– Известный судья, прибывший из Соединенных Штатов, – ответил ему с четко выраженным британским акцентом высокий негр, управляющий гостиницы. – Мне звонил по поводу этого человека мой дядя, помощник губернатора по иммиграционной службе. Он позвонил мне около двух часов назад, прямо из аэропорта. К сожалению, в момент прибытия судьи я был наверху, но наши сотрудники все сделали как нужно.
– Судья? – переспросил хозяин гостиницы, но управляющий потянул его за рукав и отвел в сторону от стойки и толпящихся за ней клерков.
– Так что тебе сказал твой дядя?
– Все, что касается двоих наших именитых гостей, должно носить оттенок полной приуатносси.
– Почему? В чем дело?
– Мой дядя был очень краток, но сообщил мне, что он видел, как достопочтенный судья прошел к стойке межостровного сообщения и приобрел билет. Это подтвердило его более ранние догадки. Судья и герой Франции родственники, и им необходима конфиденциальная встреча по делу чрезвычайной важности.
– Если это так, то почему твой судья не забронировал для себя номер заранее?
– По этому поводу есть два объяснения, сэр. По словам моего дяди, первоначально встреча должна была состояться в аэропорту, но приветственная церемония, организованная губернатором, помешала этому.
– А второе?
– Ошибка, допущенная в офисе судьи в Бостоне, штат Массачусетс. По словам дяди, судья жаловался ему на нерадивость своих сотрудников, совершивших оплошность при оформлении ему паспорта, и он обещал устроить им нагоняй по возвращении.
– Похоже на то, что судьям в Штатах платят больше, чем их коллегам в Канаде. Ему здорово повезло, что у нас оказалось место.
– Летний сезон, сэр. В течение этих месяцев у нас обычно есть свободные места.
– А, да я и сам это знаю. Ладно, предоставим этим родственникам возможность выяснять отношения столь запутанным путем. Может быть, стоит позвонить судье и сказать ему, где находится коттедж Фонтейна? Или Префонтейна, черт их разберет…
– Я обсуждал этот вопрос с дядей, сэр, но он был непреклонен. Он сказал, что нам не нужно совершенно ничего делать или говорить. По словам дяди, у всех великих людей есть свои секреты, и он не хотел, чтобы о его выводах узнал еще кто-нибудь, кроме участников встречи.
– Что-то я не понял?..
– Если мы позвоним судье, то он сразу поймет, что сведения о цели его приезда были получены от моего дяди, начальника иммиграционной службы Монтсеррата.
– Ох, боже мой, делайте что хотите. У меня голова идет кругом… Кстати, я удвоил патрули на дорогах и на пляже.
– Мы усилим внимание, сэр.
– Кроме того, я собираюсь убрать номера с дорожек и коттеджей. Я и без того знаю, кто где, но мало ли кто заберется сюда.
– У нас могут быть неприятности, сэр?
Джон Сен-Жак покосился на управляющего.
– Сейчас нет, – ответил он. – Я только что закончил осмотр пляжей и территории гостиницы, проверил каждый дюйм. Если вы не в курсе, то я и моя сестра с детьми живем в коттедже номер двадцать.
Герой французского Сопротивления Жан-Пьер Фонтейн медленно шел по бетонной дорожке в сторону последнего в их ряду коттеджа, расположенного неподалеку от моря. Этот дом напоминал остальные, у него были такие же розовые стены и красная черепичная крыша, но лужайка вокруг была больше и живая изгородь по периметру лужайки выше и гуще. Этот коттедж обычно предоставлялся премьер-министрам и президентам, иностранным послам и сенаторам, людям высокого международного статуса, желающим отдохнуть в уединенном комфортабельном тропическом гнездышке. Фонтейн достиг конца дорожки, приведшей его к кирпичному забору, окружающему коттедж и упирающемуся в крутой склон холма, спускающегося вниз почти до пляжа. Забор огибал холм с обеих сторон, проходя как раз под балконами коттеджа, одновременно обозначая границу территории и охраняя ее от посторонних взглядов. Вход в коттедж номер двадцать перекрывали металлические ворота, надежно укрепленные в кладке забора и так же, как стены, выкрашенные в розовый цвет.
Взглянув поверх ворот, пожилой человек увидел маленького мальчика, бегущего по лужайке в одних купальных трусиках. В проеме открытых дверей коттеджа появилась женщина.
– Пора обедать! – крикнула она мальчику. – Джеми, иди сюда!
