– Умница, ты правильно решила, – глумливо протянул кабаёши, убирая свои необычные то ли мечи, то ли кинжалы в заплечные ножны.
Тут в сарай сунулось еще одно рогатое чудовище. Первый что-то недовольно сказал второму на незнакомом наречии. Тот окинул понимающим взглядом черноволосую женщину, смачно сплюнул, похлопал товарища по плечу и вывалился наружу.
– Значит, повеселимся, – сказал кабаёши и потянулся развязывать набедренную повязку.
– Обязательно, – кивнула она и нанесла удар.
Хотя руки ее были пусты, но на ключице кабаёши появилась глубокая резаная рана. Если бы он не уклонился, проявив потрясающую реакцию, у него оказалась бы перерезанной шея. Брызнула кровь, заливая стоящих друг перед другом врагов. Кабаёши отскочил и обнажил клинки, целясь женщине в голову. Острые мечи бессильно чиркнули по воздуху в том месте, где только что стояла мать. А она уже была гораздо правее, и ее рука, на миг обернувшись сверкающей молнией, глубоко распорола ему живот, вытягивая наружу внутренности.
– Кишки, говоришь, – пробормотала она. Ее глаза сузились, а лицо горело вдохновением боя.
Темьян разинул рот: его тихая, добрая мать оказалась бойцом. Да каким!
Кабаёши выпустил из рук оружие и прохрипел, падая на влажное от его крови сено.
– Я узнал тебя. Ты Парящая…
– Ты прав, минотавр. – Она пнула ногой мертвеца и подошла к Темьяну. Ее тело и лицо были в чужой крови. – Сынок, нам надо торопиться.
Темьян смотрел на нее осоловевшими глазами и молчал. Она сделала оборот вокруг оси, поводя в воздухе руками. Повинуясь ее движению, стены сарайчика охватил огонь. Он трещал и клубился черным дымом, но гарь почему-то внутри совсем не чувствовалась. И сено не занималось – пожаром были охвачены только стены.
– Теперь некоторое время нам не помешают, – сказала мать и вытянула вверх руки. Над ней пролился волшебный дождь, смывая кровь.
– Так, хорошо. – Она внимательно посмотрела на сына. – Наверное, придется все же ввести тебя в транс.
– Нет! – Он отчаянно замотал головой. – Просто объясни мне, что происходит.
– Мы говорили тебе, что ты особенный. Как только ты родился, к нам пришел… один… назовем его для простоты волшебником. И предложил продать тебя ему. Мы отказались. Он попытался отнять тебя силой, но твой отец заставил его отступить. Мы были вынуждены бежать и прятаться. Но он снова нашел нас. И снова мы покинули обжитые места. Спустились с гор в долину и поселились здесь. Но он стал умнее и вызвал на помощь кабаёши. Они профессиональные охотники на оборотней, и нашей деревне против них не устоять.
– Ты хочешь сказать, что сейчас… там…
– Да, там гибнут наши оборотни один за другим, чтобы у нас с тобой было время.
– Нет! Так нельзя! Если ему нужен я, отдай меня. Незачем гибнуть всей деревне.
Мать покачала головой:
– Они все обречены, получит он тебя или нет. Видишь ли, у таких, как ты, есть свойство делиться своими… скажем так, способностями с окружающими: от общения с тобой они становятся сильнее, здоровее, удачливее. С тех пор как мы появились в этой деревне, никто из жителей ни разу не заболел. Подумай, за одиннадцать лет ни разу! Ни один человек или урмак! И срок их жизни явно увеличился. Ты можешь вспомнить за все годы хоть одни похороны? А ведь в деревне живет много стариков, но никто из них не собирается умирать, наоборот, они словно помолодели! И рождаемость явно повысилась. И охоты стали удачнее. Поля и огороды приносят невиданные урожаи. И сами оборотни… Они стали сильнее. Ты думаешь, это норма, когда в деревне все урмаки поголовно имеют минимум три личины?
Темьян ошарашенно кивнул. Он даже не подозревал, что может быть по-другому.
– Нет, – возразила мать. – В этом мире большинство урмаков посвящены только Пауку – слабейшему из духов. Хорошо если треть урмаков умеют призывать кроме Паука еще и Кабана, а уж способных на три вариации: Паука, Кабана и Волка – можно по пальцам сосчитать. Я молчу про Драконов. Пожалуй, за исключением нашей деревни, посвященных Дракону можно найти только среди горцев. А не напади на нас сегодня кабаёши, уже в следующем году среди проходящих обряд оказалось бы как минимум трое Драконов.
