Бородатый «колобок», тащивший за собой чемодан на колёсиках, самолётов не боялся. Наоборот, они воодушевляли его. А запасы спиртных напитков в авиалайнере, к которым он имел счастливую возможность приложиться, сделали перелёт через половину земного шарика не таким уж и тягостным.
Зелёный коридор. Час вечерний. Таможенники снулые и совершенно не зверствуют. Контрабанду из Америки везут редко. Все больше туда. Поэтому и поклажу особо не досматривают.
Бородатый «колобок», не вызвавший ни малейшего интереса со стороны сонного таможенника, проскочил в зал прилетов. И, к радости своей, убедился, что там его ждут.
— Вот это правильный подход, — кивнул он, хлопая по плечу вальяжного типа, встречающего его. — Начальство должно проявлять заботу о подчинённых.
Президент фонда «Технологии, XXI век» Николай Валентинович Марципало, который с удивившим его самого великодушием решил встретить своего заместителя, а не доверять это водителю, протянул приветственно ладонь.
— Прилетел, путешественник, — Марципало оценивающе окинул взором бородатого «колобка» Семена Ровенского. — Похудел.
— Это от жары и от недоедания.
— Не кормили капиталисты?
— Кормили. Но без души… Неискренне… Вот я знаю, что ты уже приготовил банкет по моему случаю. Уже бараньи отбивные шкворчат и икра киснет…
— Слушай, Сема, я почувствовал себя за эти две недели счастливым человеком.
— Это почему? — удивился Ровенский.
— Я понял, как хорошо жить без твоего трёпа.
— Спокойно. Но скучно… Трёп — это возможность влиять на окружающий мир, делая его удобным для проживания.
— Твоего проживания. Но не окружающих.
— Так, любезностями обменялись. Чемодан за меня не потаскаешь? — спросил Ровенский. — Нет?… Тогда я сам. Пошли…
Они с трудом преодолели целые укрепления аэропортовских жучков, агрессивно предлагавших за какие-то сто баксов провезти несколько километров до Москвы…
— На хрен нам эта наука? — оглядываясь на бомбил, произнёс «колобок». — Давай устроимся возить приезжих. Такси в Москве дороже самолёта.
— Тут все места давно заняты, — охладил его пыл Марципало.
— Вот так. Все хорошие места в мире расхватаны, и приходится довольствоваться малым…
— Давай прилуняйся, — Марципало нажал на кнопку.
Щёлкнули замки, открывая двери ждавшего на стоянке внизу за автобусной остановкой вишнёвого обтекаемого роскошного «Ауди-А6».
Ровенский положил чемодан в багажник и залез в салон. Мягкие сиденья приняли его как родного. Отсиженные в самолётном кресле части тела ныли, и он принял полулежачее положение.
— Как оцениваешь поездку? — спросил Марципало, трогая машину. Двигатель работал почти неслышно, с уютным урчанием. «Ауди» набирала скорость стремительно и совсем незаметно.
— На четыре с плюсом.
— Почему доктор Говард упёрся?
— Они считают, что своим путём дойдут быстрее, — махнул рукой Ровенский.
— Ты ему объяснил, что никуда они не дойдут?
— Объяснял… Капиталисты. Они считают деньги. И ещё считают, что мы недоразвитые. Доктор Говард как раз из таких.
— Ладно. Главное, с центром в Кливленде все на мази.
— На мази, Коля. На мази. Подписание договоров назначено.
— Будем принимать американскую делегацию на нашей земле…
— Гамбургерами не отделаешься, как они, — хмыкнул Ровенский. — Придётся проявлять русское гостеприимство. Икра, водка, медведи…
— Ладно. Разберёмся как-нибудь. — Марципало вывернул на автостраду и тут разогнал машину от души. Был первый час ночи. Крюк большой делать директору не нужно было — жили коллеги почти по соседству.
— Как наши скорбные дела? — осведомился Ровенский.
— Наши скорбные дела стали ещё скорбнее.
— Гурвич так и не нашёлся?
— Не нашёлся. Куда-то запропастился.
— Запропастился, — кисло произнёс Ровенский. — От слова пропасть.
— Ладно. Забудь, — отмахнулся Марципало. — Головной боли от них было больше, чем пользы…
— Это если считать, что имело место прожектёрство, а не действительно открытие. Иначе все бы озолотились.
