Пока Келвин и остальные придирчиво оглядывали дрожащих от страха девушек, Темьян сидел возле печки на полатях, позевывал и скучающе поглядывал в забранное бычьим пузырем мутное оконце. Потом встал и рассеянно подошел к Небесному Уголку – своеобразному миниатюрному пантеону, без которого не обходилось на Ксантине ни одно жилище. Небесный Уголок в доме подесты представлял собой деревянную, в три полки, этажерку, уставленную вырезанными из крашеной кости фигурками Всемилостивейших Богов. Не всех, конечно, а только особо почитаемых хозяевами этого дома. Сам Темьян «отдавал свою душу величайшему из Всевластных – Богу Молний, которого обычно изображали с длинными, падающими на плечи волосами, короткой курчавой бородой, гиацинтовыми глазами и молниями в руках. Парень поискал глазами знакомый силуэт. Да, разумеется, статуэтка была – стояла в самом центре, на почетном месте. Темьян удовлетворенно кивнул: все правильно, Верховный Бог – почетное место.

Внезапно с улицы раздался шум и крики. Кто-то с воплями и причитаниями приближался к дому.

– Эй, выясни, что там, – приказал Келвин одному из разбойников.

Через некоторое время в дом ввалилась толстая пожилая рыбачка и с плачем кинулась на колени перед разбойниками.

– Кто ее пустил? – нахмурился Келвин. – Убрать немедленно!

Женщина вцепилась ему в ноги.

– Смилуйтесь!.. Пощадите!.. – закричала она. – Оставьте мою! Не трогайте! Пропаду без нее! Вдова я, без кормильца! Как есть пропаду!

– За дочку, что ли, просишь? – поморщился Келвин. – Которая твоя?

– При чем здесь дочка? – удивилась рыбачка. – Я о свинье.

– Ну ты, тетка, даешь, – покрутил головой Хмарь. – Дочку не жалко, а о свинье убиваешься!

– Так дочку кормить надо, а свинья, наоборот, меня прокормит, – рассудительно объяснила та.

– Слышь, тетка, – буркнул Келвин, – не морочь нам голову. Проваливай, пока цела!

– Смилуйтесь! – еще громче завопила баба. – Отдайте! А взамен моей заберите ту, приблудную.

– Свинью, что ли?

– Не свинью – девку!

– Чего ты несешь? – рассердился Келвин. – Какую приблудную девку?

– А вон ту! – Женщина ткнула рукой в оконце на стоящего среди прочих деревенских молоденького чумазого паренька в драном картузе и донельзя замызганной бесформенной одежде.

– Какую – ту? – вконец обозлился Келвин.

– Не парень это! Девка! Пусть меня Боги покарают, девка! Ряженая она!

Заинтересованные разбойники выскочили из дома. Темьян неохотно оторвался от созерцания Небесного Уголка и поплелся следом за Келвином. Здоровяк не выспался и очень хотел есть.

Завидев приближающихся разбойников, парнишка бросился бежать, но его быстро догнали, скрутили и потащили к Келвину.

– Отпустите его, – скомандовал главарь. – Сейчас разберемся, кто тут ряженый.

Разбойники окружили их кольцом, но руки парня выпустили.

Лицо пленника покрывал такой толстый слой грязи, что разглядеть черты оказалось невозможно. Келвин брезгливо поморщился и сорвал изгвазданный, засаленный картуз с головы грязнули. Тотчас изумительные кудри пшеничным водопадом хлынули вниз, окутывая бесформенную фигуру мальчика, вернее, девушки, драгоценным, мягким плащом.

– Так-так! – Келвин резким движением разорвал темную, грязную рубаху, скрывающую силуэт пленника, и замер, уставившись на обнажившееся совершенство: нежная, чуть тронутая золотистым загаром кожа, соблазнительные полукружия грудей с небольшими розовыми сосками, тонкая талия и крутой изгиб бедер, теряющийся где-то за драными, бесформенными штанами ее маскарадного костюма. Разбойники восхищенно присвистнули.

– Вот это да! – сказал Томвуд.

– И вправду девка. Да какая! – добавил Хмарь.

Пленница пришла в себя. Злобно зашипев, она оттолкнула Келвина и, опустив голову, быстро запахнулась в свои лохмотья.

Келвин мельком глянул на стоящую ближе всех бабу:

– Воды! Живо!

Затем он осторожно приподнял подбородок девушки, пытаясь рассмотреть ее глаза.

