Но в чем-то и прав был солдатик. Вероятно, в том, что неизбежно притяжение тюрьмы для тех, кто хоть один раз изведал ее. Свобода означала те же стены, решетки, колючую проволоку - сплошными заслонами, только называлось это по-иному: людская подозрительность, безденежье, отчуждение и - в противовес этому - самое радушное гостеприимство ворья... Что выбирать?
Выбрал таран: крушились стены, оставляя синяки; колючка, внатяг лопаясь, в душу отточенными своими завитками впивалась... Но выдержал. И настал-таки восхитительный миг: он, человек с паспортом и пропиской, токарь четвертого разряда, сидит на диванчике в собственной комнате, предоставленной ему заводом, и все в комнате - его! Собственное! И диван, купленный по дешевке у бабки-соседки, и стул - пусть с помойки, но хороший, крепкий, ножку ему он сам вытесал и спинку укрепил; трат теперь, правда, предстоит: будильник, чайник, вилки-ложки, телевизор, но это пока мечта...
Пришло счастье легкокрылое, нашло его. Обошлось даже без конфликтов с прежними дружками, хотя и недоумевающими по поводу его рабочей профессии и нового стиля жизни, но вражды не выказывающими. Им он разъяснил ситуацию лаконично: мол, есть свой расклад, а кому не по нраву - от винта! Так и порешили.
В работу на заводе он втянулся не сразу, однако ремеслу учился прилежно, норов старался наружу не выставлять, и заладилось. Смена, отдых, полностью посвященный спортзалу, новые приятели - все шло своим чередом.
А потом встретил Марину... Странно встретил. Шел после тренировки поздним вечером через парк в летний ливень, запахнувшись в курточку, и вдруг в темном, простеганном дождем пространстве различил на одной из скамеек бесконечно одинокую, понурую человеческую фигуру. Подошел ближе.
Какая-то женщина. Безучастно-немая. И дождь ей был безразличен, и ночь эта сырая, и бормочущий шелест измокшей листвы...
- Девушка, что... сложности какие-то? - Слова произнеслись сами собой.
Она не отвечала, замерев в одном ей ведомом раздумье, не убирала прижатых судорожно к лицу ладоней. Вода стекала со слипшихся ее волос на колени, на юбку.
Взяв за кисть, он отвел руку ее в сторону. И встретил безразличный взгляд смотрящих в никуда глаз. Брезгливо отбросил руку прочь: она была смертельно пьяна, эта девица. Уже собрался идти дальше, но тут расслышал, как еле дрогнувшие губы шепнули:
- Помогите.
- Где живешь-то, а, пьяница? - спросил он, поднимая ее со скамьи, но ответа не дождался.
Буквально на руках, отдуваясь и матерясь, он донес ее до дома, переодел в свою чистую, сухую рубаху и уложил в постель.
Все ночь ее рвало, она бредила, безумно глядя на него, отчаянно проклинавшего и эту негаданную встречу, и глупое свое сочувствие, огрызавшегося на любопытных соседей, бдительно шаставших мимо двери. Но главное из бессвязных ее слов он уяснил: девчонку подпоили какие-то ребята, подпоили с целью определенной, а после вышвырнули на улицу.
- Ну, - сказал он утром, не без труда разбудив гостью, - вставай, будешь завтракать рассолом.
- Можно... я останусь... немножко? - прошептала она. - Сил нет.
- Только на глазах соседей не мельтеши, - угрюмо согласился он, собиравшийся на работу. -Итак, теперь на неделю шорохи за спиной обеспечены... - Помедлил. - Ты... из вчерашнего-то помнишь чего-нибудь? - спросил с презрительным состраданием.
- Помню... Спасибо тебе, - сказала она.
Отвернувшись, он молча вышел. А затем, весь день глядя на вьющуюся под упрямым натиском резца ленту стружки, привычными движениями вытаскивая и заправляя в барабан станка детали, он думал о ней и почему-то, сам себе раздражаясь, хотел встречи с нею, пусть и понимал, что вряд ли таковая состоится. А когда вернулся, открыв дверь комнаты, то не знал, радоваться или ругаться: жилище было прибрано, мебель переставлена, причем довольно мило и рационально, а гостья, похоже, уходить так никуда и не собиралась.
- У тебя замок не захлопывается, - произнесла она виновато.
- Значит, собирай ужин, - кивнул он.
