Сталин не обращал на все эти факты никакого внимания, потому что они были прямыми последствиями тех инструкций, которые по партийным каналам шли из его личного аппарата к местным властям и заставляли их идти на «перегибы». Эти инструкции выражали его стратегию ускоренной массовой коллективизации. Это была та самая позиция, которая встревожила некоторых членов ЦК. Тревога их была вызвана таким принципиальным моментом: действительно ли можно лишить крестьянина права собственности, особенно середняка, столь привязанного к своей лошади, плугу, скоту, к закрепленному за ним земельному участку, даже если он и является национализированным? Охотно ли он расстанется со своими «средствами»? А если нет, что тогда?

В следующем месяце Сталин предложил свой ответ на этот вопрос. Обращаясь к конференции аграрников-марксистов, он напомнил о давнишней статье Энгельса по крестьянскому вопросу (это была как раз та самая статья, которая, по словам Крупской, оказала глубокое влияние на взгляды Ленина). «Мы решительно стоим на стороне мелкого крестьянина, — цитировал Сталин Энгельса, — мы будем делать все возможное, чтобы ему было сноснее жить, чтобы облегчить ему переход к товариществу, в случае, если он на это решится; в том же случае, если он еще не будет в состоянии принять это решение, мы постараемся представить ему возможно больше времени подумать об этом на своем клочке». Как, спрашивал Сталин, можно объяснить эту, на первый взгляд, чрезмерную осторожность Энгельса? По его мнению, Энгельс исходил из того, что частная собственность на землю — сложившийся общественный институт, и поэтому для крестьянина будет тяжело расставаться со «своим клочком». Таково крестьянство на Западе, в капиталистических странах, где существует частная собственность на землю, продолжал Сталин. «Понятно, что тут нужна большая осмотрительность», — подчеркивал он. В России же положение совершенно иное: национализация земли облегчила переход отдельного крестьянина к коллективизации. «Досадно, что наши теоретики-аграрники не попытались еще вскрыть с должной ясностью эту разницу между положением крестьянина у нас и на Западе»³⁴.

Хотя Сталин и обитал в Кремле, он все же был сыном крестьянки, родившейся еще при крепостном праве. К тому же, как политическому ссыльному, ему время от времени приходилось жить среди крестьян. Он слишком хорошо знал их менталитет и должен был хорошо взвесить все свои аргументы. Россию Сталин противопоставлял Западу; на Западе же, по его словам, требовалась «большая осмотрительность» при отмене права крестьян на земельную собственность. Следовательно, в России такой большой осмотрительности не нужно. «Чтобы аграрники-марксисты» поняли его идею, Сталин выдвинул в этой же самой речи лозунг, который будет служить основой его стратегии — «ликвидация кулачества как класса».

Стратегия террора

Подавляющая часть крестьянских хозяйств, подвергшихся коллективизации к ноябрю 1929 г., приходилась на те 30% крестьянского населения страны, которые составляли бедняки и батраки. Середняки же, представлявшие 2/3 русских крестьян, воздерживались от вступления в колхоз, пока это было еще возможно. Поэтому для того, чтобы разрешить проблему осуществления ускоренной массовой коллективизации, надо было привлечь в колхозы середняков вместе с их «материальными ценностями», которые в своей совокупности в значительной степени превосходили «материальные ценности» крестьян бедняков.

Осуществляя эту стратегию, Сталин недвусмысленно исходил из ленинского тезиса о крестьянстве как «колеблющемся классе»-, с одной стороны, крестьянин-середняк являлся собственником, приверженным к индивидуальному способу хозяйствования; с другой же стороны, трудясь в поте лица своего, он был честным тружеником и составлял поэтому потенциальную основу для социализма в деревне. Отсюда Ленин делал вывод, что, если дать середнякам представление о всех преимуществах кооперации, они сами поймут, какие нужны формы ведения хозяйства.

