Менжинский умер в мае 1934 г. после продолжительной болезни. Уже 11 июля в печати был опубликован указ о создании Всесоюзного наркомата внутренних дел. Главой НКВД был назначен ГЯ. Ягода; Я.С. Агранов и Г.Е. Прокофьев стали его заместителями. ОГПУ вошло в новый наркомат как Главное управление внутренней безопасности. В структуру НКВД вошли также ГУЛАГ и управления милиции, пограничной службы, внутренних войск, пожарной охраны и записи актов гражданского состояния. Судебная коллегия ОГПУ, имевшая право выносить смертные приговоры, была упразднена. В указе говорилось, что дела, касающиеся государственной безопасности, после следствия должны направляться в суд. Дела о шпионаже и т. п. должны рассматриваться Военной коллегией Верховного суда СССР, Наконец, при НКВД создается особый орган (Особое совещание), наделенный правом выносить в административном (внесудебном) порядке приговоры к ссылке, высылке или заключению в ИТЛ на срок до пяти лет.
Реорганизация органов безопасности была представлена общественности как реформа, ставшая возможной благодаря стабилизации положения в стране и полной компетенции судов в рассмотрении дел, связанных с безопасностью государства. В действительности же это был очередной шаг Сталина к осуществлению его заговора. Указание о подсудности дел о государственной измене Военной коллегии Верховного суда явилось прелюдией к целому ряду процессов по делам, слушавшимся Военной коллегией под председательством «армвоенюриста» В.В. Ульриха. Кроме того, в июне 1934 г. в советское законодательство было введено понятие измены Родине, к которому относились такие преступления, как шпионаж, разглашение военной и государственной тайны, бегство за границу. Все эти преступления карались расстрелом, мало того, для членов семей беглецов за рубеж предусматривались сроки заключения от пяти до десяти лет, если они признавались соучастниками или знали о намерении совершить побег, но не донесли властям. Для тех членов семей, кто ничего не знал о преступных намерениях родственника, предусматривались сроки заключения до пяти лет5 Сталин предвидел, что скоро наступят такие времена, когда многим придется задуматься о бегстве за границу или невозвращении из зарубежной командировки.
Еще одним зловещим предзнаменованием явилось создание Особого совещания. Указ от 11 июля обязывал новый наркомат разработать положение об этом органе. Согласно этому положению, вышедшему 5 ноября 1934 г., в состав Особого совещания должны были войти нарком в качестве председателя, два его заместителя, руководитель управления милиции, прокурор СССР или его заместитель и еще один или два члена. Особое совещание получило право выносить административные приговоры «лицам, признанным социально опасными». Пояснений, что именно делало человека «социально-опасным элементом», в тексте положения не было. В номере периодического издания, публикующего тексты вновь принятых законодательных актов, за конец ноября 1934 г. это положение опубликовано не было; оно появилось в мартовском номере за 1935 г. вместе с законодательными актами, принятыми в начале 1935 г.6 Промедление с публикацией, несомненно умышленное, вероятно, объяснялось нежеланием афишировать предназначение нового органа, которое явилось инструментом начавшейся после убийства Кирова в декабре 1934 г. широкой волны репрессий.
Орган, аналогичный Особому совещанию, имелся еще в царской России. Он также назывался Особым совещанием и был институтом в рамках министерства внутренних дел Российской империи при двух последних царях. В 1881 г., после убийства Александра II, было принято «Положение об усиленной и чрезвычайной охране», предусматривавшее создание Особого совещания с правом назначения сроков административной ссылки от одного года до пяти лет. Функции председателя Особого совещания исполнял заместитель министра внутренних дел, членами совещания были два представителя министерства внутренних дел и два представителя министерства юстиции. Решения Особого совещания утверждались министром внутренних дел7. Главным занятием царского Особого совещания была отправка революционеров в ссылку. Сталинское Особое совещание занялось тем же; причем иногда ссылались те же люди, которых отправляли в ссылку при царском режиме.
