– Слушаю, слушаю, – отозвался Юрас, а про себя проклял дурацкую привычку курить на бревне по вечерам.

– Слушай, слушай. Ты, может, первый, кому я все это выложил. Как служителю Огня Небесного какому. Сам сдохну, а его угомоню. Хотел сразу прикончить, пока от Красной Лошади далеко не отъехал, да пешему с конным не тягаться. Ничего. Я знаю, куда он направился. Дойду.

Хвост блаженно вздохнул и потянулся, хрустнув спиной.

Ардан осторожно поинтересовался:

– Ты никак уморился? Может, заночуешь? На сеннике в самый раз...

– Нет, друг Меткий. – Трейг хлопнул его ладонью по коленке. – Я уж лучше в лесу.

– А что так?

Старатель оскалил гнилые зубы, видно, думал, что улыбается.

– Я привычный. Не впервой. И тебя в соблазн не хочу вводить.

– Ты что это? Я ж от всей души!

– Вечером от души, а к утру покажется – на кой ляд этому Хвосту его самоцветы? Как назло, вилы или топор под руку подвернутся.

Обиженно засопев, Юрас отвернулся. А про себя подумал: «А ведь прав чужак, так оно и было бы...» Вид ссыпанных обратно в кисет самоцветов не давал трапперу покоя. Хотелось вновь посмотреть через них на солнце, наслаждаясь игрой цветов и бликов, потрогать пальцами, ощущая холодную правильность граней.

– Ну, не хошь, как хошь. Я не навязываюсь. А то подумал бы. В лесу к ночи холодает...

– Прости, друг Меткий. В другой раз. Мне очень, понимаешь, очень-очень нужно живым остаться.

– Опять ты... Ну, дело хозяйское. Мерзни, голодай на здоровье.

Их разговор прервал громкий крик, доносящийся с подворья:

– Гей, Юрас, живой там, нет? Юшка стынет!

Траппер поднялся с бревна:

– Ну, я пойду. Жрать охота – сил нет. Прощавай, Хвост.

– Погоди, друг Меткий... Или как тебя по-настоящему – Юрас?

– Чего еще? – Было от чего недовольно скривиться. Это ж надо пред чужаком так за здорово живешь имя открыть. Ну, получит баба сегодня в ухо. После ужина, само собой.

– Я еще один гелиодор добавлю. – Старатель насмешливо глядел на него снизу вверх. – Пускай твоя женка харч какой-никакой соберет. А то у меня котомка совсем порожняя.

Крякнув, ардан попытался почесать себе спину между лопатками. Вначале снизу, потом сверху, через плечо. Не вышло.

– Одного мало, – заявил нагло, решив: а будь что будет.

– Жадный ты мужик, – покачал головой Хвост.

Подумал немного и добавил:

– Два дам, коли расскажешь, за что в глаз схлопотал.

Юрас скрипнул зубами. Улыбки трейга он не видел, но ощущал непререкаемую уверенность, что тот скалится до ушей.

– А, стрыгай с тобой, – махнул рукой траппер. – Слушай!

– Ну?

– А все как есть расскажу!

– Без брехни?

– Как перед смертью...

В этот миг круглолицая молодка в закрученном вокруг головы длинном платке – жена траппера – поравнялась с ними.

– Так ты идешь? – уперев руки в бока, сварливым голосом произнесла она.

Хвост почему-то сразу подумал: «Ну, нашла коса на камень. И мужик не промах в ухо засветить, да и баба, по всему видать, со сковородником легко управляется. Чуть что – по темени. Какие ж у них детки пойдут? Или уже пошли, на радость честному народу?..»

– Скоро я, – буркнул ардан. – Не видишь – разговор с прохожим.

– Что за прохожие среди ночи да в лесу? – возмутилась баба, явно предвкушая славную ругню.

– Твое дело какое? – зарычал Юрас. – Живо в дом – собери человеку поесть в дорогу. Да не таращи беньки – я выгодную плату беру.

Баба плюнула в траву и, развернувшись на пятках, направилась домой, твердо печатая шаг на манер приозерской тяжелой пехоты. Вся ее выпрямленная как палка спина кричала о возмущении горькой женской долей и тупостью мужиков.

– Ну, давай... – напомнил об уговоре старатель. – Рассказывай. А то мне вроде как идти скоро.

