Сталин приложил все усилия, чтобы предложения Рыскулова были приняты. Он способствовал исключению из проекта таких положений, как положение о сохранении в собственности крестьян мелкого скота, домашней птицы, инвентаря и положение о добровольном выходе из колхозов. Ему не стоило большого труда сделать так, как хотелось-. 4 января он совместно с председателем комиссии Яковлевым подготовил окончательный вариант постановления⁴⁴.

Так появилось изданное от имени ЦКВКП(б) постановление от 5 января 1930 г. Оно было озаглавлено так: «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Лаконичность, четкость определения сроков, полное отсутствие успокаивающих крестьян заверений, которые тщетно пытались внести члены комиссии Политбюро, и, самое главное, зловещее краткое указание на недопустимость принятия кулаков в колхозы делали этот документ выражением сталинской стратегии террора.

Действуя таким образом, Сталин руководствовался одними экономическими соображениями. Многие стройки индустриализации развертывались в отдаленных и климатически крайне неблагоприятных регионах страны, ничем не притягивавших большую часть советских людей. Однако туда можно было бы отправить большое количество крестьян и использовать их дешевый труд на самых тяжелых работах, предоставляя им лишь самое необходимое для существования. В связи с этим заслуживает внимания и тот факт, что в резолюции Ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) говорилось о необходимости «усилить развитие экспортных отраслей экономики». Ставка прежде всего делалась на экспорт леса. Лесные же богатства России, а следовательно, и лесовырубки были сосредоточены на Крайнем Севере. До начала первой пятилетки в СССР существовала серьезная проблема безработицы. Проведение индустриализации стало одним из путей поглощения излишней рабочей силы. Однако, за исключением немногих энтузиастов из числа коммунистов и преданной их идеям молодежи, было мало желающих добровольно отправиться в суровые северные леса или на стройплощадки в восточных регионах России⁴⁵.

Хорошо помня о том, как Петр, пытаясь сделать Россию великой и могучей, широко (для своего времени) применял принудительный труд, Сталин, несомненно, понимал, что значит наличие огромного подневольного людского резерва. Эту громадную массу людей можно было бы использовать на любых работах, не заботясь о материальном стимулировании их труда. Поэтому Сталин все настойчивей и настойчивей требовал поголовной депортации кулаков в отдаленные регионы страны. Для этого кулак как таковой должен был получить клеймо «заклятого врага>>. Итак, выступая перед аграрниками-марксистами и говоря о недопустимости мягкого отношения к кулаку при проведении раскулачивания, Сталин заметил: «Снявши голову, по волосам не плачут»⁴⁶.

Но почему Сталин пошел на такой крайне неосторожный шаг, как исключение из подготовленного комиссией проекта положения о том, что после вступления в колхоз крестьянин может оставить у себя мелкий инвентарь, домашнюю птицу, корову и другую мелкую собственность? Как раз вопрос о мелкой собственности, остающейся у крестьянина, во многом определял разницу, которая существовала между коммуной и артелью, получавшей предпочтение в подготовленном комиссией проекте. Поскольку запланированное массовое раскулачивание путем террора должно было покончить с сомнениями колеблющихся середняков при вступлении в колхоз, почему бы не облегчить им этот трудный шаг, дав гарантию того, что они не будут лишены практически всего, что у них есть, за исключением разве что дома и одежды? Ответ на этот вопрос был связан с таким получившим распространение в деревне с осени 1929 г. угрожающим явлением — массовым убоем скота крестьянами, силой загнанными в колхоз.

