солнышко здоровается? Слышу голос низкий незнакомый, но такой родной. А боюсь взглянуть. Что со мною? Трепет на душе моей.

   Открываю потихоньку очи да гляжу на незнакомца сильного да здорового. Больше Борова, уж точно в плечах. Сердце стискивают щипцы от боли, словно любимого и не увижу вовсе.

   - Кто ты?

   - Бер, - он подходит, садится на лежанку рядом да протягивает мне кружку с чем-то. - Пей.

   Помогает сесть, я неохотно беру кружку. На мгновение наши пальцы соприкасаются. И ощущения странные. Тепло, разливающееся по телу, и трепет. И словно чувствуется, что я дома. Хорошо-то как, ежели ни о чём не думать. Кружка тёплая, согревает. Делаю глоток - приятное варево. Пью ещё и ещё, пока всё не кончилось.

   - Благодарствую. Что это?

   - Дала ведунья наша, местная, помогает побыстрее вернуть силы. Тебя долго не было в Яви, всё блукала* Навью во тьме, всё звала его.

   - Где мой муж?

   Показалось или он сглотнул?

   - Спи, Цветочек, набирайся сил.

   - Кто ты?

   - Муж твой, спи.

   Я ложусь, ничего не понимая. Муж? Что-то до боли знакомое, родное, но такое неуловимое. Мысли путаются, веки словно чем-то тяжёлым наливаются, сами собою закрываются.

   И опять во тьме, только на сей раз спокойною.

   - Как она? - женский голос, встревоженный.

   - Лучше уже. Не ходи к ней, любимая, не трави душу ей. Пусть полностью оклемается.

   - Хорошо, как скажешь. Снежика возьмёшь с собою?

   - А то! Пусть седлает коней, вырушаем* в путь!

   - На долго вы?

   - Дня на два. Не ходи к ней, пусть дети носят варево да навар* мясной, большего ей сейчас не надобно.

   - Ясно всё, люблю тебя! В добрый путь!

   Голоса померкли, погрузилась в сон.

   Приходили ко мне детки малые. Малые да разумные. Девочка лет пяти да мальчишка трёх. Оба темноволосые, с серыми очами. Миленькие. Приносили каждый мне по кружечке да велели выпить с важным видом. Не посмела я ослушаться. В забытьё опять погрузилася, где ни дум, ни тревог.

   - Как она? - чудится голос такой знакомый, но не помню, где его слышала.

   - Просыпается, попьёт и опять забывается.

   Слышу плеск воды, а потом шаги.

   - Вижу ты не спишь, открывай очи синие и пошли гулять.

   - Кто ты?

   - Бер.

   - Бер? Медведь что ли? Так в берлоге я?

   - Точно! А ты смышлёная, давай вставай, хорош лежать! Понимаю всё - хворь, но лежебок кормить не буду я. Потому со мной идёшь!

   Дивно, голос строгий был, ругающий, а такой родной, сердцу милый. Что со мной? Мысль какая-то ускользает вновь.

   Оказалось, я лежала под белой простынкой голая. Интересно, кто ж раздевал меня? Ощутила смущение, попыталась укутаться по уши. Стыдиться мне нечего, но не перед чужим же мужиком голою расхаживать. Бывало, что и у нас парни в деревне в баньке подглядывали, и девчата вслед им голые выбегали. Но как-то се не правильно, ведь для одного мужчины женщина предназначена, только с одним может чистою быть...

   Где я? У незнакомых людей, се понятно. Только каким ветром меня занесло сюда? А где я должна быть? В отчем доме? Не знаю... Мысли путаются, как пытаюсь припомнить что-то.

   Мужчина же никуда выходить не торопился.

   - Василиска, давай, шевелись! - голос приказной такой, что ослушаться страх берёт. Точно ведаю, что по имени меня назвал. Моё оно, родимое...

   Подскочила я, словно осой ужаленная, наплевав на неудобство. Краска залила лицо, ведь доселе меня голою лишь муж видел. Муж? Так я замужем? Окинула горницу беглым взглядом, где моя одёжка?

   - Не се ищешь? - мужик усмехался в тёмные усы-бороду, подавая мне сорочку. Я схватила быстро и натянула, чем меньше он меня видит, тем хуже разглядит. Хотя, кто ему мешал сделать се до того, как очнулась я... - Что я голых баб не видывал? И тебя уже разглядел всю.

   Голова закружилась от нахлынувшего волнения, пошатнулась я, да Бер удержал меня.

   Мне выдали гребень в сей же светёлке и дождалися, пока расчешуся.