«С первого дня обложения Севастополя превосходящим в силах неприятелем войска, предназначенные его защищать, выказывали решительную готовность умереть, но не отдать города... В продолжение короткого времени неутомимою деятельностью всех выросли из земли сильные укрепления, и пушки старых кораблей расставлены на этих грозных твердынях... Войска рвутся сразиться и на каждом шагу выказывают свою удаль... Они по примеру отцов нс хотят и знать о числе неприятелей»¹⁵⁴.

...3 октября 1834 г* на военном совете союзников было решено, что на рассвете 5 октября осадные батареи, насчитывавшие к этому времени уже более 115 орудий крупных калибров, должны начать общую бомбардировку Сева* стоноля, чтобы разрушить укрепления оборонительной линии города, подавить или сильно ослабить крепостную артиллерию севастопольцев и, таким образом, обеспечить условия для штурма Севастополя. Вместе с сухопутными войсками противника а атаке Севастополя должен был принять участие весь неприятельский флот, насчитывавший свыше 50 кораблей различных классов с 2680 орудиями.

По усиленным приготовлениям в лагере союзников для Корнилова было очевидно, что противник готовится к решительной атаке. «Завтра будет жаркий день»,—говорил он вечером 4 октября. Для отражения штурма он принял последние необходимые меры, позаботился о доставке боеприпасов на батареи. Корнилов выражал опасение, как бы от непривычки нс было больших «потерь среди гарнизона, но когда ему говорили, чтобы сам он берег себя, следовал ответ: «Не время думать теперь о безопасности; если завтра меня где-нибудь не увидят, то что обо мне подумают?»

Наконец, наступило 5 октября 1854 г. — «день крещения Севастополя огнем и железом».

Ранним утром заговорили сотни орудий: разгорелась ожесточенная артиллерийская дуэль. Корнилов и Нахимов с первыми же выстрелами прибыли на оборонительную линию. Воодушевляя севастопольцев, они находились на самых опасных местах, где огонь противника был наиболее сильным. Корнилов поскакал на четвертый бастион, против которого враг направил главный удар. Под сильным огнем Корнилов подходил к каждому орудию, говорил с солдатами и матросами, разъясняя им задачи, поднимая их боевой дух. Потом он поехал на пятый бастион, где матросы и солдаты горячо приветствовали его.

С каждым залпом русской артиллерии увеличивались разрушения нл позициях неприятельских войск. Особенно тяжелый урон понесли Французские батареи, расположенные против правого фланга русской обороны. Спустя три-чегыре часа после начала артиллерийского поединка огнем русских орудии был взорван пороховой погреб французов, что вызвало сильное расстройство на вражеских батареях. Вскоре все французские батареи окончательно замолчали.

Значительно сложнее было положение на левом фланге оборонительной линии, где севастопольцы под командованием контр-адмирала Истомина вели упорную борьбу против английских батареи, усиленно обстреливавших третий бастион и Малахов курган. Около 11 часов дня Корнилов прибыл на третий бастион. Здесь были особенно сильные повреждения: прислугу у орудий вследствие значительных потерь пришлось дважды пополнять; боеприпасов не хватало; многие земляные укрытия были разрушены. Но защитники бастиона сражались мужественно и отважно.

С третьего бастиона Корнилов направился на Малахов курган, где также шла ожесточенная борьба с врагом. Было II часов 30 минут. Град неприятельских снарядов осыпал укрепления, батареи, блиндажи и площадки Мала* хова кургана. После необходимых приказаний и распоряжений, отданных командирам кургана, Корнилов собирался продолжить объезд остальных укреплений Севастополя. Но в этот момент он был сражен вражеским ядром.

Смертельно раненного адмирала отвезли в госпиталь-Успев лишь проститься с Истоминым и Нахимовым и обрадоваться известию об успехе в борьбе против английских батарей, Владимир Алексеевич скончался.

На следующий день севастопольцы провожали в последний путь организатора и руководителя обороны, талантливого военачальника, выдающегося адмирала русского флота. «Вечером 6 октября были похороны адмирала Корнилова. — писал очевидец. — Мало мне приходилось видеть подобных похорон. Плакали не только офицеры... плакали чужие, плакали угрюмые матросы, плакали и те, которым слеза была незнакома с пеленок»¹⁵⁵- По всем бастионам передавали последние слова Корнилова, обращенные к солдатам и матросам: «Отстаивайте же Севастополь!»

Ранение В. А. Корнилова на Малаховой кургане.

С рисунку Н. С. Самокнша*

С честью выдержав первое боевое крещение, севастопольцы блестяще отразили штурм 5 октября 1854 г. к многократно умножили беспримерные воинские подвиги в последующей тяжелой борьбе. 349 дней и ночей продолжалась героическая оборона Севастополя. Каждый из этих дней был ознаменован героизмом защитников города, показавших всему миру замечательные качества русского народа, — беззаветную любовь к родной земле, отвагу, мужество и стойкость в борьбе с захватчиками.

Лев Николаевич Толстой, явившийся свидетелем и участником обороны Севастополя, сообщал брату Сергею

.•

,?пи ис-м 5 *■ октчьо*

18Э4»вып смертельно рцнен

ниц! лдриойл В.П КОРНИЛОВ,

ЧЬМИК ШТДЬР

Ч1РМ0МСРСН0Г ГГ ‘ЬПОТО, руководитель

севастопольской обороны.

Мемориальная доска на месте ранения В. А. К°РН»*лова.

Николаевичу: «Дух в войсках выше всякого описания. Во времена древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо «здорово, ребята!» говорил: «нужно умирать, ребята, умрете?, и войска отвечали; «умрем, ваше превосходительство, ура!» И это был не эффект, а на лице каждого видно было, что не шутя, а взаправду...»^{156 157} С глубокой проницательностью Толстой тогда же писал: «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский»*.

Корнилов погиб на боевом посту в самом начале Севастопольской обороны. Но значение его деятельности как организатора, вдохновителя и руководителя героического гарнизона выходит далеко за_ж рамки начального периода

*

«

I

*

Справа налево: Оюст В. А. Корнилова. П. С. Нахимова и матроса П. М. Кошки о Центральном военно-морском музее в Ленинграде.

10 В. Л. Корнилов борьбы. Он воспитал и обучил тысячи тех героев, благодаря которым были вписаны замечательные страницы в отечественную историю. Он заложил тот военно-организационный фундамент обороны, который имел огромное значение в ходе всех последующих действий и событий под Севастополем. Поэтому его имя но праву неразрывно связано со всей Севастопольской эпопеей.

Имя Корнилова вместе с именами других героев Севастопольской обороны навсегда сохранилось в народе. Официальная же историческая наука дореволюционной России не посвятила Корнилову ни одного научного исследования, в котором бы оценивалась вся его продолжительная и многогранная деятельность по совершенствованию различных отраслей военно-морского дела. Даже опубликованные вскоре после смерти Корнилова материалы и документы к его биографии не были использованы для этой цели, а наиболее реакционные «теоретики» царизма (вроде Н. Кладо) приложили немало усилий для того, чтобы опорочить его имя и его заслуги. Только в советское время стало возможным подлинное изучение исторической обстановки того периода и деятельности Корнилова как одного из выдающихся флотоводцев нашей Родины.

Героические дела русских воинов, сражавшихся под руководством Корнилова под стенами Севастополя, с особенной силой ожили в 1941—1942 гг. — в дни второй обороны Севастополя. Защитники советской черноморской твердыни в это тяжелое для нашей страны время нс только повторили подвиг севастопольцев 1854—1855 гг., но проявили невиданный массовый героизм.