Въ это время я подрзокился съ нѣкоторыми молодыми людьми, которые были еще на попеченіи дядекъ. Мы встрѣчались ежедневно и устраивали кавалькады на скверныхъ, наемныхъ лошаденкахъ, рискз^я сломать себѣ шею, какъ это было, напримѣръ, когда скакали изъ монастыря КамальдуливъТз'ринъпо отвратительной дорогѣ съ весьма крутымъ подъемомъ. Впослѣдствіи я не отважился бы на такз^тю скачку и на самой лучшей лошади. Въ дрз^ггой разъ мы мчались по лѣсу между По и Дорой, въ погонѣ за моимъ слугой. Мы изображали охотниковъ, а бѣдняга на своей клячѣ былъ оленемъ. Или же разнуздывали его лошадь и летѣли вслѣдъ за нимъ съ криками, хлопая хлыстами, стараясь губами подражать звз^тку рога. Перескакивали черезъ огромные рвы, часто скатываясь въ нихъ; переправлялись черезъ Дору вбродъ, обыкновенно тамъ, гдѣ она впадаетъ въ По. Однимъ словомъ, мы такъ безумствовали, что скоро намъ перестали давать въ наемъ лошадей за какзто бы то ни было цѣнз^. Всѣ эти подвиги Закрѣпляли мои силы и содѣйствовали з’.чственномз' развитію. Они подготовляли мою душу цѣнить, выносить и, быть можетъ, современемъ пользоваться свободой, какъ физической такъ и моральной, свободой, которую я получилъ лишь теперь.

Глава ѴШ.

ПОЛНѢЙШЕЕ БЕЗДѢЛЬЕ.—СО МНОЙ СЛУЧАЮТСЯ НЕПРІЯТНОСТИ, КОТОРЫЯ Я МУЖЕСТВЕННО ПЕРЕНОШУ.

Въ это время никто не вмѣшивался въ мои дѣла, кромѣ новаго слз'ги. Мой попечитель считалъ его чѣмъ-то въ родѣ дядьки и вмѣнялъ ему въ обязанность всюду сопровождать меня. Я воспользовался его покладистостью и

извѣстной долей корысти, чтобы завоевать себѣ независимость. Несмотря на это, такт> какъ человѣкъ никогда не бываетъ вполнѣ доволенъ, что въ особенности примѣнимо ко мнѣ, я скверно себя чзъствовалъ, куда бы ни пошелъ, разъ всюду меня сопровождалъ лакей. Этотъ надзоръ былъ тѣмъ тягостнѣе, что лишь я одинъ изъ живу-щихъ въ первомъ отдѣленіи подвергался ему. Всѣ дрз’гіе могли выходить одни, когда и куда хотѣли. Я не слушалъ доводовъ, которые мнѣ приводили, что я самый младшій изъ всѣхъ, что мнѣ еще нѣтъ пятнадцати лѣтъ. Я вбилъ себѣ въ голову, что долженъ выходить одинъ. Я такъ и сдѣлалъ, и не говоря ни слова слзтѣ и вообще никому, сталъ свободно распоряжаться собой. Сначала директоръ ограничился выговоромъ. Я не обратилъ на это никакого вниманія и снова ушелъ одинъ. На этотъ разъ я былъ подвергнз'тъ домашнемз' аресту. Черезъ нѣсколько дней меня выпзютили, я повторилъ то же самое. Меня снова посадили подъ арестъ, еще болѣе строгій, я и послѣ этого не выказалъ желанія исправиться. Это повторялось періодически почти мѣсяцъ, такъ какъ наказаніе, каждый разъ болѣе сзфовое, на меня не дѣйствовало. Наконецъ, я объявилъ, что лз’чше зокъ меня все время держать подъ арестомъ, потомз^ что я воспользз^тюсь свободой, чтобы опять уйти безъ спросзц что я не желаю ни въ чемъ, хорошемъ или дз’рномъ, отличаться отъ товарищей; что это отличіе несправедливо, отвратительно и дѣлаетъ меня всеобщимъ посмѣшищемъ. Если же находятъ, что я по лѣтамъ и характеру не гожзюь въ первое отдѣленіе, то пз^гсть меня переведу'тъ обратно во второе. За всѣ эти дерзости меня продержали взаперти около трехъ мѣсяцевъ, т. е. весь карнавалъ 1764 года. Я з^тпря-мился и ни за что не хотѣлъ просить объ освобожденіи. Въ упорствѣ и озлобленіи я готовъ былъ скорѣе сгноить себя въ тюрьмѣ, чѣмъ покориться. Я спалъ почти цѣлый день, а къ вечеру растягивался на брошенномъ передъ каминомъ матрацѣ. Не желая ѣсть пищу, которз’Ю приносили мнѣ изъ академіи, я самъ на огнѣ варилъ поленту и подобныя незамысловатыя кушанья. Я больше не причесывался, не одѣвался и велъ жизнь дикаря. Хотя мнѣ было запрещено выходить изъ комнаты, я могъ бы, все-таки, приглашать къ себѣ гостей, вѣрныхъ товарищей по героическимъ кавалькадамъ. Но я сталъ глухъ и нѣмъ, лежалъ неподвижно, какъ трзшъ, не отвѣчая ни слова на вопросы. Такъ проводилъ я цѣлые часы, уставившись въ землю глазами полными слезъ, которыя всѣми силами сдерживалъ.

Глава IX.

