Такой взгляд на советское политическое общество, пронизанное отношениями, построенными по принципу патрон —клиент, показывает, перед какой серьезной проблемой оказался Сталин, приступая к Большой чистке. Во-первых, он уже давно сформировал собственный «хвост». Начиная с 20-х годов Сталин создал собственную «семейную группу», в которую входили такие старые партийные товарищи, как Молотов и Ворошилов, земляки из Закавказья, подобные Орджоникидзе и Микояну, восхищающиеся протеже (Жданов и Хрущев), «специалисты по восхвалению» патрона (Каганович и Берия) и абсолютно надежные прислужники (Ежов, Поскребышев, Мехлис), которые были и преданы ему, и зависели от него. Собственная политическая карьера Сталина была сверхтипичным примером феномена, который он столь ярко описал и осудил.

Ясно, однако, почему теперь Сталин критиковал это явление. Связи взаимной солидарности между партийными и другими чиновниками стали помехой в проведении кампании террора на ее новой стадии. Патроны не стремились бы «выявлять» врагов в рядах своих клиентов, а клиенты не хотели бы доносить на своих патронов. Тот факт, что Сталин в качестве примера сослался на руководителей на местах, свидетельствует об особых трудностях, с которыми он мог столкнуться вне столицы, т. е. там, где местные партийные бонзы были всесильны и, возможно, имели «своих людей» даже в местных органах НКВД.

Сталин предупредил партийных чиновников, что при переезде из одного региона в другой они не должны тащить за собой «хвост». Как явствует из этого, московское руководство было способно сделать так, чтобы переведенный в другой район чиновник не прихватывал с собой своих людей. Но поскольку очень многие должностные лица как на периферии, так и в центре оставались на старых местах, сохраняя в неприкосновенности свои «семейные группы», этот метод, по существу, имел весьма малую ценность. Сталин дал осторожно понять, каким образом он собирается решить эту проблему. Он намеревался внести в свою революцию сверху некоторые демократические принципы. Поняли ли его члены Центрального Комитета, а затем и вся страна — это уже другой вопрос.

Как следует определять, спросил Сталин, эффективность деятельности должностных лиц? Некоторые полагают, заметил он, что руководители должны проверять своих подчиненных «сверху». Но это только часть ответа. Другой, притом жизненно важный элемент — это проверка «снизу», когда массы контролируют своих руководителей, критически отмечая их ошибки и намечая пути их исправления. Большевики, как говорил Ленин, должны обладать смелостью признавать и устранять собственные ошибки. Иллюстрируя свою мысль, Сталин привел показательный пример. Он сослался на ошибку, совершенную «нашими партийными товарищами» в 1930 г., когда они, создавая колхозы, забыли о принципе добровольности (при котором коллективизация заняла бы несколько лет) и попытались, используя «административный нажим», коллективизировать крестьянство за три-четыре месяца. Центральному Комитету, сказал Сталин, пришлось сдержать таких сверхретивых товарищей, страдавших головокружением от успехов.

Только имея перед собой терроризированных людей, Сталин мог так извратить события, которые все еще были свежи в памяти многих большевиков, события, свидетельствовавшие о его собственных ошибках в деле коллективизации. Сперва он сам прибег к террору при ее осуществлении, а потом свалил ответственность за «ошибки» на проводивший ее по его указке низший эшелон работников. Многих участников пленума это должно было возмутить, но никто из них не осмелился подать голос.

