полторы тысячи блиндажей, дотов и других укрытий. Хуже обстояло с вооружением Красногвардейского укрепленного района.

Когда на заседании комиссии по оборонительному строительству возник этот вопрос, начальник артиллерии фронта генерал-майор В. П. Свиридов ничего приятного сообщить не мог.

Имею только стационарные орудия,— сообщил он и предложил несколько десятков 45-мм пушек.

Теперь такие пушки для противотанковой обороты не годятся,— заявил член комиссии директор Кировского завода И. М. Зальцман. — Нужны хотя бы семидеся-тишестимиллиметровые. И на колесах, а не стационарные.

А я разве опорю? — согласился Свиридов.— Давай на колесах, спасибо скажем. А пока их нет, придется эти ставить.

Не менее, а пожалуй, даже более острой была проблема подтягивания войск в Красногвардейский укрепленный район. Он представлял собой систему узлов сопротивления с весьма большими промежутками между ними. Это требовало сочетания жесткой обороны гарнизонов опорных пунктов с контратаками полевых войск в промежутках. Для эффективной обороны на фронте в сто километров сюда требовалось не менее десяти дивизий. А где их взять ?

Председатель комиссии по оборонительному строительству Алексей Александрович Кузнецов сказал:

— Раз надо, будем формировать новые дивизии народного ополчения.

К началу августа боевые порядки войск на правом фланге лужского сектора несколько уплотнились. Пехотному училищу имени С.М. Кирова сузили полосу обороны за счет приведенной в порядок после отступления из Пскова 90-й стрелковой дивизии. На Кингисеппское направление выдвинулась 14-я артиллерийская противотанковая бригада, а в район Красногвардейска наконец подошла 1-я танковая дивизия. Тем не менее, оборона на этом фланге лужской полосы все еще напоминала тонкую нить.

На плацдармах у Ивановского и Сабека по ночам слышен шум моторов. Над кингисеппским сектором с рассвета дотемна идут воздушные бои. Г итлеровцы часто бомбят станцию Веймарн, где выгружаются надолбы и бетонные блоки.

Разведчики 2-й дивизии народного ополчения взяли в плен несколько солдат с документами. Пленные показали: к плацдармам подошла 36-я моторизованная дивизия.

Все говорит за то, что пауза вот-вот кончится. Это подтверждается и обстановкой в Эстонии.

8-я армия разрезана на две части: одна ведет бои под Таллином, другая отходит к Нарвскому перешейку. Нам переподчинили ее в этот критический момент. Судя по донесению, которое прислал в штаб фронта новый командующий армией генерал-лейтенант П.С. Пшенников, ее войска не в силах сдерживать противника. Слишком велики потери людей и техники.

Ознакомившись с этим донесением, командующий фронтом генерал-лейтенант М.М. Попов приказал мне немедленно браться за создание оборонительных рубежей от Копорского залива на Кипень до Петергофа.

Восьмая армия будет отходить? — поинтересовался я.

Пшенникову приказано держаться,— резко ответил Маркиан Михайлович.— Но надо быть готовым прикрыть с суши район береговых батарей Балтийского флота на южном побережье залива...

Тридцать тысяч ленинградцев начали строить еще один рубеж — на Копорском плато.

Моя рабочая карта заполняется все новыми цветными линиями и значками. Раздумья над ней не очень-то утешительны. Если будет прорван правый фланг лужской полосы и 8-я армия отойдет из Эстонии, то немцы скорее всего ударят в тыл нашей береговой обороны. Такой вывод прямо следует из приказания командующего.

В то же время я знаю, что до сих пор наши войска упорно сопротивляются на полуострове Ханко, на островах Даго и Эзель. Они остаются в тылу врага.

Возобновились атаки противника под Кингисеппом.

Утро 8 августа застало меня у полковника Г.В. Мухина. В восьмом часу немцы открыли ураганный огонь. Нельзя было различить отдельных разрывов. Сплошной гул и грохот. В землянке дрожит каждое бревно. Мухин надевает на голову каску, вешает на шею автомат и стоит так, упершись руками в стол. Кажется, весь он превратился в слух. Его темное, сожженное солнцем лицо с крупными надбровными дугами и широким носом приобрело жесткое выражение.

