Ю
читался в церквах. Радищев вместе со всеми Аргамако-выми—молодыми и взрослыми—слушал его.
Все в этом манифесте было необычным, достойным удивления и интереса: утверждение новых принципов власти и заискивание перед народом, оправдания и обещания и, главное, неслыханное дотоле обличение само-державства Петра III. «Самовластительный государь Петр III,—говорилось в манифесте,—ненавистью к отечеству, презрением к православию, старанием отечество в чужие руки отдать», «развращением всего того, что великий в свете монарх» (Петр Великий.—Г. М.) «в России установил», прихотью самовластия «законы в государстве все пренебрег, судейские места и дела презрел», открытием «кровопролитной» и «государству Российскому крайне бесполезной» войны возбудил «неудовольствие народное», довел «все отечество» до того, что оно «к мятежу неминуемому» стало «наклоняться».
Обличая самодержавие Петра III, новая монархиня объявляла и свое дотоле неслыханное определение природы самодержавия, исключавшее «необузданное самовластие». Самовластие, необузданное добрыми и человеколюбивыми качествами, «в государе, царствующем самодержавно, есть такое зло, которое многим пагубным следствиям непосредственною бывает причиною». Кончался же манифест почти прямым обещанием реформ.
Манифест этот был победой дворянской общественности; власть вынуждена была оправдываться, обещать, итти навстречу предъявляемым требованиям—ограничения самодержавия «фундаментальными законами», необходимости судебных реформ, упорядочения отношений между помещиком и крестьянином.
13 сентября 1762 года в Москве состоялась коронация. За коронацией последовали двухгодичные торжества и праздники. В начале их, 15 ноября 1762 года, Екатерина издала указ об определении в пажи «исключительно детей дворянских достоинств». В число сорока пажей, которым положено было находиться при Екатерине и наследнике Павле, был определен и Радищев, представленный директором университета Аргамаковым среди прочих отлично образованных юношей. Так круто изменилась судьба Радищева—он должен был покинуть занятия, друзей и перейти на придворную службу. Первые полтора года прошли в Москве, в празднествах. Екатерина проводила их небывало пышно и щедро, с открытой целью—снискать себе популярность, завоевать доверие широких кругов дворянства.
В 1764 году большой двор Екатерины II отбыл в Петербург. Для Радищева, последовавшего в столицу, начинался новый, петербургский период жизни.
На берегу Невы, против угрюмой каменной громады Петропавловской крепости, среди множества одноэтажных домов, огороженных ветхими заборами, одиноко возвышался, сверкая свежими красками, Зимний дворец, только что законченный архитектором Растрелли. Это была новая резиденция русских царей. А рядом, возле стен великолепного здания, у самого устья Зимней канавки, ютился ветхий, полуразрушенный дом. Это доживала свои последние дни много раз перестраивавшаяся петровская хоромина. В новом дворце жила императрица Екатерина II, в старом—помещался Пажеский ее величества корпус.
Несколько десятков юношей знатного дворянского происхождения были собраны в этот ветхий дом для обучения и несения придворной службы.
Десяток случайных и бессистемно подобранных предметов составляли науку, которой обучались пажи. Иностранные языки—французский и немецкий, артиллерия, география и фортификация, механика и танцы, алгебра и фехтование, геральдика—особо важная наука для пажей о гербах и титулах русских дворян—и верховая езда, история дворянских домов в России и «наука составления коротких комплиментов по вкусу придворному учрежденных». Это называлось изучением наук. Это составляло попечение о «даре духа» пажа.
Преподавать все эти предметы доверили единственному учителю корпуса французу Морамберту. Невежда-учитель был высочайшим указом признан годным для этой должности.
Розги, карцер не были забыты и толковались как средство попечения о «даре нрава» пажа, как средство «неогорчительного» воспитания юноши.
