Многочисленные ставшие известными документы об истории отношений между Москвой и Берлином в конце 20-х годов свидетельствуют, что германское правительство в целом придерживалось линии на сохранение контактов с СССР в условиях оказываемого с переменным успехом давления с Запада и Востока, а сталинское руководство опасалось утратить эти контакты, проявляя нервозность в связи с влиянием «западников» в Германии и настойчивыми попытками держав-победительниц, подписавших Версальский договор, вовлечь Германию в антисоветский лагерь посредством экономических, политических и территориальных уступок. Переписка министерства иностранных дел Германии за период с переговоров о продлении срока действия Рапалльского договора, которые привели к подписанию договора в Берлине в 1926 г., и до переговоров в начале 1931 г. о продлении срока действия последнего, указывает на постоянные попытки Советов оказывать давление на Германию с целью заставить ее подтвердить приверженность Рапалльской линии и на периодические инициативы советского руководства, направленные на укрепление политических, военных и экономических связей с Германией. Так, на переговорах в 1931 г. Литвинов предложил вместо простого возобновления договора подписать новый, более прочный договор. Немцы предпочли просто возобновить прежний договор. В ответ на предложение министерства иностранных дел Германии продлить срок действия договора всего лишь на шесть месяцев Москва предложила продлить его на пять лет15.
Тем не менее советско-германские отношения развивались далеко не гладко. Так, на протяжении примерно года, в 1929-1930 гг., когда канцлером был Герман Мюллер, первый социал-демократ на этом постус 1923 г., действия советской стороны привели к возникновению напряженности в советско-германских отношениях, поставившей сотрудничество на грань срыва. Одним из таких шагов советской стороны был арест пяти немецких инженеров, из которых трое были привлечены к суду по Шахтинскому делу1*5. Кроме того, общественность чрезвычайно беспокоила судьба тысяч немцев-меннонитов, которые, покидая деревню во время коллективизации с целью дальнейшего выезда в Канаду, оказались в Москве. Важно отметить, что в начале 1930 г. дипломатический кризис пошел на убыль благодаря советским инициативам, направленным на улучшение отношений с Германией.
В августе 1931 г., когда уже началась агония Веймарской республики, антисоветизм Франции был поколеблен подписанием советско-французского договора о ненападении. В январе 1932 г. СССР заключил договор о ненападении с Польшей, причем наркоминдел отверг давнее требование Польши включить в текст договора статью о признании германо-польской границы. Москва, однако, согласилась на формулировку, определяющую агрессию как всякое действие, нарушающее территориальную целостность или политическую независимость любой из договаривающихся сторон17. Немцы были озабочены такой формулировкой, представлявшейся им «косвенной гарантией» восточных границ Германии, которые они стремились рано или поздно пересмотреть.
Вышеупомянутое заявление Сталина, сделанное им в беседе с Людвигом в декабре 1931 г., очевидно, имело целью убедить немцев в том, что у них нет причин беспокоиться по поводу формулировок советско-польского договора. Сталин хотел подчеркнуть, что СССР не был и не будет гарантом Польши и ориентация Москвы на Германию остается в силе.
VI. ф* ■
Сталин и приход нацистов и власти
Кроме Великой депрессии и нацистского движения, падение Веймарской республики было обусловлено также такими политическими факторами, как слабость центральной власти, отсутствие в руководстве умелых и сильных политиков, наконец, в немалой степени тактика немецких коммунистов, осуществляемая ими согласно указаниям из Москвы, т. е. по приказам Сталина.
В Германии неуклонно росла безработица — если в конце 1929 г. безработных было немногим больше 1 млн, то в период 1931-1932 гг. их количество превысило 6 млн, что составило около 1 /3 трудоспособного населения. В сознании масс укреплялась вера в Адольфа Гйтлера и руководимую им партию национал-социалистов как в возможных спасителей нации, и уже летом 1932 г. нацисты располагали примерно 1 /3 депутатских мандатов в рейхстаге. Создалась благоприятная обстановка для нацистской пропаганды и политического маневрирования на высоком уровне, приведших Гитлера в кресло канцлера 30 января 1933 г. Затем последовала так называемая революция законов — волна нацистского террора, поджог рейхстага 28 февраля 1933 г., акт о чрезвычайных полномочиях и уничтожение конституционного порядка. К лету 1933 г. диктатура нацистов вполне утвердилась18.