– По дурости оно вышло... – замялся Юрас, но потом, решившись, продолжал: – Мы, ясно дело, пикнуть боялись, как на подворье четыре десятка бойцов заехали. Тише воды, ниже травы ходили. Баб, что помоложе, по-быстрому в лес снарядили... Но петельщики не лютовали. Да и с чего? Все, что хотели, и так взяли... Лабазы выгребли. Хорошо хоть до зимы еще срок не малый. Да коней оставили охромелых. Валлан сказал – плата за харч. Какого хрена нам с ними делать? Нам кони без надобности. Вот кабы коза али корова...

– Не бери в голову, друг Меткий. Зарежешь и съешь. Ты ж не веселин какой. – Хвост дернул его за штанину. – Да ты садись, садись. В ногах правды нет.

Тут только Юрас с удивлением обнаружил, что продолжает стоять, слегка опираясь локтем на тын. Выругавшись сквозь зубы, он снова уселся на бревно.

– Ну, так что там дальше было-то?..

– Да ничего... Они уже уезжать собрались. А у меня тут... ну, это... короче, сука недавно ощенилась. От волка, похоже, привела...

– Так это ж лучше не бывает! – воскликнул Хвост. – Первое дело – на цепь, сторожить там чего.

– Хрена ли мне тут сторожить? – ответил Юрас. – Мне на охоте помощник нужон. Белку выслеживать, куницу, оленя-подранка по следу найти. А тут от волчьих ублюдков толку, как с козла молока.

Трейг пожал плечами. Что ж, у каждого народа свои обычаи, у каждого дела – свои ухватки особые.

– Вот я их в мешок и сгрузил. Что мне кормить нахлебников, коли Аен Маха вон – рукой подать? Понес... Думал, раскручу да зашпульну подале. А зараза эта, рябая, под ногами так и крутится. Ну, я ее сапогом под ребра и поддел. Охнуть не успел, как в бурьяне оказался – пятки выше головы. Валлан, вишь ты, собак сильно любит. Это мне потом вертлявый такой растолковал, с ожогом на щеке.

Хвост кивнул:

– Был такой в отряде петельщиков. После предводителя самый опасный. Полусотенник.

– Кутят он с собой увез. И сука следом увязалась. Вот и все, приятель. Эй, ты что, Хвост или как там тебя?..

Юрас удивленно уставился на собеседника. А трейг беззвучно хохотал, тряся бородой и пристукивая кулаком по правой коленке.

– Верю, правда, – выдавил он с трудом сквозь очередной спазм неудержимого веселья. – Собачек Валлан любит...

И, моментально посуровев, добавил:

– А вот людей – нет. Счастливый ты мужик, Меткий. Живой остался. Мог и секирой в лоб получить от щедрот баронских.

Ардан покивал сокрушенно. Дескать, и сам догадался. Знал бы раньше, ни в жизнь собаку не пнул бы.

– Женка твоя идет, – прислушавшись, сказал Хвост. – Я задерживаться не буду. Спасибо тебе, друг Меткий, за хлеб, за тютюнник. Да за то, что выговорился я, тоже спасибо. Живи – не тужи.

Трейг принял из рук недовольно кривящейся бабы увесистый сверток, подкинул его на ладони, примеряясь – не обжулили гостя лесные поселяне? – и исчез в темноте.

Юрас уныло потоптался на месте, прислушиваясь зачем-то к удаляющимся шагам, а потом пошел в дом, резко осадив окриком пытающуюся расспросить что да как жену.

Барон Дорг – лазоревый щит с черненым шевроном и красной рыбой – устало смотрел с высоты седла на переминающегося с ноги на ногу поселянина. Смерд ужасно волновался и потому бесцельно мял в ладонях плешивую шапку.

– Долго он будет молчать? – Щелчком пальца барон сбил с гривы Ловкого крошечный сухой листик. До настоящего листопада было еще далеко. Начало яблочника в Восточной марке обычно теплое. Деревья теряли кроны от засухи.

– Почем мне знать, ваша милость? – Лемак-Курощуп, веснушчатый крепыш, с хитроватым прищуром блеклых глаз, пожал плечами. – Щас подтороплю...

Он занес было ладонь для ободрительной оплеухи, но крестьянин опередил его:

– Там... это... ну... ваша милость...

– Ты глянь, заговорил, – искренне поразился десятник. – Болтун!

– Не мешай! – резко оборвал его Дорг.

Хоть барон и любил порой пошутить, позубоскалить над простоватыми шутками дружинников, что-то подсказывало ему – скоро будет не до смеха.

Лемак привык понимать своего хозяина и благодетеля с полуслова. Раскрытая ладонь вместо лохматого затылка опустилась на плечо простолюдина. Жестом почти дружеским. Так мог бы поддержать в трудную минуту равный равного.