Однако прежде чем запустить новую машину репрессий, для развязывания террора нужно было найти подходящее обоснование. Хотя Ленин неосторожно обмолвился о террористической чистке, до сих пор в партии ничего подобного не было. Преследование левых под тем предлогом, что троцкизм чужд большевизму, все-таки не было открытым террором в полном смысле слова. Наконец, дело Рютина показало, что даже на уровне Политбюро сильны позиции тех, кто не приемлет кровопролитие как средство сведения счетов между большевиками. Чтобы преодолеть противодействие противников кровавых репрессий, Сталину нужен был веский предлог, политически убедительное свидетельство их необходимости.
Выход подсказали события в Германии. Советская печать много писала о прошлогоднем пожаре в рейхстаге как об организованном нацистами поджоге с целью свалить вину на коммунистов и оправдать введение ускоренного и упрощенного судопроизводства для развязывания террора против коммунистов и других левых элементов. Следующим шагом Гитлера, направленным на укрепление его диктаторской власти, была акция 30 июня 1934 г. против штурмовиков — потенциально неуправляемых нацистских отрядов во главе с Эрнстом Ремом. При поддержке высших военных Гитлер организовал убийство Рема и других предводителей штурмовиков под тем предлогом, что они якобы готовили заговор. Государственный террор был легализован законом, содержащим всего один параграф: «Принятые 30 июня и 1 и 2 июля меры подавления предательских вылазок являются оправданным актом самообороны государства»8. Есть сведения, что Сталин проявил большой интерес к этой акции и внимательно прочел все касающиеся ее донесения советских агентов в Германии9, а также, что на первом заседании Политбюро после 30 июня он заявил.- «Вы слыхали, что произошло в Германии? Гйтлер, какой молодец! Вот как надо поступать с политическими противниками...»10
Интерес Сталина понятен, но взять «ночь длинных ножей» за образец, последовать примеру Гитлера и развязать открытый террор против врагов в партии он никак не мог. Вся политическая культура большевиков отвергала подобные действия. Кроме того, врагов было слишком много, и разом избавиться от всех не предоставлялось возможным. Сталину нужно было нечто вроде поджога рейхстага в советском варианте — гнусное и политически ужасающее преступление, в котором можно будет обвинить множество видных старых большевиков. Как только такое преступление совершится, можно будет принять чрезвычайный законодательный акт, вроде гитлеровского закона из одного предложения, и тем самым убрать все преграды на пути к террору против тогдашнего состава партии:
Выбор покушения на жизнь крупного политического деятеля в качестве такого преступления выглядит вполне естественным для Сталина. Старшее поколение хорошо помнило убийство эсерами председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого 30 августа 1918 г. и покушение на Ленина в Москве. Ответом на эти террористические акты было резкое усиление красного террора — вот и прецедент, оказавшийся очень кстати.- официальный террор после убийства видного большевика в Ленинграде (Петрограде) и попытка убийства верховного вождя в Москве. Эта схема вновь появляется в секретном циркулярном письме (июль 1936 г.), в котором содержатся обвинения в адрес воображаемой контрреволюционной организации в убийстве Кирова в Ленинграде и подготовке убийства преемника Ленина в Москве.
Выбор Кирова в качестве жертвы был столь же неизбежен, как выбор политического убийства в качестве предлога для развязывания террора, Теперь Сталин не питал к прежнему другу иных чувств, кроме ревнивой враждебности, он видел в Кирове соперника. Более того, насильственная смерть ни одного другого видного большевика не произвела бы такого ошеломляющего эффекта, ничье убийство не могло бы послужить лучшим предлогом для развязывания репрессий, чем убийство Кирова. Наконец, Сталин, несомненно должен был принять в расчет то обстоятельство, что в Ленинграде, давнем оплоте Зиновьева, осталось немало зиновьевцев. Группа Зиновьева-Каменева была прежде в оппозиции, стало быть, среди старых большевиков трудно было подобрать более подходящих кандидатов в обвиняемые.