ЗАМУЖЕСТВО СЕСТРЫ.—МЕНЯ ВОЗСТАНОВЛЯЮТЪ ВЪ ПРАВАХЪ,—ПЕРВАЯ ЛОШАДЬ.

Наконецъ, одно обстоятельство —свадьба моей сестры Юліи съ графомъ Гіацинтомъ ди Куміана —избавило меня отъ этой жизни дикаго звѣря. Бракосочетаніе состоялось і-го мая 1764 г., въ день для меня навсегда памятный; я ѣздилъ со свадебнымъ кортежемъ въ прелестную виллз^ Куміана за десять миль отъ Турина. Тамъ я провелъ необыкновенно веселый мѣсяцъ, какъ и должно было мнѣ казаться послѣ зимняго заключенія. Мой шуринъ сз^тмѣлъ настоять на томъ, чтобы мнѣ была дана свобода и я вернз'лся въ академію на равныхъ правахъ со всѣми учениками перваго отдѣленія. Такимъ образомъ, я добился равенства съ товарищами цѣной долгаго заключенія. Кромѣ того, послѣ свадьбы сестры я получилъ позволеніе шире пользоваться своимъ имуществомъ. По закону мнѣ уже нельзя было этого запретить. Я воспользовался этимъ прежде всего, чтобы кз^гпить себѣ лошадь, которую взялъ съ собой на виллу Кз'міана. Это былъ прекрасный, бѣлый сардинскій конь, отличнаго сложенія, съ особенно изящной головой, шеей и грудью. Я любилъ его безумно и не могу вспомнить о немъ равнодзчнно и теперь. Страсть моя къ этой лошади лишила меня совершенно покоя. Я не ѣлъ и не спалъ при малѣйшемъ ея нездоровья; это случалось часто, такъ какъ она была очень горяча, а вмѣстѣ съ тѣмъ, и нѣжна. Но все это не мѣшало мнѣ мз'чить ее, когда я чувствовалъ ее подъ собой и она не хотѣла подчиняться моимъ фантазіямъ. Считая, что это высокоцѣнное животное слишкомъ хрзшко, я рѣшилъ завести себѣ дрзтую лошадь, потомъ двухъ для коляски, одну для кабріолета и, наконецъ, еще двз'хъ верховыхъ. Такимъ образомъ, меньше чѣмъ въ годъ, у меня ихъ стало восемь. Надо было видѣть негодованіе моего попечителя,—самаго непокладистаго человѣка въ мірѣ; я, однако, заставилъ его плясать по своей дудкѣ. Когда мнѣ удалось, наконецъ, побороть мелочность и скзчюсть этого попечителя, я, очертя головз^г, пз^стился въ мотовство, тратя главнымъ образомъ, какъ я з'же сказалъ выше, на одежду. Нѣкоторые изъ моихъ товарищей англичанъ расходовали большія суммы и я ни за что не хотѣлъ отставать; вскорѣ мнѣ зщалось даже перегнать ихъ. Но въ противоположность имъ мои дрз^тзья, жившіе внѣ академіи и съ которыми я видѣлся гораздо чаще, чѣмъ съ пансіонерами, были еще въ зависимости отъ родителей и имѣли мало денегъ. Такъ какъ они принадлежали къ лз^чшимъ семьямъ Турина, то, хотя ихъ платье было всегда очень изящно, ихъ расходы на удовольствія были сильно ограничены. Долженъ сознаться, что-по отношенію къ этимъ послѣднимъ я всегда проявлялъ врожденное мнѣ свойство: никогда не стремился подчерк-нуть свое превосходство среди тѣхъ, кто считалъ себя ниже меня по силѣ, уму, благородству, твердости характера, богатствз⁷. Поэтомз⁷, если мнѣ случалось одѣвать по утрамъ ко двору или на обѣдъ съ тѣми товарищами, которые соперничали со мной въ сз^тетности, новз⁷ю расшитую или мѣховую одежду, я всегда снималъ ее послѣ обѣда, въ часъ, когда приходили мои дрз^тгіе друзья. Я даже тщательно пряталъ ее отъ нихъ въ шкафъ и стыдился этихъ нарядовъ передъ ними, какъ престз’пленія. Я упрекалъ себя за то, что обладалъ и кичился вещами, которыхъ не было 3⁷ товарищей. Когда послѣ долгихъ.

усилій, я добился отъ моего попечителя кареты, совершенно, впрочемъ, не нужной шестнадцатилѣтнему мальчику въ такомъ крошечномъ городкѣ какъ Тз’ринъ, я никогда въ ней не показывался изъ-за того, что мои дрз^тзья вынуждены были ходить пѣшкомъ; что касается верховыхъ лошадей, то я нашелъ имъ оправданье въ томъ, что сдѣлалъ ихъ общимъ достояніемъ, несмотря на то, что у каждаго изъ пріятелей была собственная лошадь, содержавшаяся на счетъ его родителей. Эта сторона роскоши доставляла мнѣ больше всего удовольствій и меньше З'грызеній совѣсти, такъ какъ она ничѣмъ не могла обидѣть товарищей. Когда теперь, стараясь быть правдивымъ, я оглядываюсь безпристрастно на мое отрочество, мнѣ кажется, что несмотря на всѣ ошибки кипучей юности, праздной, невоспитанной, невоздержанной,—во мнѣ жило естественное стремленіе къ справедливости, равенству, благородствз¹’, ко всемз⁷ тому, что дѣлаетъ изъ человѣка существо свободное или достойное стать свободнымъ.