– Мамочка, а Элисон поела?
– Наелась и спит. Она не будет кричать на своего братика.
– А в нашем доме мне больше нравилось. Мамочка, почему мы не можем вернуться обратно в наш дом?
– Потому что дядя Джон хочет, чтобы мы оставались здесь… Тут есть лодки, Джеми. Вы с дядей сможете рыбачить и ходить по морю под парусом, как в прошлом году, в апреле, во время весенних каникул.
– Но тогда мы жили в нашем доме.
– Да, и папа был с нами…
– А как здорово мы катались на грузовике, помнишь?
– Обед, Джеми. Быстро домой.
Мать и сын скрылись за дверью. Фонтейн вздрогнул и представил себе то, что от него требует Шакал, картину кровавой расправы, привести в исполнение которую он поклялся. Голоса ребенка и женщины все еще звучали в его ушах. «Мамочка, почему мы не можем вернуться обратно в наш дом?.. Но тогда мы жили в нашем доме». И ответ его матери: «Потому что дядя Джон хочет, чтобы мы оставались здесь… Да, и папа был с нами…» Только что подслушанному могло быть множество объяснений, но, несмотря на это, Фонтейн ощутил тревогу. Он всегда чувствовал опасность раньше других. Годы, наполненные ею, обострили его восприятие. Возникшее у него ощущение тревоги навело его на мысль совершить сегодня же вечером еще пару выходов из дома и пройтись возле этого коттеджа еще несколько раз.
Он повернулся и зашагал по бетонной дорожке прочь от кирпичного забора. Погруженный в свои мысли, он почти столкнулся с другим постояльцем гостиницы, примерно одних с ним лет, в смешной белой кепочке и белых туфлях.
– Прошу прощения, – сказал незнакомец, уступая дорогу Фонтейну.
– Pardon, mousieur! [6] – воскликнул растерянный герой Франции, от неожиданности переходя на свой родной язык. – Je regrette [7]… то есть это моя вина. Это я должен перед вами извиниться.
– О-о!
При звуках французской речи глаза незнакомца широко распахнулись, но быстро сузились снова, как будто он только что узнал нечто, но пытается это скрыть.
– Pardon, мы знакомы, мсье?
– Не думаю, – ответил пожилой человек в чудной белой кепочке. – Но слухами земля полнится. Великий герой Франции среди нас.
– Глупости. Война совпала с моей молодостью и горячностью, вот и все. Позвольте представиться. Жан-Пьер Фонтейн.
– Меня зовут… Патрик, Брендан Патрик…
– Приятно было познакомиться, мсье.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Чудесная природа, не правда ли?
– Красотища.
И снова Фонтейну показалось, что незнакомец изучает его, но как-то странно, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Ну, мне нужно идти, – начал прощаться старичок в новеньких белых туфлях. – Врачи, знаете ли, рекомендуют гулять перед сном.
– Moi aussi [8], – Жан-Пьер преднамеренно перешел на французский, и похоже было, что его новый знакомый понимает его. – Toujours le medecin а notre age, n’est-ce pas? [9]
– Совершенно верно, – согласился старичок, кивнул и, приветливо помахав рукой, отправился дальше, смешно семеня тоненькими ножками в широких шортах. Фонтейн смотрел ему вслед, не сходя с места, и то, что, он знал, должно было произойти, произошло. Старичок остановился и медленно обернулся. С расстояния пять метров их взгляды встретились, и Жан-Пьеру этого было достаточно. Он улыбнулся в ответ и направился по дорожке в сторону своего коттеджа.
Еще один знак, и на сей раз еще более серьезный, чем первый. Три вещи были совершенно очевидны: первое – старичок в смешной кепочке понимал по-французски, второе – он знал, что «Жан-Пьер Фонтейн» на самом деле не тот, за кого он себя выдает, и не случайно оказался здесь, и третье… в его глазах был след Шакала. Mon Dieu [10], как это похоже на монсеньора! Продумав и исполнив убийство и убедившись, что жертва мертва, он обычно убирал всех свидетелей, которые могли привести к нему или даже намекнуть на его участие. И для этого Шакал тоже использовал свою частную армию стариков. То, что, по словам служанки, он мог остаться в этом земном раю вплоть до последнего вздоха своей жены, еще ничего не означало. На самом деле щедрость Шакала никогда не заходила так далеко, и смерть его эмиссара и его жены последует вскоре после гибели женщины и детей.
