И вот полковник пропал. Маргарита Карловна думала уже о худшем - убили бандиты! Однако в шестом часу вечера полковник прибыл домой. В скверном расположении духа, в папахе задом наперед.
Настроен он был агрессивно и на вопросы обрадованной живому мужу супруге отвечал устало и неохотно.
"Где ж ты был, Сережа? Тебя ведь разыскивают!"
"Где я был, там меня сейчас нет. Спроси Муху, она скажет!" - с этими словами Анохин прошел к себе в комнату и лег на тахту. Муха мгновенно, тепло и привычно устроилась у него на груди. Подойти к полковнику уже было невозможно: его покой, рыча, охраняла Муха... С тех пор в семье Анохиных стало привычным: если что не знаешь, говорить: "Спроси Муху!.."
Мазовер позже, после Мухи подсунул Анохиным таксу, которых прежде Маргарита Карловна не терпела. С тех пор у любимого черного терьера появилось новое дополнение...
Маргарита Карловна обычно приезжала в Коктебель поездом. В Москве ее провожал Сергей Николаевич. Потом он садился в автомобиль, и опережая поезд, встречал жену в Феодосии, спокойно расхаживая по перрону... с таксой Кешей на руках. (Опытные автомобилисты утверждают, что тогда такая скорость была почти невозможной... Но не для Анохина...) Кеша также стал любимцем Сергея Николаевича, хотя однажды схватил его за ногу со всей серьезностью. Сергей Николаевич ехал как-то в поезде. Сидел на верхней полке, свесив ноги и размахивая ими в такт движения поезда. Кешка подпрыгнул, достал ногу хозяина и повис на ней, вцепившись зубами... Одна из самых памятных фотографий в доме Сергея Николаевича - его с Кешей.
Сергей Николаевич был прекрасным хозяином дома. Мастер на все руки, он многое делал сам: будь то покраска двухэтажной дачи или ремонт электроприборов. Он любил уют в доме, хорошую мебель, картины, любил, когда в доме звучала музыка.
Летчик-испытатель ЛИИ Н. В. Адамович восхищался Анохиным: «Я хотел бы сказать о том, что он имел много, так сказать, неясновыраженных талантов. Вот один пример. Однажды мы с ним оказались в командировке в Ахтубе. Пробыли там месяца два-три. И там я, к своему удивлению, обнаружил, что он знал и отлично исполнял множество арий из опер. Мы там наловчились ловить раков, увлеклись этим делом. И по вечерам коротали время с этими раками, прикупив буханку хлеба и бутылочку. Вот тогда-то он поразил меня тем, как много знает, как абсолютно чисто, без фальши исполняет большие отрывки из опер, например, из "Фауста" - это были целые представления. Думаю, что два основных общих качества: широкая культура, а также совершенно недюжинное самообладание - это вот то, что объединяло Громова и Анохина».
Сергей Николаевич любил не только оперу (особенно - "Садко"), но и популярные песни своего времени - песни, которые пели М. Бернес, М. Кристалинская. Не терпел ни в чем похабщины. И в музыке тоже...
Наверное, в музыке есть свой полет, а в полете - своя музыка. Гринчик, к примеру, после взлета запевал и пел все время, пока не было необходимости выполнять режим... Об этом мне рассказывали многие, в частности, - Евгений Михайлович Жмулин. Он не знал ничего особенного о певческом даре Анохина, но не раз слышал, как поет Игорь Шелест, который участвовал даже в самодеятельных оперных постановках.
Сын Анохина Сергей Сергеевич, подтверждая слова Адамовича об удивительных музыкальных способностях отца, сказал о неожиданном: "Музыку отец действительно хорошо знал. Но вот когда он копался в машине, а он любил автомобиль, он мог безошибочно, по слуху, определить, нет ли какого дефекта. Также точно, благодаря очень тонкому слуху, он выявлял неисправности самолета...".