Унизительные дежурства через сутки в Зимнем дворце, при «особах» императорской фамилии, составляли практическую деятельность пажа. Быть на посылках, ловко подавать упавший платок, составлять экстракты пьесам, игравшимся в Эрмитажном театре, говорить во-время изящные комплименты, дежурить у стола— подавать приносимые лакеями кушанья, проявлять ловкость, услужливость, послушание—вот чего требовала от пажа эта деятельность.
Быть придворным, приближенным ко двору сановником—таково будущее пажа, к которому готовил корпус.
Несмотря на такой режим, годы пребывания в Петербурге—важнейшие в жизни Радищева. Понятно, не науки Морамберта, не дворцовые дежурства формировали его характер и убеждения. В столице Радищев проживал с 1764 по 1766 год, то есть когда ему было пятнадцать— семнадцать лет. Развиваясь в этот юношеский период с привычной самостоятельностью, он естественно находился под большим влиянием общих политических событий и обстоятельств. Недаром Алексей Кутузов, друг Радищева, с которым он впервые познакомился в Пажеском корпусе, говорил о нем, что «он человек необыкновенных свойств», увлекавшийся политикой и делавший всегда «множество политических примечаний».
Екатерининское царствование характерно небывалым обострением классовых противоречий между дворянством и крестьянством. Уже само вступление Екатерины на престол происходило в зареве многочисленных восстаний. По ее собственному свидетельству, более полутораста тысяч крестьян бунтовало в 1762 году. «Страдающая вокруг жизнь» (Герцен), с самой ранней юности обступив Радищева, привлекала его внимание, заставляла задумываться над коренными вопросами социального бытия миллионов обездоленных хлебопашцев, над судьбой своей родины.
В 60-е годы крестьянский вопрос стал главным и решающим во всей политической жизни России. Вот почему начало царствования Екатерины знаменуется обсуждением в правительственных кругах положения крестьян, подачей и разработкой проектов «устройства» русских хлебопашцев. В 1766 году Екатерина вынуждена сама заняться «больным» вопросом, устраивая конкурс на решения проблемы — могут ли крепостные владеть собственностью. Крестьянский вопрос вопреки стараниям правительства будет поднят демократическими депутатами в Комиссии по составлению нового уложения и получит, таким образом, всеобщую огласку. Именно поэтому сразу после закрытия Комиссии положение крепостного мужика станет обсуждаться на страницах журналов («Трутень» Новикова в первую очередь), крестьянская тема станет надолго в центре внимания литературы. Готовящиеся выступить на историческую арену русские просветители—Козельский и Новиков—не могли не отразить в своих воззрениях и в своей деятельности центральной проблемы эпохи, самых коренных интересов угнетенных масс, не могли не протестовать против рабства и возрастающей «тяжести порабощения».
Появление оформившейся дворянской общественности было исторически новым явлением в русской жизни, с которым пришлось столкнуться вступившей на престол Екатерине II. Более того, приходилось считаться с деятелями оппозиции, делать уступки, ибо отлично было известно, что в конечном счете стоит за ними, за их требованиями ограничения рабства, самодержавия, упорядочения законодательства и т. д. С первого же дня царствования Екатерина ожидала, как она выражалась, «беды». В одном из писем к обер-прокурору Вяземскому она писала: «Всякая малость может привести крестьян в отчаяние. Прошу быть весьма осторожну, дабы не ускорить и без того довольно грозящую беду, ибо если мы не согласимся на уменьшение жестокостей и умерение человеческому роду нетерпимого положения, то против нашей воли оную возьмут рано или поздно».
Не желая ничего уступить из своей власти, покровительствуя крепостникам и вместе с тем боясь мужика, Екатерина начинает свое царствование с либеральных обещаний, с лживых заверений изменить и упорядочить законодательство, с демонстративного увлечения сочинениями энциклопедистов, с поощрения русского помещичьего «вольтерьянства». Так стал осуществляться план показного, внешнего просветительства, долженствовавшего, по мысли Екатерины, убедить недовольных в искренности ее обещаний. Пушкин с гневом писал об этом: «Со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия—и тогда голос