– И причина всего этого во мне? – растерянно пролепетал Темьян.
– Да, дорогой. Но твои способности имеют и одну неприятную для окружающих сторону.
– ???
– Кровь, сынок. Кровь окружающих тебя людей и урмаков приобретает определенные качества, которые можно использовать в… Но не будем лезть в дебри магии. Важно, лишь, что в живых не останется никого из тех, с кем ты жил, общался, дружил.
– Я пойду туда – драться вместе со всеми!
– Ты останешься и будешь делать то, что я говорю!
Темьян чуть не заплакал. Отец! Брат! Ариса!!!
Он в отчаянии взглянул на мать:
– Но зачем же вы с отцом пришли сюда и подвергли стольких людей и урмаков опасности?
– Перед тем как поселиться здесь, мы честно рассказали свою историю жителям. Они знали, что может произойти.
– И они позволили вам остаться?!
– Как видишь. – Она оглянулась. Огонь жадно лизал стены, в некоторых местах они уже прогорели насквозь. – Все, Темьян. На разговоры больше нет времени. Остальное ты узнаешь сам.
Она взяла флягу и плеснула остро пахнущую жидкость в сложенную горстью ладонь:
– Пей! Пора начинать Посвящение Зверю.
Повинуясь ее взгляду, Темьян упал на колени и стал лакать горькую, пряную настойку. К горлу подкатила тошнота, в животе начались рези. Он скривился от боли и посмотрел на мать.
– Твой организм еще не готов, Темьян, но выбора у нас нет. Ты выдержишь, я знаю.
Она провела ногтем по своему запястью, словно острой бритвой перерезая вену. Густым ручейком быстро-быстро побежала темная кровь.
– Я… не могу, – онемевшими губами прошептал Темьян.
– Ты должен. Другой Добычи у нас нет. Я твоя Добыча.
– А… он?
Темьян указал на остывающий труп кабаёши. Мать в ответ усмехнулась:
– Нет, сынок. Кровь охотника на оборотней не годится урмаку. Давай, Темьян, начинай.
– Нет! Пожалуйста, нет! – Ему казалось, что он сходит с ума. Этого не могло происходить на самом деле! Только не с ним!
– Темьян, тебе все равно придется. Добровольно или под гипнозом. Поверь мне, в первом случае будет легче.
Он потерял дар речи от ужаса, представив, что станет пить ее кровь. Он мог только отрицательно мотать головой и мелко-мелко дрожать…
…Вероятно, она все же использовала гипноз, потому что очнулся он припавшим к ее руке и жадно глотающим кровь. И даже порыкивающим от удовольствия. Она лежала на сене, и другая ее рука гладила мягкую белую шерстку Кунни, которого трясло как в лихорадке.
– Молодец, сынок, личину Паука и Кабана ты прошел отлично. Давай еще глоточек – и станешь Драконом.
Он оторвался от ее руки, чувствуя во рту кровь. Его стало рвать, и он едва успел отвернуть голову, чтобы не запачкать ее. Ему было трудно дышать. Запах гари проникал в ноздри. Он заметил, что огонь со стен перешел-таки на сено и быстро сужал огненное кольцо.
– Давай, Темьян. У меня уже нет сил на гипноз. Осталось всего три личины. Если сейчас ты отступишь, смерть отца и брата окажется напрасной. Как и смерть Арисы и всех жителей деревни.
Темьян помертвел и припал к ее руке. Кровь уже не успевала сбегать в его жадный рот, и он высасывал густую горьковатую жидкость, запрещая себе думать обо всем, кроме Охоты. Его мутило от отвращения к себе и жалости к ней, к отцу, к Сцилу, к Арисе…
…Дракон лизнул раздвоенным языком материнскую руку, но промахнулся, не рассчитав расстояния. Темьян плохо контролировал свою иную ипостась и пока не умел хорошо владеть новым телом. Он придвинулся ближе – оказалось, что слишком, – и случайно сильно укусил руку, расширив и без того растерзанную рану. Лежащая женщина даже не вздрогнула. Она улыбалась, но лоб ее покрывала испарина.
– Не бойся, сынок. Я блокирую свою боль. Продолжай, осталось немного.
Обострившимся звериным чутьем Темьян понял, что она врет, что ей невыносимо больно, но продолжал терзать зубами искалеченную руку, превращаясь в Барса. Хрустнула перекушенная кость, но он уже не мог остановиться. Он не только сосал кровь, но и кусал, рвал вкуснейшую человеческую плоть, чувствуя, что им овладевает безумие – он превращался в настоящего зверя, теряя всякую связь со своим человеческим началом.