Создание новой этики означало объявление войны господствующей религиозно-христианской морали. В основе религии, как известно, лежат два догмата—признание бытия бога-миротворителя и бессмертия души. Но эта религиозная мораль, с помощью церкви, была подчинена интересам господствующего дворянского класса и монар-
Хии. При этом именно догмат о бессмертии души оказывался могучим оружием в руках власти, при помощи которого народы держались в повиновении. Он духовно разоружал народ, одурачивая, приучал к покорности, к пренебрежению интересами земной жизни.
Идеология просвещения, борясь с феодально-религиозными догматами и системами, державшими в рабстве миллионы людей, повела штурм реакционной доктрины бессмертия души, как загробной жизни. Вот почему проблема бессмертия разрабатывалась и Гольбахом и Гельвецием, Руссо и Вольтером. При этом важно помнить, что, штурмуя и ниспровергая религиозную проповедь бессмертия души, французские просветители стремились идею о бессмертии переосмыслить и в новом виде внести в свое учение о нравственности. Старая идея бессмертия наполнялась у них новым содержанием: вместо покорности на земле во имя блаженства в загробной жизни— активная, деятельная, направленная на общее благо жизнь на земле, составляющая счастье человека и обеспечивающая ему бессмертие в потомстве. Итак, бессмертие, как побудительный стимул нравственности, осталось, но появилось новое определение смысла бессмертия,—не загробная жизнь, а память потомства.
В России с развернутым учением о бессмертии, как двигателе новой нравственности, первым выступил Новиков. Это учение было направлено против официальной религиозной доктрины—в этом глубоко общественный характер разработки проблемы бессмертия, нашедшей свое место на страницах «Утреннего света» и «Московского издания».
Для Новикова учение о бессмертии органически связано с его нравоучением. Существо же нравоучения составляла идея величия человека, идея внесословной его ценности. Поэтому «уверения о великости нашего существа и о великости того, что определено для нас в будущей жизни, естественно побуждает нас ко простиранию проницания нашего в будущее и заставляет нас пещися о том, что после нас последует».
«Чувствование, что душа наша бессмертна,—писал Новиков,—есть надежнейшее правило всех наших благородных, великих и человеческому обществу полезных деяний, без которого правила все человеческие дела были бы малы, низки и подлы. Сие уверение истребляет порок, возвышает и витает добродетель в самых опаснейших обстоятельствах».
В христианстве и в религии вообще бессмертие души понимается как загробное существование. Новиков, деист по своим воззрениям, признающий идею бога-творца, тщательно обходит вопрос о загробном существовании, когда говорит о бессмертии души. Нигде в его сочинениях мы не встретим этого мотива*. Лишь иногда он позволяет себе упомянуть крайне неопределенный термин «небесное блаженство», зато совершенно отчетливо и настойчиво говорит о бессмертии не души, а имени, бессмертии в потомстве. «Сие уверение (бессмертие.—Г. М.) производит то, что мы стараемся делать вечным имя наше и память и что мы не равнодушны во мнении об нас позднейшего потомства».
Бессмертие нужно Новикову для того, чтобы повысить общественную активность человека, воспитать в нем убеждение, что только в деятельной жизни на благо общества, в «делании добра» люди становятся «человеками», постигают свое «величество», обретают счастье: «Удостоверенный человек о вечной жизни и совершенном блаженстве, яко о награждении за добро, в состоянии произвесть великие дела». Новиков понимает, что теоретически доказать бессмертие разуму, принимающему истины, полученные только из опыта, невозможно. Но, по его мнению, возможно заставить человека поверить в бессмертие, обратя его внимание на практическую сторону вопроса. Новиков поэтому каждый раз, прежде чем приступить к изложению идеи бессмертия, считает необходимым предупредить читателя, напомнить ему об особенности своей трактовки: «Осмелимся читателям нашим представить пользу, проистекающую от уверения о бессмертии души». Именно во имя благотворной пользы, приносимой уверением «бессмертия души», настаивает он на этом учении.
Таким образом, пропагандировавшаяся «Утренним светом» идея бессмертия полностью сведена к практическим задачам. Новиков явно идет на сделку с разумом. Он доказывает, какие практические результаты в распространении нравственности, в воспитании общества в духе общественной добродетели принесет «уверение» в личном бессмертии, вера в возможность сделать вечным имя в потомстве благородными и человеческому обществу полезными делами. Так, сняв вопрос о возможности теоретического доказательства бессмертия, Новиков утверждает право на внесение идеи бессмертия в свое этическое учение на условии веры. Эта вера в бессмертие, это допущение его оправдываются Новиковым теми выгодами, какие оно приносит и каждому человеку в отдельности и обществу в целом.
Вопрос о бессмертии в такой его трактовке, впервые выдвинутый в «Утреннем свете», имел немалое значение как в жизни русского общества, так и в истории русской философской мысли конца века. Новиковская точка зрения противостояла не только церковной доктрине, но и масонской идее бессмертия, окрашенной мистицизмом. Характерно, что незамедлительно с опровержением этой точки зрения выступил масон-мистик Шварц, и в специальном курсе лекций и в своем журнале «Вечерняя заря», где полемизировал с Новиковым. Начиная с «Утреннего света» в русских журналах последних десятилетий века непрерывно идет полемическая разработка идеи бессмертия, развивается борьба разных политических, классовых точек зрения. Завершением именно этой философской борьбы в России явился радищевский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». Вне учета того, что этому трактату предшествовала долгая философская борьба и прежде всего борьба новиковской практическо й точки зрения со шварцевской масонско-мистической и церковно-религиозной, нельзя правильно понять политическую направленность философского выступления Радищева.
Радищев в основах своего мышления—материалист. Материалистический характер философских его убеждений определил его эстетику. Все произведения, написанные до ссылки, утверждают примат материального, объективного мира над духовной жизнью, сознанием человека. Радищев уже в «Дневнике одной недели», в самом раннем своем произведении, писал о человеке: «Ты рассуждать можешь для того только, что чувствуешь, что разум твой начало свое имеет в твоих пальцах и твоей наготе». В «Житии Ушакова» и особенно в «Путешествии из Петербурга в Москву» материалистическое мышление Радищева-философа проявляется с необыкновенной силой, обогащая художественное зрение и опыт Радищева-писателя. Сочинение, написанное в ссылке «О человеке, о его смертности и бессмертии», представляет собою развернутое обоснование материализма, как единственного мировоззрения, дающего человеку мощное оружие познания природы, общества и себя самого.
Но Радищеву чужды и ненавистны спекулятивные умозрительные философские системы—плод «умствования» оторванного от жизни «ученого мужа». Для него, как и для Козельского, Ушакова, Новикова, философия— практическая наука, научающая жить, а это в русских условиях, по Радищеву, значило бороться за освобождение миллионов русских крестьян. Поэтому Радищев в своей работе выдвигает на первое место философское обоснование нравственности, как такого «правила жизни», которое помогает людям не только лично противостоять режиму деспотизма и порабощения, но и бороться с ним на общественном поприще. Как уже говорилось, все содержание этого произведения целиком определено философскими спорами, разгоревшимися в русском обществе с конца 70-х годов. И не только содержание, но и композиция. Сочинение состоит из четырех «книг», которые как бы делят сочинение на две равные и внешне противостоящие части. В первой «книге» раскрывается место и роль человека в природе и намечаются исходные положения для дальнейшего развития доводов. Вторая, опираясь на эти выводы, содержит доказательства смертности человека. В третьей и четвертой «книгах», составляющих вторую часть, рассматриваются и оцениваются различные учения о бессмертии души.
