– Значит, все же сама…

Он резко встал и вышел, неприятно шаркая ногами по полу.

После его ухода в погреб спустились Соланна и Пирс.

– Темьян, я помогу тебе сбежать, – торопливо зашептала Соланна, бросаясь ему на шею.

Урмак покосился на Пирса и, испытав неловкость, неуклюже отстранился.

– Глупости, Соланна, тогда накажут и тебя. Пирс, скажи ей!

– Эта взбалмошная баба давным-давно не слушается меня, – усмехнулся кузнец. – Но я свяжу ее и суну в подпол, чтобы она не наделала глупостей. Кстати, я один из судей и думаю, что смогу защитить тебя. Не падай духом, парень, прорвемся!

После их ухода Темьяну стало значительно легче, словно он искупался в холодной горной реке. Потом его навестил Хью.

– Я верю тебе, – сказал он. – Кайя – дрянь редкая, а Лодда врать не станет. И что только отец нашел в этой Кайе?

Темьян вздохнул. Он точно мог сказать – что. Он знал это по себе.

– Спасибо, Хью. Как там Лодда?

– Отец отправил ее с Костом в столицу к жениху. Боится, что она устроит скандал в суде.

– Лодда прелесть, – улыбнулся Темьян.

– Да, она искренне привязалась к тебе.

Они помолчали.

– Темьян…

– Да?

– Отец… он справедлив и не опустится до мести. Если ты невиновен… – Хью спохватился и поправился: – Так как ты невиновен, он не позволит приговорить тебя, вот увидишь.

– Да, Хью, твой отец – человек порядочный, – откликнулся урмак. А что еще ему оставалось ответить?

В это время в погреб спустились несколько селян с веревками и арбалетами. Темьян невольно отметил, что оружие у них явно дорогое, сделанное хорошим мастером. Да, подеста Свирин позаботился о безопасности селения, заставив местных неплохо вооружиться. Впрочем, оружие в руках людей не может остановить настоящего урмака, тем более арбалеты в тесноте погреба. «Можно запросто раскидать их всех и уйти, даже особо и не напрягаясь», – подумал Темьян, но не двинулся с места. Более того, он послушно позволил себя связать, наблюдая за событиями как бы со стороны.

– Все будет хорошо, Темьян! – крикнул на прощание Хью, и заключенного выволокли из погреба.

Суд проходил днем в том же амбаре, где вечерами устраивались бои. Жители селения, побросав все дела, сидели на скамьях вдоль стен. Трое судей разместились в креслах, установленных на белом песке площадки для боев. Темьяна, связанного, поставили в центре на колени.

Темьян оглядел зал, наткнулся взглядом на Бродаря и заметил, что ни Кайи, ни Соланны в зале нет. Пирс, видно, и впрямь запер жену на замок от греха подальше.

В роли главного судьи выступал Свирин. По законоположению Беотии сельский подеста являлся кем-то вроде королевского наместника: он собирал подати для казны, он же вершил суд. Кроме него в судьи выбирали еще двоих – самых уважаемых жителей. Одним из них был кузнец Шатуба. Он горячо выступил в защиту Темьяна. Но второй – мельник, сын которого часто был бит Темьяном на арене, не скрывал своего негативного отношения к «грязным урмакам» вообще и Темьяну в частности. Ему было наплевать на правду, главное – наказать оборотня!

Кайи на заседании не было – порядочную женщину решили не подвергать дополнительному позору. За нее говорил Ксил Бродарь. Со скорбным выражением лица он убеждал присутствующих в злодейских планах урмака, рассказывал, как тот каждый вечер нарушал покой его семейства, выслеживая его наложницу и пугая его скотину так, что у той начисто пропало молоко. Молол еще какую-то чушь, Темьян не очень-то и прислушивался.

Когда самого Темьяна попросили рассказать о произошедшем, тот отказался говорить. Он не желал ни признавать свою вину, ни позорить Кайю, выставляя ее шлюхой и дешевкой. Порой даже мысленно оправдывал ее, предполагая, что Бродарь вынудил ее совершить подлость угрозами. А порой Темьян отчетливо понимал, что сделанное – часть ее собственной натуры. Она такая же, как и Бродарь, а все остальное – домыслы и иллюзии влюбленного Темьяна.

Домыслы и иллюзии… Если женщина прекрасна внешне, мужчине очень трудно поверить, что душа у нее безобразна. Особенно если влюблен в нее. Он скорее найдет тысячи причин, оправдывающих ее самый мерзкий поступок, чем согласится развенчать свою богиню!

