Союзники решение приняли. Получив предлог для вмешательства и поддержку возбужденного общественного мнения, правительства Англии и Франции отдали указания, и 23 декабря англо-французская эскадра из семнадцати парусных и паровых судов, к которым присоединились пять турецких кораблей, пошла к Синопу; в тот же день пароход «Retribution» был послан в Севастополь для сообщения о вступлении союзных кораблей на Черное море и одновременно для разведки укреплений662. Союзники прикрывали переходы турецких судов в Самсун, Трапезунд, Батум, а 10 января вернулись из-за бурной погоды в Босфор, оставив для крейси-рования пароходы663.
Успех русского флота при Синопе превосходил все, что можно было ожидать. Опасность победы царского правительства вызвала объединение интересов Англии и Франции. Не обращая внимания на такие мелочи, как объявление войны Турцией и турецкая активность на Кавказе, официальные круги и пресса двух стран подчеркивали незаконный характер нападения русских кораблей на Синоп. Негативная реакция демократической прессы во многом выражала недовольство агрессивными действиями «жандарма Европы». Другую причину возмущения выразил Наполеон III. В письме Николаю I от 17 января он заявил, что синопский разгром явился оскорблением для воинской чести союзников, гарантировавших безопасность турок на море присутствием в Босфоре кораблей с 3000 орудий1. Российский Император ответил 9 февраля: «С того момента, как турецкому флоту предоставили свободу перевозить войска, оружие и боеприпасы на наши берега, можно ли было с основанием надеяться, что мы будем терпеливо ждать результата подобной попытки? Не должно ли было предположить, что мы сделаем все, чтобы ее предупредить? Отсюда последовало Синопское дело: оно было неизбежным последствием положения, занятого обеими державами [Николай I имел в виду Англию и Францию. — Н. С.], и, конечно, это событие не должно было показаться им неожиданным»664 665.
Перед вторжением
Осенью 1853 года для лечения в Крым приехал старый друг Нахимова М.Ф. Рейнеке. Он встречал эскадру после Синопского сражения. Многие подробности начала подготовки обороны Севастополя и деятельности Нахимова известны из его дневника и писем.
Синопский разгром грозил появлением на Черном море англо-французской эскадры, что могло произойти в любой момент. Потому уже 5 декабря В.А. Корнилов отдал приказ о размещении кораблей для обороны Севастопольского рейда; командовать судами на рейде и в бухтах в случае нападении на Севастополь он назначил П.С. Нахимова, а находившимися в ремонте — Ф.М. Новосильского666. В соответствии с приказом, следовало корабли «Великий князь Константин», «Три Святителя» и «Силистрия» поставить при входе в Южную бухту, установив перед ними бон, а остальные оставить на рейде готовыми выйти в море. Пароходам предстояло расположиться сзади кораблей, стоящих у входа в Южную бухту, а мелким судам — в бухте. Матросов с судов, находившихся в ремонте, определили на береговые батареи; для наблюдения за морем высылали казачьи разъезды, а на высоких пунктах города (Георгиевский монастырь, Херсонесский маяк, в деревне Учкуев-ке и на Малаховом кургане) учредили посты штурманских офицеров. В случае тревоги было приказано погасить маяки и срубить вехи1.
Это был план-минимум, ибо Меншиков не соглашался на подготовленный Корниловым и Нахимовым проект и намеревался заградить вход в бухты только тремя кораблями, а остальные собрать в Южной бухте. Рейнеке в дневнике записал, что неприятель сначала истребит эти три корабля, а затем и остальные в гавани667 668.
21 декабря Корнилов приказал Нахимову, пока не изготовлен бон, связать канатами или цепями корабли «Силистрия», «Великий князь Константин» и «Три Святителя»669.