– Волосы и фигурка у тебя что надо, сейчас посмотрим на твою рожицу.

Пленница отшатнулась. Ее ресницы яростно взметнулись, открывая огромные ярко-синие глазищи, горевшие на чумазом лице подобно драгоценным сапфирам.

– Только посмей меня еще раз тронуть! – злобно прошипела она.

– И что будет? – усмехнулся Келвин.

– Я убью тебя! – отрезала пленница.

– Ты говоришь как мужчина, – поморщился Келвин. – Смирись со своей участью – она не так уж и плоха. Ты, вероятно, очень хороша собой, тебя купит какой-нибудь богатей и будет всю жизнь холить и нежить. Рядить в шелка и самоцветы. Кормить устрицами и пирожными. А здесь чего хорошего? Нищета да тяжкий труд. Нарожаешь кучу сопливых детей какому-нибудь деревенскому увальню. Будешь вставать ни свет ни заря. Работать, не разгибая спины. А так… – Он повысил голос, обращаясь ко всей деревне: – Ваши дочери получат куда лучшую жизнь, чем они имели бы здесь. Они будут жить в богатстве и довольствии…

– Так вы не разбойники, а благодетели, – злобно сощурилась пленница. – Может, вам еще и приплатить за разбой, а?

Келвин не удержался от усмешки, а Хмарь удивленно вскинул брови:

– Ох и дерзка ты, девка! Ты непохожа на деревенскую.

Баба, ходившая за водой, подобострастно приблизилась к ним и зашептала:

– Ненашенская она. Пришлая. Беглая, видать.

– Умой ее, – приказал Келвин.

Баба сунулась к пленнице с ведром, но та царственным движением отстранила ее и сама тщательно умылась колодезной водой. Затем вскинула голову и, вызывающе прищурив глаза, в упор уставилась на Келвина:

– Ну как, «благодетель», не разочарован?

– М-да, – протянул Келвин.

– Берем ее. – Хмарь кулаком пихнул его в плечо. – За нее можно получить целое состояние!

Келвин молчал, уставив задумчивый взгляд поверх голов, на свивающиеся в причудливые фигуры быстрые облака. Одно из них приняло явственное очертание приготовившейся к прыжку кошки. Келвин содрогнулся и машинально покосился на стоящего рядом зевающего Темьяна.

– Ты чего, а? – снова пихнул главаря Хмарь.

– Предчувствие… Эта девчонка принесет беду, – нехотя процедил Келвин.

– Так отпусти меня, – встрепенулась пленница.

– Келвин! Да ты в своем уме! – ахнул Хмарь. – Какие предчувствия? Хочешь, заплатим магу за амулет или наговор, но ее надо брать!

– Ладно, не дави на меня, – поморщился главарь, прогоняя наваждение. – Я просто сказал о предчувствиях… А ее мы, конечно, заберем… Ты прав, за эту девку много заплатят, это точно.

Пленница демонстративно вздернула точеный носик и отвернулась.

– Темьян, – позвал Келвин. Тот дернулся, застигнутый окриком посреди зевка, и вопросительно посмотрел на главаря. – Сторожи ее, Темьян, глаз с нее не спускай.

– Может, пусть лучше кто другой? – испугался урмак. Он только теперь по-настоящему взглянул на пленницу. Она показалась ему такой маленькой и хрупкой, что он побоялся неосторожным движением ей как-то повредить. – Почему именно я?

– Потому, что я так сказал! – отрезал Келвин.

Темьян тяжело вздохнул: он, как всегда, не посмел ослушаться. Парень перевел растерянный взгляд на пленницу. Она насмешливо улыбнулась ему:

– Не бойся, бугай. Я не кусаюсь.

К вечеру разбойники добрались до хутора Пола Чесмана, который был старым приятелем Келвина. Одно время они вместе служили в армии барона Ливаги, но обоим быстро наскучило подчиняться чванливым и не слишком умным командирам, и они дружно дезертировали, занявшись каждый своим делом.

Чесман жил без семьи. Занимался охотой и выращивал на своем хуторе запрещенный во многих странах, а потому ценнейший табак, который потом контрабандой перевозил в соседнюю Беотию. По хозяйству ему помогали молчаливая полногрудая деваха и три апатичных невольника, предплечья которых украшали небольшие татуировки: красный круг с голубем внутри. Эта мета – признак раба – наносилась магами и служила своеобразным маячком и охранником, подавляя волю, эмоции и желания, так что постепенно заклейменный превращался в тупое, равнодушное животное в человеческом обличие.