Принимая ленинскую установку, Сталин пришел к совершенно обратному выводу. Раз по своей сущности середняки являлись колеблющимся классом, а государство было не в состоянии оказать крестьянам материальное содействие (если не считать тех «грошей», о которых говорил Молотов), то в этом случае остается возможность применить силу. Колебания середняка можно сразу прекратить, как только ему со всей ясностью покажут, что единственная альтернатива колхозу настолько страшна, что ему лучше выбрать наименьшее из зол. Для того же чтобы страхом загнать середняков в колхоз, надо выделить особую категорию крестьян, не имеющую строго определенных границ и весьма расплывчатую по определению (достаточно расплывчатую, чтобы при необходимости включить в нее всех непокорных середняков и даже бедняков), с которой можно было бы обращаться с такой показной жестокостью, что масса середняков и еще не охваченных колхозами бедняков, стремясь избежать подобной участи, немедленно бросилась бы в колхозы. Явными кандидатами для такого заклания являлись кулаки. Поэтому необходимо было проводить экспроприацию в массовом порядке под лозунгом «Ликвидация кулачества как класса».

Первое, что подтверждает реконструируемый нами ход размышлений Сталина, — неоднократно повторяемые им слова Ленина о крестьянстве как колеблющемся классе. Далее устами Молотова он выразил свои намерения покончить с колебаниями середняка не пряником, а кнутом. В начале 1928 г., выступая на заседании Уральского крайкома партии. Молотов заявил: «Надо ударить по кулаку так, чтобы середняк перед нами вытянулся»³⁵. Хотя эти слова были сказаны в связи с кризисом хлебозаготовительной кампании и представляли собой указание, как извлекать у середняков запасы зерна, а не как вовлекать их в колхозы, они тем не менее со всей ясностью указывают ту стратегию террора, которой будет несколько позднее придерживаться Сталин при проведении коллективизации. Молотов же всегда — и тогда, и позднее — выражал только взгляды Сталина.

Сам Сталин сказал о том, как «ударить по кулаку» в выступлении перед аграр-никами-марксистами в декабре 1929 г. Он говорил о том, что советская власть делает теперь решительный поворот к политике раскулачивания. Если эта новая политика не ограничится только одними декламациями, мелкими ударами и досужими разговорами, она будет означать «удар» по кулачеству как классу. «Наступать на кулачество, — заявил Сталин, — это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением». Желая до конца прояснить свою точку зрения, он добавил к вышесказанному, что было совершенным абсурдом думать о том, позволить ли кулаку вступить в колхоз или нет. «Конечно, — заключил Сталин, — нельзя его пускать в колхоз. Нельзя, так как он является заклятым врагом колхозного движения»³⁶. Сталин в этой своей речи не объяснил, что основная цель подобной политики по отношению к кулакам как к «заклятым врагам» — заставить крестьянина-се-редняка «вытянуться перед нами». Однако именно такова была цель его стратегии — стратегии террора.

Исчерпывающим доказательством подобных намерений могут служить сведения о деятельности особой совещательной комиссии, созданной Политбюро 5 декабря 1929 г. Задача ее состояла не в том, чтобы действовать в качестве исполнительного органа, дающего ежедневные указания по ходу коллективизации, но в том, чтобы подготовить проект постановления ЦК по реализации решений Ноябрьского пленума о незамедлительном начале сплошной коллективизации. Комиссия состояла из 21 человека. В нее входили как высшие должностные лица центральных сельскохозяйственных организаций, так и секретари наиболее значительных комитетов ВКП(б) по всей стране. Председателем комиссии стал Я.А. Яковлев, недавно назначенный руководителем только что созданного по решению Ноябрьского пленума общесоюзного наркомата земледелия. В составе комиссии было сформировано восемь подкомиссий, занимавшихся такими отдельными проблемами, как темпы коллективизации, типы создаваемых колхозов, политика по отношению к кулакам, мобилизация крестьянских ресурсов. Работая достаточно быстро, подкомиссии примерно в десятидневный срок подготовили свои рекомендации. Сам же проект постановления ЦК, обсужденный и одобренный всем составом комиссии, 22 декабря был представлен на рассмотрение Политбюро³⁷