— Я тебе говорил — не верю, — отрезал Марципало.
— Не верю. Не верю, — пропел Ровенский. — Я тоже во многое не хочу верить.
— Во что, например? — Голос Марципало неуловимо изменился. Ровенский знал — такой тон свидетельствует о том, что тема президенту фонда сильно не по нутру.
— Повышенная смертность вокруг нас, Коля.
— Как и во всей стране. Лекарства плохие. Эскалация насилия. Телевизор смотри.
— Думаешь? — Ровенский хмыкнул. — Тебя не смущает, что слишком много людей в последние годы отправились на тот свет? Или просто удалились из науки, позабыв о своих изобретениях?
— Не смущает.
— А меня смущает. Идеи-то у них были революционные.
— Революционеры обычно плохо кончают, — насупился Марципало. — Это люди с определёнными изъянами в психике. Они мрут как мухи, потому что лезут куда не надо. И переоценивают ценность своих идей.
— Хорошо бы… А если идёт выбивание носителей идей?
— Слушай! — раздражённо воскликнул Марципало и нажал сильнее на газ, так что его пассажира вдавило в сиденье.
— Воздушная яма, — хмыкнул Ровенский.
— Нет никакого выбивания. Нет!
— Нет так нет…
— Сема, послушай мой совет. Есть вещи, в которые лучше не лезть. Я тебе настоятельно рекомендую им воспользоваться.
— Обязательно, — согласился Ровенский. — Но с меня-то спроса нет. Я же трепач.
— Слишком длинный у тебя язык…
— Слишком, Коля… Я же не спорю… Молчу…
Ровенский угрюмо посмотрел на вырастающие прямо по курсу, похожие на лайнеры, вспарывающие чёрную морскую гладь, глыбы московских домов, усеянные светляками окон. И произнёс задумчиво:
— А все-таки порой мне страшно.
Часть стены рухнула. В воздухе витал запах бетонной крошки и приглушённые ароматы грузинской кухни. Ведь взорвали грузинский ресторан.
Сама коробка выстояла. Окна все вылетели. Хорошо ещё, что кабак воткнули на место снесённого охраняемого памятника архитектуры восемнадцатого века в старый московский малолюдный переулок. Если бы рвануло где-нибудь на Тверской — весь «Склиф» уже был бы заполнен пострадавшими.
Какая-то невезуха была с этим рестораном «Кутаис». Сначала чуть не убили чиновника из московского Комитета по охране памятников, который решил, что он имеет право защищать памятники культуры — это когда земля в центре столько стоит! Потом пошли разборки. Сперва здесь было задумано казино, но подоспела мафиозная война вокруг игорных заведений. Кому-то сильно помешало здесь казино — ведь такой же центр досуга уже есть через два квартала. Разбор — ещё три трупа. Наконец все сошлись на том, что в здании разместится элитный грузинский ресторан. Добрая получилась харчевня. Почти все грузинские воры в законе почтили её своим присутствием — устраивали сходняки, тёрли друг с другом о нелёгких воровских делах. В прошлом году около «Кутаиса» неизвестные расстреляли пожилого авторитетного вора Гоги Зугдидского вместе с его малолетней любовницей. Голубки выпорхнули из кабака, сытые и пьяные, и на пороге их встретили автоматной очередью.
Нынешний взрыв обошёлся в пять трупов.
— Ну что, бытовой газ? — с надеждой спросил эксперта начальник Московского уголовного розыска.
— Ага, — хмыкнул эксперт в форме майора милиции. — Тротил. Не меньше кило.
— Вот черт, — покачал головой начальник МУРа, предчувствуя, что одним висяком стало больше. — Что скажешь про все это, борец с бандитизмом? — обернулся он к Артемьеву.
— Ну что сказать, устроены так люди, — тот процитировал известный шлягер двадцатилетней давности. — Кутаисская группировка и татары дерутся.
— Дерутся, — согласился Артемьев. — Зураб кинул людей, которые под татарами ходят. Деньги немалые. Для разрешения спора стороны пригласили разводящего. Тот в пользу татар присудил. Разводящего грохнули… Теперь ответ прилетел.
— Что делать будем? Это уже переходит всякие рамки.