Доктор Ренар, нахохлившись, сидел у окна.

— Ни-че-го, — сказал Вилли. — Теперь мебель.

Они так же тщательно осмотрели всю мебель, настольную лампу, рамки картин, занавески на окнах, обшарили со своими приборами всю кровать… Осмотрели и соседнюю комнату.

— Непонятно, — обескураженно пробормотал Жакоб, озираясь вокруг.

— Можешь быть спокоен, мы проверили все, — меланхолично откликнулся Вилли, сматывая провода и укладывая приборы в сумку. — Здесь нет никаких приемников.

Жакоб стоял посреди комнаты, покачиваясь на носках, и повторял:

— Совсем непонятно…

Загадки продолжались. Вечером вдруг раздался звонок. Я взяла трубку. Незнакомый женский голос спросил:

— Госпожа Кауних?

— Нет, это ее племянница. Что вы хотели?

— Могу я попросить фрау Кауних?

— Она в больнице. Что вы хотели?

— О, какая жалость! А что с ней?

— Подозревали приступ аппендицита, но, кажется, обошлось.

— Она находится в больнице в Сен-Морисе?

— Да. А кто это говорит?

Трубка не ответила, хотя я некоторое время слышала в ней притаенное дыхание. Потом раздались гудки отбоя.

Кто это был?

А утром позвонили из больницы и сказали, что тетя чувствует себя вполне здоровой и просит поскорее приехать за нею.

— Все прошло за одну ночь, — удивлялся пожилой добродушный врач, провожая нас с тетей до машины. — Упал лейкоцитоз, прошли боли, желудок стал хорошо прощупываться. Поразительно!

Тетя слушала его с легкой усмешкой…

И я вдруг поняла: ночью она опять слышала голос! Это он сделал ее здоровой и приказал вернуться домой.

Мне не терпелось рассказать об этом Морису. Но до вечера я не могла оставить тетю одну. И он не подавал никаких сигналов через доктора Ренара, — наверное, так требовали правила игры… Я немножко обиделась и вечером не пошла к ним.

Только на другой вечер за ужином доктор Ренар украдкой сунул мне записочку:

«Все готово. Если хотите услышать голос, приходите часов в одиннадцать к нам. Морис».

Едва дождавшись, когда тетя после ужина уйдет к себе, я без двадцати одиннадцать уже стояла, запыхавшись от быстрой ходьбы, перед калиткой доктора Ренара, над которой приветливо горел кованый фонарь с цветными стеклами.

Хозяин встретил меня и проводил на веранду, густо обвитую диким виноградом. Там сидели за бутылкой вина доктор Жакоб и Вилли.

Инженер помахал мне рукой, не вставая с плетеного кресла.

— Добрый вечер, — сказала я, щурясь от света и осматриваясь по сторонам.

— Добрый вечер, — ответил Жакоб и насмешливо добавил: — Ищете, в каком углу он прячется?

— Кто?

— Голос. Вы так внимательно огляделись, словно надеетесь увидеть его.

— Тетя слышала его и в больнице. Он вылечил ее и приказал поскорее вернуться домой, — перебила его я.

— Вот как? — Морис насупился.

— Выходит, она носит приемник с собой? Он у нее где-то в платье спрятан, — подал голос Вилли.

— Возможно, — пробормотал Морис. — Ловкий голос, что и говорить. Увы, пока еще мы не можем его показать, но он от нас не уйдет. Уже поймали, верно, Вилли?

Инженер молча кивнул, потягивая вино из высокого стакана.

— Две ночки пришлось повозиться, пока нащупали нужную частоту и волну, — продолжал довольным тоном Жакоб, наливая и мне стакан и придвигая стул. — Садитесь, придется немного подождать.

Я села, пригубила вино и попросила:

— Но расскажите толком, кого — или что? — вам удалось поймать? Чему вы радуетесь?

— Голос, — ответил Жакоб. — Я был прав: он вещает по радио, на ультракоротких волнах. Никакой мистики…

— Просто техника на грани преступления, — вставил Вилли и сам первый рассмеялся, приглашая нас оценить его шутку.

— Да, элементарная радиотехника, — кивнул Жакоб и посмотрел на часы. — Скоро убедитесь.

— А долго ждать? — спросила я. — Может, он уже говорит? Или «небесный голос» работает строго по расписанию, как радиостанции?