Власти на разных уровнях, как местные, так и центральные, посчитали, что самый разумный способ бороться с такими действиями крестьян — перейти немедленно к «высшим формам» колхозов. Расчет был таков: мелкий скот, коровы и домашняя птица, пока они еще не попали под нож крестьянина-собственни-ка, должны стать общей собственностью всего коллектива. «В конце декабря 1929 г. правление Колхозцентра дало установку на максимальное обобществление скота и птицы в колхозах, т. е. фактически взяло курс не на артель, а на коммуну»⁴⁷ Еще раньше — 10 декабря — местным властям была направлена телеграмма, в которой содержалось требование обеспечить к концу весеннего сева в крупных колхозах и районах сплошной коллективизации обобществление крупного рогатого скота и коров на 100%, свиней на 80%, овец на 60%. В других постановлениях правление Колхозцентра предписывало обобществить всю домашнюю птицу и увеличить до 25% долю коммун в числе всех колхозов. Ивницкий, сообщающий все эти факты, кроме того, добавляет: «Об этом Сталин, Молотов и Каганович не могли не знать, так как все постановления Колхозцентра СССР посылались им для сведения, а принципиальные вопросы колхозного строительства Г.Н. Каминский и Т.А. Юркин (председатель правления Колхозцентра) согласовывали с ними»⁴⁸.

Ясно, что Сталин был одним из тех, кому конфискация крестьянской живности — вплоть до бегающих по двору цыплят — казалась единственно возможной реакцией на положение в деревне, сложившееся во второй половине 1929 г. в результате развернувшейся коллективизации. Постановление ЦК ВКП(б), которое получит широкую огласку и станет руководством для действий местных властей, не должно было противоречить направленным ранее по правительственным каналам инструкциям в связи с наметившейся среди крестьян тенденцией забивать скот, лишь бы не отдавать его в колхоз. Именно поэтому Сталин и решил вычеркнуть из проекта постановления решение комиссии Политбюро о сохранении у крестьян мелкой собственности. В противном случае ему пришлось бы бить отбой форсированной коллективизации. Однако против этого восставала его воинственная натура, этому не соответствовала вся его политическая ориентация.

Из всего вышесказанного следует, что Сталин поставил страну перед свершившимся фактом. Осуществляя из-за кулис политическое руководство партайно-государственным аппаратом, он сумел дать ход процессам, которые потом стали развиваться уже сами по себе и грозили выйти из-под контроля.

Некоторые западные историки ошибочно полагают, что Сталин подошел к этой революции сверху прагматически, без заранее обдуманного плана, не видя, куда движется страна под его руководством⁴⁹. Каким бы ни были его просчеты — а они, действительно, были огромными, — действовал он тем не менее обдуманно. Обратим внимание в этой связи на его собственные слова, произнесенные еще в 1927 г. Вспоминая те времена, когда он в годы Первой мировой войны в качестве политического ссыльного находился в северо-восточной Сибири, Сталин говорил: «Видали ли вы гребцов, гребущих честно, в поте лица, но не видящих того, куда их несет течение? Я видел таких гребцов на Енисее. Это — честные и неутомимые гребцы. Но беда их состоит в том, что они не видят и не хотят видеть того, что их может прибить волной к скале, где им грозит гибель»⁵⁰.

Воспоминание невольно оказалось пророческим. В отличие от енисейских гребцов этот «большевистский гребец на политических водах» считал, что знает, куда направляется его лодка. Однако он не сумел предвидеть того необычайно опасного порога, который находился за новой излучиной взбаламученных вод реки русской истории.

■щ

Примечания

¹ Выступление Я.Э. Рудэутака. XV] съезд ВКП(Б), 26 июня — 13 июля 1930 г. Стенографический отчет. М., 1930. Т. 2. Часть 2. С. 1239-1240.

² Ьуопз Еи§епе. Азз^птеп! т Цюр1а. М.У, 1937. Р. 387, 388. -■}. I

³ Стопин И.В. Соч.Т. 13. С. 107, 108.

⁴ Дмитриевский С. Советские портреты. Стокгольм, 1932. С. 103. В 1924 г. С. Дмитриевский возглавлял канцелярию наркомата иностранных дел, был хорошо информированным работником. В 1930 г., будучи первым секретарем полпредства СССР в Стокгольме, стал невозвращенцем.