Пока шло разбирательство, Свирин молчал, разглядывая с отрешенным видом дощатые стены. На подсудимого он не смотрел.

Наконец прения закончились. Мнение суда разделилось: кузнец признавал Темьяна невиновным, мельник настаивал на казни для «зверя». Решающим должен был стать голос Свирина.

Ожидая решения, Темьян поискал взглядом Бродаря. Тот сидел в первом ряду и с праведным гневом глядел на «насильника». Ни злорадства, ни усмешки в адрес поверженного – Ксил отлично владел собой и хорошо играл свою роль.

«Что же ты за человек, Ксил? Для простого крестьянина у тебя слишком много секретов», – подумал Темьян и пообещал себе разобраться с Бродарем при первой же возможности.

Наконец Свирин поднял голову. На Темьяна он по-прежнему не смотрел.

– Урмак виновен! Будет подвергнут казни!

Присутствующие заговорили, обсуждая приговор. Большинство одобряли, некоторые возмущались. Но в открытую не протестовал никто. Даже Хью. Он избегал взгляда Темьяна и держался в тени.

Несколько сельских парней взяли Темьяна под прицел арбалетов. Урмак окинул их ленивым взглядом. Если использовать личину Дракона, то наверняка можно уйти. Но… было лень. Драться не хотелось, и ярости он не ощущал.

К Темьяну приблизился кузнец и помог встать на ноги. Лицо Шатубы оставалось бесстрастным.

– Извини, парень. Суд принял решение. Говори свое последнее желание.

– Я могу сам выбрать способ казни? – спросил Темьян.

– Конечно. В определенных пределах, разумеется. Если, например, ты захочешь умереть от старости, то сам понимаешь…

Темьян улыбнулся шутке. Он был вполне спокоен, даже умиротворен и уже принял решение.

– Ты хорошо держишься, Темьян. – Шатуба похлопал его по плечу. – Жаль, что ты урмак, а то я потребовал бы королевского суда для тебя.

По законам Беотии и некоторых других стран урмаки являлись гражданами второго сорта и не имели права на апелляцию.

– Так какую смерть ты предпочтешь? – вслух спросил Пирс и прошептал одними губами: – У меня нож, я передам его тебе. Разрежь веревки, бей меня в челюсть, бросайся на арбалетчиков, используй мою науку и свои урмакские штучки. Беги!

Темьян покачал головой:

– Я остаюсь, Пирс.

Кузнец на мгновение опешил, затем скрежетнул зубами, но кивнул:

– Что ж, твое право. Так как ты хочешь умереть, Темьян?

– В огне. На костре.

– На костре? Странный выбор. Не самая легкая смерть, скажу я тебе. Если хочешь, я пущу тебе арбалетную стрелу прямо в сердце? Клянусь, ты умрешь мгновенно, не будешь мучиться!

– Нет. Я выбираю костер.

– Ну как знаешь. Но это потребует приготовлений.

– А я и не тороплюсь, – снова улыбнулся Темьян.

Его оставили во дворе под присмотром людей с арбалетами и вилами и занялись подготовкой к казни. Притащили и вкопали столб в раскисшую весеннюю землю, разложили вязанки с хворостом. К столбу он подошел сам, поддерживаемый кузнецом.

– Не передумал? – тихонько спросил кузнец. – Нож все еще при мне.

– Нет, Пирс. Все, поздно уже.

– Ну… прощай, парень! – Шатуба отошел, оставив привязанного к столбу урмака одного.

Костер умело подпалил Бродарь. Он учел ветер и запалил так, чтобы приговоренный не сразу задохнулся в дыму, а в полной мере ощутил боль от ожогов.

Темьян боли не ощутил. Он нес в себе чистую частицу пламени, и его жаркий собрат – первозданный огонь – не мог и не хотел причинять ему вред.

Впрочем, со стороны все было так, как надо: огонь жадно пожирал тело «грязного зверя». Большинство зрителей свистели и улюлюкали, некоторые стояли молча, и только в глазах Шатубы блестели слезы. А где-то на краю обострившегося звериного сознания Темьян ощутил, как внезапно побледнела и упала в обморок Лодда, скатившись с кожаного сиденья двуколки прямо под ноги растерявшемуся брату; как рыдает и в бешенстве бросается на прочную дубовую дверь погреба Соланна.