— Он ждет, когда ваша тетя начнет засыпать, — пояснил доктор Жакоб. — Опыты по гипнопедии показали, что лучше всего информация усваивается в самый ранний период сна, и они это знают! Жулики нынче грамотные.

— Но откуда он может знать, когда тетя засыпает? Он здесь? Следит за нашим домом? — перепугалась я.

— Конечно, — ответил Жакоб. — Это совсем нетрудно. Огни ваших окон прекрасно видны с шоссе. Можно вести наблюдения, сидя в кафе. Разве вы не задумывались, почему ваша тетя слышит голос лишь в будни? Потому что в субботу и воскресенье Горан занят космическими проповедями и не может приезжать сюда из Берна.

— Верно, — прошептала я. — А когда они узнали, что тетя в больнице…

— …поехали туда, — подхватил Морис, снова посмотрев на часы, и встал: — Пора. Начинаем, Вилли.

Инженер неторопливо допил вино, посмотрел па свет опустевший стакан и лениво поднялся.

Мы спустились по ступенькам в ночной притихший сад. Впереди шел доктор Ренар, посвечивая электрическим фонариком. Все выглядело весьма таинственно, — похоже, игра продолжалась…

На площадке за домом чернело что-то громоздкое. Доктор Ренар направил туда луч фонарика — в кустах стоял темно-зеленый автофургон.

Мы подошли к нему. Вилли завел мотор на малых оборотах, потом вылез из кабины и распахнул заднюю дверцу фургона.

Он забрался внутрь, а мы ждали, прислушиваясь к урчанию мотора.

Но вот в фургоне загорелся свет. Инженер высунулся из дверцы и пригласил:

— Залезайте.

— Прошу. — Жакоб подал мне руку и помог забраться в фургон.

В нем оказалась настоящая техническая мастерская или лаборатория: все стены занимали приборы, переплетенные паутиной разноцветных проводов, на столике горела яркая лампа и стоял микрофон, повсюду валялись инструменты. На другом откидном столике я увидела магнитофон.

Инженер колдовал с приборами, щелкал переключателями. Присев на складной стульчик, я с любопытством смотрела, как одна за другой загораются цветные лампочки. Жакоб пристроился рядом и начал возиться с магнитофоном.

Доктор Ренар остался стоять возле фургона, заглядывая в дверь.

В динамике над моей головой защелкало, захрипело, тесный фургончик наполнился обрывками мелодий и голосами, ворвавшимися из ночного эфира. Громыхание джаза сменялось вкрадчивым голосом диктора, нахваливавшего новые моды Кристиана Диора.

«Вы торопитесь? У вас нет времени сосредоточиться? Вы испытываете потребность в наставлении, которое наполнит содержанием ваш наступающий день? Вызывайте Телебиблию!…»

Потом гортанная и страстная речь, похоже, на арабском языке, снова джаз, орган и молитва…

Я никогда не слушала так поздно радио и даже не подозревала, что ночь полна голосов.

Эта какофония оборвалась так же внезапно, как и началась. Теперь из динамика раздавались лишь негромкое гудение да потрескивание электрических разрядов.

И вдруг я услышала негромкий, монотонный, убаюкивающий, похоже, знакомый голос:

«Все ваше тело тяжелеет и словно наливается свинцом… приятный покой, отдых, крепкий, спокойный сон охватывает вас… дышите спокойно, равномерно, глубоко… все тише, все темнее, все спокойнее становится вокруг вас… Вы засыпаете, засыпаете все глубже и крепче…»

Длинная пауза. Только слышен убаюкивающий стук метронома.

«Космический» проповедник! Это его голос.

— Вот видишь, опять упустили из-за тебя начало, — сердито буркнул Жакоб.

Вилли виновато хмыкнул.

И только теперь я поняла, что слышу собственными ушами тот самый таинственный «глас небесный», который принес в наш дом столько мук и тревог!

Он звучал немножко печально, произносил фразы отчетливо, певуче, слегка «в нос», с короткими паузами:

«Вы лежите совершенно спокойно и ни о чем не думаете… Чувство покоя все более и более проникает в ваш мозг, ваши мысли становятся спокойными, медленными, все заботы уходят. Вы совершенно отрешились от всех забот и волнений… Вы крепко спите и на окружающее больше не обращаете внимания…»