Сразу же после боя моряки приступили к заделке подводных пробоин, ремонту парусов и рангоута. Часть кораблей не могла идти самостоятельно, а лишь на буксире пароходов. В 16.00 19 ноября к Синопу прибыл пароход «Громоносец»1. Его приход облегчал буксировку поврежденных кораблей. 20 ноября ремонт завершился, и эскадра направилась к Севастополю. Корабль «Императрица Мария» буксировал пароход «Крым», конвоируемый фрегатами, «Великий князь Константин» под флагом Нахимова вел пароход «Одесса», «Три Святителя» — пароход «Херсонес», а «Ростислав» — пароход «Громоносец»; «Париж» и «Чесма» шли самостоятельно641 642. Волнение в море заставило оставить буксиры, и все корабли достигли цели под парусами. Несмотря на ветер и волнение, 22 ноября эскадра благополучно прибыла на Севастопольский рейд643.
Так как корабли имели в Синопе сообщение с берегом, а на борту их оставалось 180 пленных турок, на 3 дня их оставили в карантине. Поздравлявшие с победой, в том числе князь А.С. Меншиков, подплывали к эскадре на шлюпках644.
Перед выходом Нахимов послал на «Громоносце» письмо, адресованное австрийскому консулу, ибо турецкие власти еще не появились. Вице-адмирал оправдывал свои действия необходимостью уничтожить корабли, направлявшиеся для возбркдения подданных России, и утверждал, что город пострадал главным образом от обломков турецких судов. Письмо он завершил следующими словами: «...Теперь я покидаю этот порт и обращаюсь к Вам, как к представителю дружественной нации, рассчитывая на Ваши услуги, чтобы объяснить городским властям, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни против порта Синоп»645.
А.С. Меншиков оказался недоволен текстом письма, которое Нахимов оставил в Синопе; он писал 21 ноября Нессельроде: «Я хотел бы видеть его иначе редактированным, но дело уже сделано»1. Ментиков был уверен, что вмешательство великих держав в войну неминуемо.
П.С. Нахимов, покидая Синоп, также знал, что никакие письма не изменят ситуацию, ибо почти неизбежным становилось вступление флота союзников на Черное море. Победителя турок удостоили ордена Св. Георгия II степени646 647, награды получили и другие участники сражения. Победу широко отмечали в России. Но вице-адмирала не радовала награда: он переживал тот факт, что становился виновником грядущей войны. Вскоре после Синопского сражения в разговоре с лейтенантом А.А. Ухтомским, не участвовавшим в бою при Синопе, вице-адмирал увлеченно рассказывал о действиях моряков, но добавил в конце изменившимся голосом, что «...эта победа подвинет против нас войну, ибо англичане увидят, что мы им действительно опасны на море, и поверьте, они употребят все усилия, чтобы уничтожить Черноморский флот»648. Эта мысль не покидала его и в ходе обороны Севастополя.
Опасения Нахимова имели вполне прочные основы. 20 ноября «Таиф» прибыл в Константинополь649. Сообщение о синопском разгроме вызвало растерянность турецкого правительства, которое первоначально намеревалось послать в море линейные корабли и тем успокоить возмущение жителей столицы, начавших беспорядки650. Английский посол отговорил диван от этой авантюры; он рассчитывал на вовлечение в боевые действия союзных сил и 22 ноября писал в Лондон, что не видит, как можно избежать вступления англо-французской эскадры на Черное море651.
