головый I! сделал он что не по своей ноле Алигот-паша, человек хотя и неумный,
но поднаторевший в низком искусстве интриг, обеспокоился пугающе неожидан-
ным отъездом князя-правителя и тут же приказал Вшиголовому:
— А ну, живо вдогонку! Возле него ты мне сейчас нужнее, чем возле меня.
Буду ждать твоего посыльного до утра. Понял? До утра!
* * *
Алигоко все понял. Он понимал и знал сейчас гораздо больше, чем любой
участник или свидетель последних событий.
Когда вчера днем Алигоко нашел в лесу двух только что пришедших в себя
уорков и увидел, как выползает из котловины облепленный прелой листвой и пе-
ремазанный сырой глиной паша, он не стал ни о чем расспрашивать, пока не ос-
мотрел местность по краям побоища. Его зоркие шакальи глазки сразу обнаружи-
ли, что отсюда уходят всего лишь два конских следа. Отпечатки подков одного из
коней были особенно отчетливыми на влажной земле. Значит, совсем новые под-
ковы. И точно такие, какими на днях перековали .княжеского вороного. Того са-
мого, что Шогенуков уступил, или, сказать точнее, на словах одолжил, а на деле —
шайтан его укуси! — подарил паше, чтоб ему, свинообразному, еще больше раз-
дуться и лопнуть!
Ощипанный сераскир неистово проклинал обидчиков, визжал, что тут была
целая шайка, но он запомнил двоих. А главаря он знает еще по Крыму и, кстати,
этот главарь, да покроет аллах его тело паршивой чесоткой, а его пальцы лишит
ногтей, бесстыдно заявил, будто дамасский клинок вернулся к настоящему хозяи-
ну. Вот тогда Алигоко вздрогнул и затрепетал душой — и от страха, и от жажды
мести, и от предчувствия крупной добычи.
Он понял: здесь Канболет Тузаров!
Кто еще, имея в помощниках лишь неопытного юнца, мог так легко разде-
латься с тремя заматерелыми в походах и сражениях мужчинами, всех обезору-
жить и ухитриться при этом никого не убить?! Шогенуков знал единственного в
Кабарде человека, способного на такой подвиг. А кто мог назвать себя хозяином
дамасской сабли, гордости нескольких поколений шогенуковского рода? Да все
тот же самый человек!
Итак, Тузаров здесь. И уж если он прогуливался по лесу пешком, значит,
обосновался где-то неподалеку, а может, и совсем рядом.
Не один уже год Вшиголовый оказывал сераскиру особого рода услуги, стал
для него необходимым человеком, однако о Тузарове ничего ему не сказал. Про-
сто промолчал. Так же, как и в тот день, когда увидел у Алигота родовой булатный
клинок Шогену-ковых. (Он только осторожненько выведал у приближенных сера-
скира, что сабля эта была отнята у некого Болета, преступного бахчисарайского
черкеса, сумевшего совершенно непостижимым образом бежать из заточения.)
Алигоко справедливо считал, что не везде уместно и не всегда выгодно об-
наруживать свою осведомленность в том или ином деле. Ставить капканы на тро-
пе Тузарова Алигоко намеревается сам, без помощи сераскира. Когда Тузаров пе-
рестанет застить князю Алигоко свет солнечный, тогда и сабля вернется к ее на-
стоящему владельцу — и совсем не к толстому паше. Наверное, золотишко и бога-
тые камешки Алигота тоже могут попасть в не столь дурные руки. Ну, а главное —
навек закроются глаза, видевшие жалкий позор Шогенукова, умолкнут уста, ос-
корблявшие его, а заветный панцирь, бесценный, чудодейственный панцирь
(должен он все-таки найтись!) наконец достанется Алигоко, будущему пши — пра-
вителю Кабарды!
Надо было начинать действовать. И действовать без промедления...