6 декабря город дал обед в честь героев Синопа. Тысяча матросов праздновала на площади между клубом и Графской пристанью (а остальным пяти с половиной тысячам матросов выдали деньги для празднования в казармах). Для матросов устроили молебен, а караимский раввин обратился к ним с приветствием. После тостов за царя и генерал-адмирала матросы пили за здоровье Нахимова. Для офицеров обед на 180 человек устроили в клубе. Флотоводец по болезни не присутствовал, офицеры подняли за него тост, а после обеда толпа с полупьяными мичманами пришла поздравить Нахимова прямо домой. Вице-адмирал благодарил граждан, но мичманов пожурил за такую выходку670.
7 декабря лейтенант князь Ухтомский привез приказ о награждении. Нижним чинам предоставляли 10 Георгиевских крестов на роту (4 на 10 человек); всем участникам полагалось годовое жалованье671. 12 декабря доставили и 250 знаков ордена Св. Георгия; Нахимов приказал, чтобы матросы сами выдвинули самых достойных672.
Так как начало декабря было отмечено празднествами по поводу синопской победы и заметной угрозы не было, 10 декабря отменили предложение Нахимова погасить маяки и убрать вехи; отрицательно отнеслись и к его мнению поставить корабли восточнее, у Николаевской батареи. Однако с 15 декабря пароходы «Громоносец» и «Дунай» по очереди начали дежурить у входа на рейд, против Константиновской батареи673.
14 декабря к Нахимову пришел полковник Сколков с письмом Императора и повелением сказать, что царь жалеет, что еще не был знаком с моряком, но надеется познакомиться ближе, что обрадовало Нахимова. Корнилову же Николай I поручил передать, чтобы тот лично не ходил на пароходах в бой, ибо нужен для более важных дел. Зашедший с поздравлением Меншиков сообщил, что царь пожаловал по 100 рублей серебром тяжелораненым, и поручил распределение этих денег Нахимову1.
20 декабря нижним чинам в казармах и на кораблях раздавали Георгиевские кресты. По приказу Нахимова сами матросы выдвинули самых храбрых и достойных, затем из их числа исключили штрафованных, а среди оставшихся бросили жребий, ибо 250 знаков оказалось недостаточно на всех отличившихся. Перед строем зачитали приказ, список выбранных командой достойных, список награжденных, на которых выпал жребий, и указали тех, кто за недостатком крестов остался без наград. После освящения наград устроили в командах пир для награжденных. Нахимов на квартире дал обед избранным. Он заявил, что новые георгиевские кавалеры должны служить примером для товарищей, которые заслужат награды в следующем сражении. Его слова восхитили матросов674 675.
Тем временем события стремительно развивались. Нахимов считал неуместной попытку контр-адмирала Н.М. Вукотича выманить из Тра-пезунда стоявшие там два парохода и два фрегата676. Он понимал, что не следует давать лишних поводов объявить Россию агрессором. Знал он также, что события не замедлят, и был прав. Из Парижа стало известно, что командующий французской эскадрой в Константинополе получил инструкцию войти на Черное море только в случае высадки русских войск между Босфором и Варной, и то после совещания с посланником677. Но 21 декабря стало известно, что в Константинополе произошла резня и европейцы перебрались на суда союзной эскадры678. А 25 декабря у Севастополя появился английский пароходофрегат «Retribution». Так как к порту его не допустили, на шлюпке были переданы письма679. Фактически целью визита являлась разведка. А.С. Меншикова этот случай встревожил. Он не разрешил переставить корабли в соответствии с планом Нахимова, но принял,- наконец, некоторые предложенные вицеадмиралом меры. На укрепления Северной стороны направили моряков со стоящих в гавани кораблей, установили бон поперек бухты между фортами 8 и I1. Бон должен был заменить импровизированное заграждение из цепей, связывающих три корабля, стоявшие у входа на рейд; работу эту поручили Нахимову680 681. К концу декабря установили уже пять звеньев бона из старых мачт, шла усиленная постройка укреплений на суше682.