Общественное мнение Европы, не знавшее еще о начале турками военных действий, было возмущено «неспровоцированным» нападением на Синоп652. О степени информированности европейских газет можно судить по количеству ошибок, встречающихся в статьях К. Маркса. Английские средства массовой информации сообщали о том, что на русских кораблях было на 680 пушек больше, что на обратном пути погиб 120-пушечный «Ростислав», что в порту Синопа были безжалостно уничтожены два британских торговых судна653. Как известно, русская эскадра на одном борту имела 372 орудия против 262 турецких, «Ростислав» не был 120-пушечным и не тонул, а в гавани из нейтральных судов погибла единственная шхуна. Одна из французских газет отмечала, что английская бригантина «Ховард» («Hovarcl») выгрузила уголь для австрийского консула в Синопе и принимала балласт, чтобы идти за грузом зерна, когда русский флот без предупреждения атаковал Синоп и уничтожил торговые суда в гавани1. В этом сообщении, приведенном К. Марксом, отчетливо видны неточности, ибо огонь первыми открыли турки. Кроме того, непосредственная причина гибели судна оказалась иной. Бригантина (по-видимому, упоминаемая в русских документах ионическая шхуна) оказалась под обстрелом и не могла выбрать якорь, на корме ее вспыхнул пожар; вскоре к ней придрейфовал горящий фрегат, с которого на судно перескочила сотня турок; они обрубили якорный канат и пытались отойти, но при взрыве фрегата оба судна разнесло в щепки. Капитан добрался до берега вплавь и был ограблен жителями города; из команды погибли двое, а остальные отдались под покровительство австрийского консула654 655.
Сама форма преподнесения фактов вызывала такое возмущение, что даже прекрасный аналитик К. Маркс не верил русским официальным сообщениям и опирался на английские газеты, возбуждавшие антирусские настроения. В результате изучения политической обстановки он делал вывод о неизбежности вторжения союзных войск в Россию и их успехе656. Если учесть, что статьи его написаны в январе 1854 года, можно представить информированность читателей, которые пользовались первыми сообщениями.
Узнав о разгроме, союзные адмиралы немедленно послали два парохода (французский «Mogadop> и английский «Retribution») с восьмью хирургами в Синоп; если бы русские оставались в порту, за разведчиками должны были последовать эскадры, чтобы принудить россиян удалиться657. Отряд вышел 22 ноября и через 50 часов прибыл в Синоп, где застал картину разрушения, оставленных на произвол судьбы раненых и бездействующую администрацию658.
В.А. Корнилов восторженно воспринял победу и писал 22 ноября жене: «Имею времени только тебе сказать, что 18 ноября произошло сражение в Синопе. Нахимов со своей эскадрою уничтожил турецкую и взял пашу в плен. Синоп город теперь развалина, ибо дело происходило под его стенами, и турки с судами бросались на берег и зажгли их. Битва славная, выше Чесмы и Наварина, и обошлась не особенно дорого: 37 убитых и 230 раненых. Офицеры все живы и здоровы, ранены только один мичман и два штурманских офицера и штурман убит. Я с отрядом пароходов пришел вначале и потому был свидетелем великого подвига Черноморского флота. Ура, Нахимов! М.П. Лазарев радуется своему ученику!..»1
26 ноября он не менее восторженно писал брату Александру Алексеевичу: «...Нахимов 18 ноября задал нам собственное Наваринское сражение. Цвет турецких фрегатов и корветов (7 фрегатов и 3 корвета) и еще пароход на Синопском рейде сожжены до тла. Батареи в числе 4 срыты под корешок. Город, к большому сожалению, сожжен, и за все это мы — за повреждениями в мачтах и реях. Мне удалось поспеть к битве с эскадрой пароходов и выбуксировать героев наших, так что теперь, несмотря на шторм, они все здесь и готовятся на новые подвиги. Было и пароходное дело, но, по несчастию, «Владимир» поврежден в машине и потом я сидел на другом, с которого не мог догнать турку. Тот шел 10 узлов, а мы 8V2- На эскадре убит один офицер, и то штурманский, и ранен один мичман, но между нижними чинами до 40 убитых и 230 ранено, из последних много трудных...»659 660
Приехавший в Севастополь друг Нахимова генерал-майор М.Ф. Рей-неке писал неизвестному, что в результате Синопского сражения турки лишились лучшей части флота, их нравственная отвага должна понизиться, а дух русских армии и флота возвыситься; кроме того, англичанам и французам предстояло принять решение — поддержат ли они Турцию661.
