В первые годы царствования Брежнева ходил анекдот о том, как оживляли Ленина. Будто бы ученые изобрели способ оживлять мертвых, и Политбюро пришло к единому мнению, что первым нужно оживить Ленина. оживили. Привели в Политбюро. Просят указаний. Ленин решил сперва ознакомиться с обстановкой и почитать советские газеты. Одну неделю читает, вторую... Через две недели исчез. Никаких следов. Тогда Политбюро решило оживить Дзержинского, чтоб тот нашел Ленина. Оживили. И Дзержинский в комнате, где Ленин читал газеты, нашел листочек. Провел по нему горячим утюгом — выступили буквы: «Феликс Эдмундович, я в Париже, все начинаем с самого начала»...

Куда дело идет и чем оно грозит, я видел немножко раньше, не с 1990-го года. Еще где-то в 1987-1988-м году я выступал на совещании, где сказал, что в ближайшие месяцы надо совершить полный переворот, иначе мы распрощаемся с советской властью и со своей страной. Просто совершенно дурацкие разговоры вывели меня из себя, я не выдержал и ляпнул. Ляпнул и сам испугался... В ответ на мое выступление поднялся тогдашний председатель КГБ Карл Кортелайнен. Я чуть с ног не свалился, когда он сказал: «Наконец-то за последние годы я услышал первое разумное слово». Вот такие бывали чудеса.

Когда мне еще в середине 80-х годов говорили, что происходит крушение теории Маркса, я с этим не соглашался. Но когда что-то происходит не так, как мы предполагали, нужно подумать: были ли правильными наши прежние предположения, вытекают ли они из теории и практики марксизма или являются плодом деятельности тех, кого называли попами марксистского прихода?

потом, в 90-е годы, глядя на то, что происходит, я чувствовал, что живу в кладовке учебно-наглядных пособий по курсу политэкономии капитализма. все большему количеству людей и все с большей ясностью становилось понятно, что происходит столкновение не наций, а мировоззрений.

Это касается и той игры, которую затеяли вокруг меня. не представляю себе другого такого везучего человека, как я! За свою длиннющую жизнь я повидал такое, чего другие не увидят, прожив хоть триста лет! И в финале пьесы—обвинение в «геноциде» и скамья подсудимых. Эта комедия готовилась в течение тринадцати лет. ну, разве не повод для иронии?

— Смотря как на нее посмотреть... В чем Вас конкретно обвиняют?

— в трех эпизодах. первый. Будто я руководил высылкой эстонцев с Хийумаа в 1949-м году. курам на смех! Решением политбюро вкпБ проведение операции было поручено органам Госбезопасности. А, извините, какой-то партийный секретарь Эстонии перепоручил возглавить это дело комсомольскому сопляку, подчинив ему органы Госбезопасности... Более идиотского обвинения придумать невозможно, если еще учесть, что к тому времени этот комсомольский секретарь основательно испортил свои отношения с Госбезопасностью, которая уже обвинила его в антисоветской деятельности.

Второй эпизод (это обвинение я считаю самым забавным!): видите ли, я, узнав о намечающейся высылке, не оповестил широкие слои общественности и народа о запланированном «геноциде» и тем самым не сорвал этот геноцид... Большего идиотизма придумать трудно. Оригинально в этом обвинении даже не то, что если бы я открыл рот по этому поводу, то не успел бы его закрыть, как меня бы уже посадили. а то, что если бы даже это можно было сделать, этого человека нужно было бы немедленно расстрелять, потому что это означало если не море, то очень солидное озеро крови.

все бандитствующие элементы, которые должны были быть высланы и которые к этому времени легализовались и жили по хуторам, узнав о предстоящей высылке, подались бы в леса. откопали бы свое оружие. получили бы массовую поддержку со стороны тех кулацких элементов, которые тоже подлежали высылке. Естественно, все это начинание было бы подавлено оружием, что привело бы к огромному кровопролитию. Это, конечно, с точки зрения тех политических сил, которые главенствуют в современной Эстонии, было бы гораздо более предпочтительно, потому что блестяще подтвердило бы правильность их теперешних утверждений. вот тогда действительно случилось бы что-то вроде геноцида и не нужно было бы этот «геноцид» высасывать из пальца.