Пользовавшиеся поддержкой профсоюзов и широких масс избирателей-ра-бочих и имевшие в ноябре 1932 г. в совокупности около 40% депутатских мест в рейхстаге (примерно 7 млн голосов за социал-демократов и почти 6 млн — за коммунистов), блок двух левых партий был бы силой, достаточно мощной для сохранения конституционного порядка. Могли ли они, объединив свои усилия и сотрудничая с другими антифашистскими силами, предотвратить победу нацистов? На этот вопрос трудно дать определенный ответ, но несомненно, борьба коммунистов против социал-демократов в самый критический момент способствовала падению конституционного порядка. Не все коммунисты были настолько слепы, чтобы не видеть катастрофических последствий этой борьбы. Еще в сентябре 1930 г. Троцкий, будучи в изгнании на Принцевых островах, призывал немецких коммунистов выступить против угрозы фашизма единым фронтом с Социал-демократической партией Германии. Троцкий пророчески предупреждал, что победа нацистов обернется катастрофой для рабочего класса Германии и неминуемо приведет к войне с СССР, и его точку зрения разделяли многие немецкие коммунисты19.
Однако Сталин дум ал иначе и, требуя от Коммунистической партии Германии вести непримиримую борьбу против социал-демократии («социал-фашизма»), фактически способствовал захвату власти нацистами. Директива Исполкома Коминтерна немецким коммунистам (февраль 1930 г.) требовала «безжалостно разоблачать» социал-демократию. Следуя указаниям из Коминтерна, летом 1930 г. лидер ГКП Хайнц Нойман подготовил проект новой программы партии (Программа национального и социального освобождения), которая поставила задачу аннулирования Версальского договора и плана Янга и заклеймила СДПГ как предательскую партию Версаля. Соперничая с нацистами в немецком национализме, ГКП иногда не брезговала сотрудничеством с ними. Так, по приказам из Москвы летом 1931 г. коммунисты приняли участие в организованном нацистами и правыми плебисците против социал-демократического правления в Пруссии20.
К образованию единого антифашистского фронта с СДПГ склонялись не только рядовые коммунисты, но и некоторые руководители партии. Сначала Эрнст Тельман возражал против участия коммунистов в плебисците о Пруссии. Тогда его, Германа Реммеле и Хайнца Ноймана «вызвали в Москву, чтобы они могли из первых рук узнать о том, что инструкцию Коммунистическому Интернационалу дал лично Сталин»21. Другой бывший немецкий коммунист, работавший в 1932 г в органах Коминтерна в Москве и впоследствии отбывший длительный срок заключения в советских лагерях, вспоминал, что «...еще в 1932 г. многие в руководстве ГКП и Коминтерна проявляли готовность организовать “единый фронт” с социал-демократами, который мог бы предотвратить победу национал-социализма. Но их робкие предложения приняты не были — все решало слово Сталина, который твердо держался своей линии. Любая критика этой линии тут же объявлялась антипартийной ересью, а то и провокацией агентов международного капитализма»22.
Руководство СДПГ, стремившееся прежде всего установить тесные контакты с католическими и центристскими партиями, также воздерживалось от сотрудничества с коммунистами. Осенью 1932 г., однако, кризис настолько углубился, что настоятельная необходимость сотрудничества стала очевидной. Лидер СДПГ Фридрих Штампфер добился встречи с Львом Хинчуком, советским послом в Берлине и бывшим меньшевиком. Штампфер спросил его, можно ли ожидать помощи от коммунистов в борьбе с национал-социализмом. Затем Штампфер несколько раз встречался с атташе советского посольства Виноградовым, от которого он наконец услышал: «Москва убеждена, что путь к Советской Германии лежит через Гитлера»23.