О том, насколько важно слышать свою машину, можно судить по рассказу одного из близких товарищей Анохина по испытательной работе Николая Александровича Замятина. По окончании испытательной работы в 1971 г. он, сильный, грамотный летчик, не ушел с испытательного аэродрома, а увлекся инженерной работой -вопросами индикации пилотажно-навигационных приборов на самолете. Как и Анохин, он прекрасно разбирался в автомобилях, в тонкостях работы их моторов, в частности, - и по слуху. Замятин рассказывал: «Однажды, когда я занимался испытаниями двигателей на сверхзвуковом стратегическом бомбардировщике, в одном из полетов мне показалось, что на какое-то мгновение изменился звук работы одного из двигателей. Я тотчас взглянул на приборы и увидел, что стрелка топливомера мчится, как секундная - на часах. Эге, думаю, мне надо работать еще полтора часа, а при таком расходе горючего мне не хватит его и на 10 мин. Верный своему принципу: прежде всего сесть, а потом уже разбираться, - быстро разворачиваю в сторону аэродрома, убираю обороты и планирую к себе домой. Потом докладываю на землю: "Обеспечьте посадку с прямой. У меня на борту ЧП!" Когда сел, стал рулить, руководитель полетов спрашивает меня: "Замятин, что это у тебя из самолета течет?" "Экипаж вспотел!" - отвечаю ему со злостью. Нашел время, когда задавать глупые вопросы.
Вылез я из кабины, а за моим самолетом целый ручей керосина льется. Потом выяснилось, что в полете лопнула крышка топливного насоса высокого давления, и горючее из подкапотного пространства хлынуло прямо на горячий двигатель, а потом на крыло. Как мы тогда не взорвались, не сгорели, трудно сказать. Ведь были на волосок от гибели. А спаслись, наверное, потому, что в момент разрушения крышки насоса едва заметно, что даже приборы на это не отреагировали, изменились обороты двигателя, а я заметил это изменение и вовремя на него среагировал...».
Из Турции Сергей Николаевич привез автомобиль "Форд". Его отобрали в войну. А после войны у него подряд были все наши новые машины. Любил он и мотоциклы. Вначале у него был "Харлей Дэвидсон", а впоследствии "Ява". Все его машины были всегда в идеальном порядке. Он знал их и чувствовал как живые существа. По слуху он определял их малейшие дефекты. Казьмин был выдающимся автомобилистом-спортсменом, членом сборной России, участником международных ралли. Но самой высокой оценкой для него была похвала Анохина. Профессиональный шофер, Анохин видел то, что замечали немногие.
Сергей Николаевич (в отличие от прирожденного стрелка - Амет-хана) не был охотником. Хотя в одно время у него было прекрасное, дорогое охотничье ружье. Однажды вместе с начальником летноиспытательной станции ОКБ Микояна Константином Павловичем Ковалевским, жившим в одном с ним доме, он поехал отдыхать в Кисловодск и прихватил с собой ружье. Через какое-то время Маргарите Карловне позвонила жена Ковалевского и сообщила: "Мужики наши возвращаются - телеграмму получила". Маргарита Карловна уже знала о приезде главы семьи и готовилась встретить его обедом повкуснее. "Открывается дверь, - вспоминала, улыбаясь, Маргарита Карловна, - входит мой муж. В прекрасном виде, посвежевший, загоревший, но никак не пойму, что у него с лицом? Он как-то странно улыбается... Присмотрелась и ... ужас! У него разноцветные глаза: один глаз черный, а другой, родной - зеленоватосерый. Оказалось, жили они там нескучно: Сергей разбил глазной протез, а в продаже были только черные".
"А где ружье?" - спросила я. "Понимаешь, денег не хватило, мы ружье продали..." У Сергея Николаевича было еще одно ружье, просто роскошное. После его смерти Маргарита Карловна подарила это ружье его другу - врачу Б. В. Агафонову.
Летчики в ЛИИ после войны жили тесным, дружным и обеспеченным миром. На праздники, на Новый год собирались с женами - им тоже требовалась разрядка. Снимали целые залы в лучших московских ресторанах, дамы шили к торжествам наряды. Они и их мужья ждали такие встречи, в которых они могли повидать друг друга, поговорить и от души повеселиться в свободной обстановке. Позже это все постепенно ушло. Как ушло сначала щедрое вознаграждение за работу, а потом и работа...
СВАЛИВАНИЕ. ШТОПОР