Третий эпизод. пособничество вмешательству оккупационных войск в процесс высылки. Я категорически воспротивился вывозу людей с берега по бурному морю в весельных шлюпках на корабль, который стоял в проливе. Это неизбежно привело бы к тому, что часть лодок перевернулась. поэтому я и вызвал для вывоза людей судно Балтийского флота. Да, я действительно сделал так, поэтому, по крайней мере, никто не погиб.

А больше-то обвинений не было. Смешно? Смешно. но вокруг этого дела подняли шум на весь мир. ведь что им нужно? они пытаются представить коммунистическую идеологию как преступную. в Эстонии проходило несколько судебных процессов, аналогичных моему, на которых в качестве обвиняемых фигурировали сотрудники Госбезопасности. но в моем лице впервые хотели доказать преступность идеологии коммунизма. Мой вопрос—маленькая частичка очень большой затеи. поэтому он не уголовный, а чисто политический.

—То есть Вы хотите сказать, что в данном вопросе Эстония играет определенную, навязанную ей роль?

— И не она одна виляет хвостом. Это делают и Латвия, и Литва, и Польша, и многие другие. Но между ними имеется определенная специализация. Литва специализируется на взыскании ущерба с России за советскую «оккупацию». но подсчитать его невозможно, поэтому тут можно упражняться в красноречии до бесконечности, и Литва довольно настойчиво этим занимается.

Что будет делать Латвия, пока никто не знает. а Эстония выбрала другую нишу. Дело Эстонии—объявить коммунизм преступным с начала и до конца. Это ее специализация в Европейском союзе. но не получается: Евросоюз этому не очень верит. Мой процесс как раз и нужен был для того, чтобы протолкнуть этот тезис в Европейском союзе.

—У Вас нет ощущения, что гонения на Вас с новой силой начались после смерти Вашего двоюродного брата Леннарта Мери? Может, он был серьезным сдерживающим фактором?

—Я не думаю, что он был серьезным сдерживающим фактором. Ему это было политически невыгодно. пути наши разошлись не в этом поколении, а еще в предыдущем. отцы оказались разными людьми с различным мировоззрением, симпатиями и отношением к жизни, но там эти расхождения не были очень острыми. Через наш род удивительным образом прошла мировая история. С Леннартом мы тоже были разные. жили по соседству, поэтому иногда виделись в магазине, здоровались, разговаривали. А в последние годы общаться с ним я бы не смог, если бы даже и захотел ему позвонить.

—А какие чувства испытали в тот день, когда он стал президентом?

—Знаете, сейчас так много чудес происходит... Тогда мне позвонил его брат, Хиндрек, спросил: «Может, тебе помочь чем? Может, машина нужна?» Я спросил: «Ты что, серьезно думаешь, что если мне будет нужна машина, я к тебе обращусь?» он сказал: «нет, откровенно говоря, не думаю...». «ну, а зачем тогда предлагаешь?» Я ответил, что если бы я даже в чем-то и нуждался, то все равно бы не позвонил...

Леннарт привел эстонский народ в НАТО. Это одна из причин, почему я с ним не хотел общаться. Я считал это преступным в отношении не столько России, сколько эстонского народа. в сфере обычных вооружений Россия перед нАТо бессильна. Единственное, в чем она превосходит—это в ядерном оружии. в случае конфликта первой жертвой будет тот, кто находится между Россией и нАТо, то есть Эстония, которая для нАТо интереса не представляет—ни по наличию вооружения, ни по численности армии. но в нАТо очень не любят рисковать жизнями своих солдат, смерть одного летчика имеет для них большее значение, чем гибель целой дивизии. А в качестве парней, обученных всяким диверсантским фокусам, эстонцы действительно могут пригодиться.

—В пикете возле американского посольства в 1999-м году Вы стояли именно по этой причине, а не только из-за особой любви к Югославии?

— Я понимал всю незначительность пикетов возле посольств—по эффективности это близко к нулю. но это единственное, что можно было сделать, когда начались бомбардировки югославских городов, и чего не сделать было нельзя.