И Алигоко уже кое-что предпринял. Накануне вечером он послал четверых
своих людей вниз по течению Чегема «погостить» в каждом из хаблей, находя-
щихся на протяжении двух дней пешего пути. Теперь надо было дождаться их
возвращения. А пока первейшее дело Алигоко — это узнать намерения Хатажуко-
ва и сообщить о них сераскиру. Кстати, тайное доносительство, подленькое на-
шептывание на ухо давно уже стало главным делом Вшиголового — единствен-
ным занятием, которое было ему по душе и которым он научился владеть в со-
вершенстве.
Шогенуков считал теперь, что он один все знает, а потому и сила на его сто-
роне. Однако он не знал глав-лого, не знал, что маленький Хатажуков жив и здо-
ров и не сегодня-завтра может встретиться с отцом. Но если бы Шогенуков знал об
этом, то тут уж новое знание прибавило б ему не силы, а страха. Ведь тогда Вши-
головый легко бы предложил, что для Тузарова больше нет никаких тайн, уто-
нувших, как думал Алигоко, вместе с Кубати, а значит, и Хатажукову теперь станет
известна вся правда.
А пока невелико было беспокойство Вшиголового — ведь он считал, что
удар наносить ему придется первому, и противник вряд ли успеет подготовиться к
отражению этого удара.
* * *
Князь Кургоко, не разбирая дороги, скакал впереди своего маленького от-
ряда до тех пор, пока не наткнулся среди перелесков холмистой равнины на это
маленькое, не знакомое ему селище. Оно стояло в стороне от той дороги, по кото-
рой Хатажуков ехал к сераскиру.
На взмыленной лошади князь свернул во двор самого первого домишки,
подслеповато взирающего на мир двумя крохотными окошками, затянутыми
бельмами бычьих пузырей. Глиняная труба торчала не из крыши, а поднималась,
прилепившись к стене, прямо от земли. С кровли свешивались бурые клочья пре-
лой соломы.
Хозяин дома, пораженный такой честью, — сам князь-правитель у него в
гостях! — все-таки сумел, без лишней суеты и не теряя внешнего достоинства,
провести Кургоко в свой жалкий, но чистенький хачеш. Часть приближенных, ко-
торая постарше, вошла туда же, а молодые занялись конями. (Животных надо бы-
ло еще поводить, не давая останавливаться, после резвой двухчасовой скачки, дать
им остыть и успокоить дыхание, а уж потом напоить и немного покормить.)
Хозяин засуетился чуть позже — когда надо было подумать об угощении.
Резать последнюю корову? Единственную, только что объягнившуюся двойняш-
ками овцу? Пришлось бы пойти и на это, не будь у хорошего человека Ханафа до-
брых соседей, людей таких же хороших, как и он сам. Хромоногий Лют приволок
за рога упирающегося валуха, еще одного барана, только со связанными ногами,
принес на своих могучих плечах молчаливый бородач Штым; женщины приходи-
ли с квохчущими курами в руках, с кругами копченого сыра, с пучками черемши и
связками лука, с разной снедью, когда-то заготовленной впрок или состряпанной
только сегодня собственной семье на ужин. Некоторые, за неимением ничего
лучшего, тащили во двор Ханафа сухие дрова, а дружные братья Хазеша, Хакяша,
Ханашхо и Хашир, сыновья покойного Хабалы, привели годовалого бычка и сами
же занялись его отправкой в тот мир, где не жалят слепни и не скудеют пастбища.
Ханаф носился по двору, где уже пылали два костра, шутливо переругивал-
ся с женщинами (знаю, знаю, чего вы хотите, — закормить моих гостей до смерти),
благодарил — и тоже с шуткой — мужчин (сегодня уж вы меня выручайте, а завтра
— хоть жизнь возьмите, а еще лучше — подождем, когда у каждого из вас побыва-
ют такие же гости).
Во дворе появился единственный худосочный уорк этого маленького сели-
ща и, шатаясь от обиды: почему князь Кургоко заехал не к нему! — направился в
хачеш.
Ханаф был счастлив и озадачен. Вид князя Хатажукова, бледного, с горя-
щими мрачным блеском глазами, с непонятной раной на голом темени, не мог не
вызвать в простом крестьянине чувства некоторого смятения и беспокойства. А