После ужина проводил ее до дому, зная уже все: о помолвленном с ней, Мариной, мальчике Игоре - сыне влиятельных родителей, долго и издавна друживших с ее отцом и матерью, о пьяном вечере, когда, упоив свою невесту до бесчувствия, Игорь поделил ее с товарищем...
- Ничего история, да? - спросила она Алексея. - Вот что случается, когда молодым людям навязывают в жены нелюбимых девушек.
- Ну и чего делать будешь? - хмуро полюбопытствовал он. - В милицию с заявлением?
- Куда? - Она вымученно рассмеялась. Вымученно и очень странно, однако смысл такого ее смеха он не понял, да и не мог тогда понять.
Она помолчала. А после на убежденном выдохе заявила:
- Убью его.
Тут настал черед рассмеяться ему. От души. Отсмеявшись, спросил:
- Дома у тебя сейчас есть кто?
- Нет. Родители в отпуске.
- Тогда позвонишь своему Игорю... Так и так, ничего не помню, люблю и хочу встречи. Не перебивай! - Отмахнулся. - Главное, чтоб пришел. А я тоже кой-кого приглашу... Есть тут у меня корешок. Колей кличут. Мамонтом.
Мальчик Игорь, человек с перспективами заграничных скитаний, на встречу согласился легко - видимо, все-таки был озабочен последствиями гуляночки и своих диких поступков, продиктованных раскрепощающим подсознание алкоголем. С другой стороны, беспечный тон Марины обнадеживал, давая возможность изобретения оправдательных версий. Все сошлось: и любопытство, и испуг, и желание выйти сухим из воды. Мальчик Игорь заглотил наживку.
В гости он пожаловал с шампанским и с цветами. Букет и бутылки приняла, однако, не Марина, а какой-то небритый верзила в клетчатой байковой рубашке и в клешах, встретивший его на пороге знакомой квартиры.
Обреченно щелкнул за спиной замок.
- Ну, чего застыл? - обдавая гостя ароматом пива и чеснока, изрек тип в клетчатом, возвышаясь едва ли не до потолка в тесном для его гигантского телосложения пространстве коридорчика. - Проходи. Не зря же газировку принес и лютики-гвоздички на закусь.
- Я-я... - промычал Игорь, пытаясь сделать обратный маневр по направлению к двери, но тут же и осекся: мощная рука, легшая на его плечо, тяжестью своей однозначно дала понять - сопротивление бесполезно.
Прошли на кухню, где вместо Марины мальчик Игорь застал еще одного бандита, ростом не отличавшегося, но шея у бандита была бычья, подбородок квадратный, а кулаки, словно из камня высеченные, рельефные. И если тот, что за спиной стоял, напоминал скалу, то в кухне сидевший - хищную кошку; да, такой же неумолимо ждущий, яростно распахнутый взгляд с молчаливой угрозой, застывшей в зрачках, видел Игорь у пантер в клетках зоопарка.
- Садись, - сказал второй, со взглядом хищника.
Вновь тяжело опустилась на ключицу Игоря рука человека-скалы, и вот уже гость оказался на стуле.
- Пей, - сказал все тот же, что за столом сидел, наполняя стакан водкой и придвигая его Игорю.
Ох, не хотелось Игорю прикасаться к стакану этому, но краткое “пей” прозвучало не волеизъявлением каким-то и даже не приказом, а просто инструкцией по выживанию в данной обстановке.
Давясь, он проглотил тепловатый алкоголь; с души воротило, рвота поднималась неудержная, но заботливый компаньон по застолью тут же, сочувственно кивнув, шампанского в стакан плеснул - запей, мол, все полегче...
Нахлынула отупелость. Ощущение себя жертвой, предназначенной на заклание, постепенно и страшно охватывало Игоря, но смысл вершившегося ритуала оставался неясен, к тому же мысли непоправимо спутала водка, а оба бандита таинственно и упорно молчали. Паузу же их гость не прерывал пустыми расспросами, нутром понимая: пауза - это еще жизнь...
Время будто остановилось. Неподвижны были лица, пусты глаза, душен и тяжек воздух.
- Пей, - внезапно и резко произнес человек за столом, вновь наполняя стакан.
Гость было издал протестующий звук, но тут что-то легонько вспорхнуло над его головой, и краем расширенного ужасом глаза он увидел скользнувшую по воротнику рубахи шелковую нить, накинутую тем, кто стоял за спиной, - нить, которая в следующий миг крепко и жестоко перехватила такое нежное, беспомощное горло.