Полковник резко оборачивается ко мне:

— Вчера разведчики ходили в Редкино. Около шестидесяти танков там насчитали. А артиллерии у меня по, прежнему мало... Ну пошли на наблюдательный, пункт...

Не успели мы сделать и полсотни шагов, как попали под разрывы снарядов. Бежим, ложимся, снова бежим и рывком кидаемся в свежие, пропитанные гарью воронки.

В грохот артиллерийской канонады вплетается надсадный гул бомбардировщиков. Около тридцати «юнкерсов» тремя группами проходят низко над нами. Девять самолетов отделяются и заходят на цель. Едва мы успеваем вбежать в траншею у наблюдательного пункта, как воющий свист бомб словно вдавливается в барабанные перепонки. И сразу же удар, столб вывороченной земли...

Из траншеи Мухин вползает в землянку, и хватается за телефон;

— Сергеев? Что у тебя? Накрыло? Два орудия подбито?.. Эх, твою губернию!.. А сейчас танки пойдут. Ну готовь истребителей с бутылками. Два пулемета выдвинь на опушку, пусть перекроют дорогу на Вязок. И саперов с минами туда, к дороге. Быстрее...

Самолеты уже отбомбились. Мы выходим в траншею. Впереди, над окопами курсантов вдоль узкой речонки Вруда, стоит плотная туча пыли и дыма. Сквозь эту завесу местами пробиваются тусклые всполохи пламени.

Курсанты в дни передышки оборудовали глубокие окопы с хорошо развитыми ходами сообщения. Артиллерийский налет не так беспокоит Мухина, как предстоящая танковая атака.

В притихающий артиллерийский гул врываются дробные звуки пулеметных очередей. Они кажутся совсем слабыми. Но Мухин сразу же напрягается и всем корпусом поворачивается влево, туда, где затаился 2-й батальон Волкова. Здесь узел дорог, несколько маленьких деревень — Максимовка, Мышкино, Слепино,

— словом, танкоопасное направление. Свой левый фланг Мухин считает слабым местом.

Снова телефонные разговоры с командирами приданных батарей. Снова ругательство «твою губернию», на этот раз уже по поводу неустойчивой радиосвязи между артиллерийскими наблюдателями и огневыми взводами.

Позвонил капитан Волков. Докладывает, что на него идут двадцать пять танков с автоматчиками.

Через пять минут снова он. Бодрым голосом сообщает:

— Три танка горят. Фашистская пехота прижата к земле пулеметным огнем.

Атака начинается и на правом фланге против 1-го батальона капитана Сергеева. Но Мухина по-прежнему больше всего беспокоит участок Волкова. Начальник училища сам вызывает по телефону 2-й батальон:

Волков, почему молчите?

Виноват. Только что дух перевел. Вражеская пехота отбита. Танки тоже не пробились и пошли в обход деревни Слепина.

На лице Мухина появляется улыбка:

— Молодцы! Передай курсантам мою благодарность... А о том, что немцы в обход пошли, не волнуйся. Там их тоже встретят...

Часа через два на наблюдательный пункт пришел комиссар училища Я.В. Завалишин. Он был во 2-м батальоне. Весь в пыли, утомленный, а в плазах задорный огонек.

— Ну и поддали же наши фашистам! Первую волну пехоты и танков удачно накрыла гаубичная батарея. А довершили дело пулеметчики. Они уложили пехотинцев прямо перед проволокой...

Закончить Завалишину не удалось. На НП прибыл связной от Волкова:

— Батальон обходят танки!..

«Прорвали стык», — решил Мухин и стал звонить в штаб кингисеппского сектора. Но телефонная линия оказалась перебитой. Прекратилась проводная связь и с Волковым.

Полковник перебросил на левый фланг свой главный резерв — противотанковую батарею. Это была половина собственных артиллерийских средств училища.

С другими батальонами связь оставалась устойчивой. Командиры докладывали, что ведут огневой бой. Много раненых. А вот гранат и бутылок с горючей смесью мало.

Начальник училища уходит на передовую, меня просит съездить на командный пункт сектора похлопотать о восстановлении взаимодействия с соседом.

Дорога тянется лесом. Справа и слева слышится близкий артиллерийский гул. Вокруг — ни одной живой души.