Развивая популистскую тему, Сталин сказал, что непозволительно разрывать связи с массами. Следует внимательно прислушиваться к рядовым партийцам, «маленьким людям». Их точка зрения «снизу» — необходимое дополнение к взглядам руководителей «сверху». Это было доказано, заметил Сталин, несколько лет назад, когда члены Центрального Комитета провели с рядовыми рабочими беседы, оказавшиеся полезными для решения проблемы повышения угледобычи в Донбассе, в которой не могли разобраться сотрудники Нар-комтяжпрома. Вслед за этим Сталин привел более актуальный пример внимательного отношения к «простым людям». Речь шла о деле Николенко (Сталин назвал ее «Николаенко»), ярой доносчицы из Киева. Сначала ее в назидание клеветникам исключили из партии, а затем, после визита в Киев Кагановича, с почестями, как «героиню», восстановили. Кто такая, спросил Сталин, Николаенко? Обыкновенный «маленький человек», который в течение целого года подавал сигналы о неблагополучии в киевской партийной организации, разоблачал «семейственность» и засилье троцкистских вредителей. Но вместо того, чтобы прислушаться к ней, от нее отмахивались как от назойливой мухи и наконец исключили из партии. Только вмешательство Центрального Комитета, сказал Сталин, установило правоту Николаенко и ошибочность позиции парторганизации Киева.

Сталин подчеркнул важность связи с народом, напомнив греческий миф о великане Антее, сыне бога моря Посейдона и богини земли Геи. Тайна могущества Антея заключалась в том, что в трудные минуты он прикасался к своей матери, земле, и обретал новые силы, но Антей был побежден Гераклом, который, подняв его в воздух, оторвал от матери-земли. Подобно Антею, сказал Сталин, большевики сильны связями со своей матерью — трудящимися массами.

Николаенко, указал Сталин, не составляла исключения, поскольку можно привести десятки и сотни подобных примеров. Его, Сталина, революция сверху теперь вовлекает «простых людей снизу», «николаенков», к помощи которых он теперь обращается ради осуждения как врагов народа руководящих лиц из среды большевиков, а также их «семейных групп»⁸⁶.

У Сталина был еще один план борьбы с «семейственностью». В первом докладе, который был сделан на пленуме, Жданов говорил о возрождении внутрипартийной демократии на путях восстановления подлинной выборности партийных комитетов посредством тайного голосования. Сталин вернулся к этой теме в своем заключительном слове, добавив, что непременным условием обеспечения контроля масс над руководителями является безусловная выборность партийных органов, право выдвигать и отводить кандидатов, свобода критики и самокритики.

Постановление пленума по докладу Жданова назначило внутрипартийные выборы на 20 мая. Сообщая об итогах выборов, «Правда» утверждала, что они «еще более улучшили состав руководящих кадров партии». В Москве, например, 40% членов парткомов первичных парторганизаций были избраны впервые⁸⁷ Трудно сказать, способствовало ли это улучшению кадрового состава, но так или иначе, он претерпел большие изменения: 40% прежних членов парткомов переизбраны не были.

Выборы были проведены и в партийные органы более высокого уровня. Делегаты Московской партийной конференции тайным голосованием избрали городской и областной комитеты партии. Много лет спустя Хрущев, занимавший в 1937 г. посты первого секретаря московских обкома и горкома, рассказал о том, как проходили эти тайные выборы. «Последнее слово» в оценке деятельности того или иного кандидата на высшие руководящие посты принадлежало НКВД, и только НКВД⁸⁸.

Таким образом, сталинская внутрипартийная демократия была лишь дымовой завесой. Тайна выборов, а также показной демократизм при выдвижении кандидатов стали механизмом, предназначенным лишить «руководящие кадры партии», значительная часть которых была обречена на уничтожение, контроля над результатами выборов и передать все дело в руки НКВД.

Сталин завершил речь пассажем, в котором представил себя другом простых людей, вождем, сочувствующим им, выступающим против бюрократов из партийного аппарата, которым ничего не стоит исключить из партии «тысячи и десятки тысяч» человек всего лишь за «пассивность» и незнание партийной программы. Сталин имел при этом в виду (хотя и не уточнил) случаи исключения из партии во время проведенной в 1935-1936 гг. кампании по проверке и обмену партийных документов. Он назвал безобразным фактом то, что в результате бездушной политики из партии на таких основаниях оказались изгнанными замечательные рабочие и прекрасные стахановцы, в отношении которых можно было бы ограничиться выговором или предупреждением. К тому же зафиксированная в Уставе партии ленинская формула требовала от членов партии не полного интеллектуального овладения Программой, а лишь ее признания. Иначе это была бы партия «только интеллигентов и вообще людей ученых».