«Медленно изменяется «тип» русских общественных отношений... Москва... все-таки остается азиатской Москвою. Является Петр и совершает «насильственный переворот» в государственной жизни России. Начинается новый, европейский период русской истории. Славянофилы ругали Петра антихристом именно за «внезапность» сделанного им переворота. Они утверждали, что в своем реформаторском рвении он позабыл об эволюции... Но всякий мыслящий человек легко сообразит, что петровский переворот был необходим в силу пережитой Россией исторической «эволюции», что он был подготовлен ею29 Этот отрывок мог наставить Сталина на путь, в конце которого высилась желанная фигура — революционера-венценосца.
Ощущение сходства между Петром и большевиками, между его и их временем преобладало в России революционного периода. Оно нашло некоторое отражение в цитированном выше высказывании Ленина в 1918 г.ив замечаниях Устрялова в 1924 г. о том, что Ленин сам нес в себе некоторые черты «великого Петра». В том же году поэт Максимилиан Волошин включил строку «Великий Петр был первым большевиком» в свою поэму под названием «Россия». Тот же самый дух истории, что направлял мысли и топор Петра, которые помогли мужицкой России за три столетия разрастись от Балтики до Аляски, теперь вел большевиков «по вековому русскому пути»30.
Сталин, возможно, прочитал небольшую книгу, вышедшую в Советской России в 1926 г. В ней Петр — работник-царь динамичной молодой России, возродившейся ныне благодаря Октябрьской революции. Эту книгу под названием «Россия прежде и теперь» двухтысячным тиражом выпустило в Москве Государственное издательство литературы. Ее националистический дух отразили строки Валерия Брюсова, взятые в качестве эпиграфа:
Над снежными просторами бывшей России
Горит невиданная еще заря.
Автор книги Н.А. Гредескул, бывший профессор права, был одним из тех интеллектуалов, которые оставались в России во время революции и впоследствии стали подписчиками «Смены вех» Устрялова. Однако в предисловии к книге, принадлежащем перу одного из коммунистов, она трактовалась как ответ на стремление «Смены вех» к послереволюционной обывательской «нормальной» жизни. И в самом деле, историко-политический трактат Гредескула представлял Советскую Россию как возрожденное воплощение исторической России с присущим ей революционным динамизмом.
Историческая Россия была укрывшейся за бойницами Россией посггатарс-кой эры, Россией, «собравшей» захваченные у нее земли и превратившей себя в вековой борьбе против татар, Литвы, Польши, Германии, Турции, Швеции в «Великую Россию». На определенном этапе понадобилась европеизация России, и явился «гений», который силой осуществил ее «сверху». ; ■» -.и-
«В Петре надо отметить не только то, что это был гениальный государственный человек, двинувший Россию в сторону “европеизации”, но и то, что это был настоящий “работник”, — работник, который уделял время не только для умственного, но и физического труда... Петр — это один из самых пламенных проповедников труда, как основной стихии жизни... Деятельность Петра была деятельностью “сверху” Внизу необходимость “европеизации” была не очень понятна... она даже прямо возбуждала против себя народные массы... Но все же Петр имел в народной массе и твердую опору: опору в ее социальности, в ее “привычке” повиноваться, в традиции ее “доверия” к самодержавию... Он смело мог “командовать” сверху, мог жестоко расправляться там, наверху, со всеми, кто становился ему поперек дороги, не боясь непокорности и строптивости из самой глубины, от народных масс».
Деятельность Петра сверху, писал Гредескул, превратила Московское царство в Российскую империю. У гениального царя-плотника не оказалось достойных преемников. Трон занимали ничтожества, но Российская империя, словно бы в силу исторической инерции, росла и росла, демонстрируя огромную военную мощь. И теперь вновь, благодаря революции во главе с Лениным — возможно, величайшим гением всего человечества, эта «нация зигфридов» шла вперед под руководством большевиков. «Никакого “разрыва” в русской истории нет. Она идет теперь полным ходом, доводя до окончательного завершения все то “лучшее”, что было в прошлом. И она привела нас к Октябрю, и она поведет нас и дальше путем Октября»31.
Вне зависимости от того, попала или нет к Сталину эта книга и оказала или нет влияние на ход его мыслей, она явилась довольно ясным выражением философии русской истории «прежде и теперь», которую он в то время для себя формулировал. Теперь, как и прежде, революционное наступление внутри страны диктовалось сверху. Сравнимое с революционным превращением Петром государства в орган экономического развития и перестройки общества, сталинское наступление будет также сравниваться с ленинским Октябрем как революционный прорыв к социализму. Как вождь, стремящийся к быстрому преодолению отсталости России через развитие индустрии, Сталин сознательно подражал Петру, однако видел и огромную разницу между собой и своим царственным предшественником: там, где первый Петр потерпел неудачу, новый Петр одержит победу.
Об этом Сталин сказал вовсеуслышанье. В одной из самых важных речей за всю его пятидесятилетнюю политическую карьеру, с которой он выступил на расширенном пленуме Центрального Комитета в ноябре 1928 г., есть упомя-нание об исторически унаследованной отсталости России, которую тщетно пытался преодолеть Петр. «Когда Петр Великий, имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, то это была своеобразная попытка выскочить из рамок отсталости». При прежних правящих классах подобная попытка не могла завершиться успехом. Только большевики могут наконец решить проблему ликвидации вековой отсталости России32. В этом был весь Сталин, стремящийся идти петровским курсом на быстрое преобразование страны сверху, Сталин, который чуть более двух лет спустя объяснил советским хозяйственникам, почему нельзя снижать темпы развития.
Из отдельных моментов, упомянутых на этих страницах, — включая стремление Сталина войти в историю революционным героем, подобно Ленину, и революционным русским государственным деятелем, подобно Петру, включая его военизированную культуру Гражданской войны, его ощущение сходства между враждебный окружением «прежде и теперь», отношение к дипломатии как инструменту советской экспансии в соседние страны путем войны, его открытие революционной роли русского государства и царей-самодержцев, включая Марксову идею первоначального накопления путем насильственного отчуждения крестьянства при помощи государства и ленинское отношение к использованию государственной власти в качестве дубинки — вырисовывается ориентация Сталина на революцию сверху в Советской России.
В молодости Сталин противопоставлял революционную Россию России самодержавной. Теперь он обнаружил, что в давние времена революционная Россия и Российское государство не были теми антиподами, какими стали в конце ХУШ-Х1Х в. Напротив, само государство действовало как революцио-ная сила; политическая надстройка преобразовала социально-экономическую базу в стремлении к национальному могуществу в интересах самообороны во враждебном мире. Московия, петровская самодержавная Россия и Россия революционная являлись одной и той же Россией. Эта идея стала для Сталина путеводной звездой на всю жизнь.
» м*1»'
У.
■I Примечания
.УЛ-
1 Выступление I ноября 1926 г. Сталин И.В. Соч. Т. 8. с. 263. Курсив Р. Такера.
2 Там же. Т. 5 . С. 109. Курсив Р. Такера.
5 Там же. Т. 6. С. 396-397, 398-399.
4 Там же. Т. 7. С. 281-282.
5 Беседа с первой делегацией американских рабочих в сентябре 1927 г. Сталин И.В. Соч. Т. I О. С. 135.
6 Выступление на Московской областной партконференции 27 января 1925 г. Сталин И.В.
