Вспоминается такая история. Анохину поручили проверить возможность вывода самолета из перевернутого и нормального штопора в "слепом" полете, по приборам. Работа строилась так: А. А. Щербаков в передней кабине УТИ-МиГ-15 обеспечивал безопасность испытания, а Анохин - сзади, "под шторкой" выполнял вывод из штопора. Щербаков взлетал, набирал высоту, вводил машину в штопор и подавал Анохину сигнал: "Вывод!" И тот выводил достаточно хорошо - по приборам. Но, тем не менее, рекомендовать это в инструкцию не решились. Поскольку это все-таки Анохин! Щербаков без особого энтузиазма рассказывал: «Очередной наш полет по этой программе. Сергей Николаевич сильно пьян. Я предложил не лететь. А у него в таком состоянии здорово портился характер, и он говорит: "Вы командир, Вы и принимайте решение. Я Вас понимаю: с пьяным дураком летать страшно...". В нормальном состоянии он так бы не сказал никогда. Это был человек исключительно вежливый. Притом - со всеми одинаковый. Старше него у нас был А. Н. Грацианский. Так вот, он и к нему обращался
по имени - отчеству, и к молодым ребятам, которые к нам только пришли. Со всеми очень предупредительный. Никогда ни на кого не повысит голос. Так же вежлив был, так же предупредителен с механиками.
Делать нечего, пошли к самолету. Механики смотрят на него - он даже покачивается! Слетали. Полет продолжался 35 мин. Все он выполнил как следовало. И из штопора выводил совершенно нормально. Вылез из кабины трезвый как стеклышко. Может быть, помогал чистый кислород, может быть, какая-то концентрация, не знаю. Вот такой был человек.
У него была масса достоинств, но в одном качестве он является единственным и непревзойденным: в самых тяжелых аварийных, экстремальных, невероятно сложных ситуациях он мог действовать спокойно, анализировать, понимать ситуацию, используя единственный оптимальный вариант действий. В этом качестве ему равных среди летчиков-испытателей, наверное, нет».
Забегаловки и рестораны были чуть ли не единственным клубом встреч летчиков. Такие интеллигенты, как Шиянов, Галлай могли найти интересы вне работы - вне вина. Менее увлеченные чем-то и менее стойкие, могли не устоять - даже против своего желания. По пути с работы, из Жуковского, из ЛИИ в Москву, где жили многие испытатели, близ шоссе стояла винная палатка. К ней прикипело многострадальное название, данное то ли самими летчиками, то ли их женами: "Господи, пронеси!.."
Около нее, обычно, останавливались "жаждавшие", и даже для святых - трезвенников было дурным тоном проехать мимо отдыхавших после напряженного летного дня друзей. Таких "точек", носивших более или менее поэтичные, образные названия: "Дубки", "Говорящие головы", в округе было немало.
Эти "точки", да плюс к тому московские рестораны - платили-то летчикам хорошо - становились сущим бедствием для жен. «Жду, жду его. А его все нет и нет, - вспоминала Маргарита Карловна. - Нервы напряжены. Не знаю, что скажут, если позвонят с той же работы: жив -не жив?! Самой звонить уже неудобно - надоела. Но нет мужика моего, куда он девался? И вдруг - звонок в квартиру! У меня в передней был шомпол, которым Сергей чистил мелкокалиберную винтовку. Сколько раз ему доставалось "по заслугам", а сколько - "по ошибке": ведь он даже будучи трезвым, как стеклышко, не мог войти в дом нормально. Он обязательно что-нибудь придумывал. Шутник был редкостный. Горе мое - любил он меня... Однажды он запаздывал, а мы собрались идти в театр. Я одна в театр не пошла и сижу расстроенная: он любил театр, любил балет и очень любил оперу, а тут - опаздывал. Сижу, жду-жду, переживаю: что-то произошло... Вдруг - звонок! Залаял его любимый пес. Открываю дверь. И вижу: мой муж на четырех "ногах" спускается вниз с лестницы. Я беру шомпол - он наготове. Из разреза шинели торчит худенький зад Сергея. Я - р-р-раз, шомполом! Сергей вскакивает и совершенно трезвым голосом говорит: "Маргош, ты что, с ума сошла? Я же пошутил..." Оказалось, на работе случилось ЧП - он и задержался...».
Вот так каждый вечер она ждала его в напряжении и при малейшей задержке садилась за телефон. Первый звонок - дежурному диспетчеру. Что ее ждало? "Мы его сейчас ищем..." "Как ищете, что ищете, где ищете?" "У него, видишь, запотел фонарь. Видимости - никакой! Он сел где-то в Кубинке..." Слава богу, на этот раз все обошлось благополучно, и через несколько часов он вошел домой, совершенно спокойный, мягкий, нежный, здоровый... А сколько раз было по-иному?!.
"Не только у меня, - говорила Раценская, - но у всех жен летчиков-испытателей - тяжелая доля. Сколько осталось вдов, сколько сирот! Быть женой летчика-испытателя - это не только иметь мужа с хорошим заработком, но иметь мужа, который ходит по острию ножа...".
Летчик-испытатель НИИ ВВС Юрий Александрович Антипов, летчик, принадлежащий к выдающемуся ряду военных испытателей: П. М. Стефановский, М. А. Нюхтиков, А. Г. Кочетков, В. Г. Иванов, -хорошо знал Анохина по совместной испытательной работе. Встречался он с ним и в конце его жизни. Разделяя восторги М. М. Громова в отношении Анохина, Юрий Александрович все же вспоминал и другое: «Однажды после делового совещания летчиков и посещения ресторана "Арагви" мы вместе с В. П. Васиным и В. С. Ильюшиным провожали Сергея Николаевича домой. В квартиру он входил с опаской. Его с палкой наготове встречала Маргарита Карловна. И поделом. Оказывается, она ждала мужа с билетами на спектакль в Большом театре. Мы же были навеселе, и о спектакле не могло быть и речи...». Подобные беззлобные, рассказы об Анохине кочуют из одних воспоминаний самых знаменитых летчиков и космонавтов в другие... В этих рассказах можно заметить некоторую гордость за свою приближенность к самому Анохину. Но если не знать "всего" Анохина из этих рассказов можно сделать ложный вывод. Сергей Николаевич был уникален и тем, что "поутру", проснувшись, оставался самим собой, человеком неповторимых возможностей...
Юрий Александрович в том же разговоре заметил, что в ЛИИ летчики чувствовали себя вольнее, чем в НИИ ВВС, где сказывалась воинская дисциплина: "То, чего позволяли себе с выпивкой Анохин, Амет-хан, Верников, и далеко не одни они, было немыслимо у военных летчиков-испытателей". Имея в виду не только это, но и независимость НИИ ВВС от Генерального конструктора, от МАП, Антипов говорил: "Принято было считать, что у нас в НИИ воздух круче, чем у летчиков-испытателей МАП. Оттого максимальные скорости одних и тех же самолетов у нас получались несколько меньше, а недостатки машин -посерьезнее..." Впрочем, такие летчики, как Анохин, известные не только своим редкостным летным мастерством и необыкновенным мужеством, но и исключительной порядочностью, не принадлежат только ЛИИ. Наверное, такие люди, даже с их слабостями, не принадлежат и только нашей стране...
Однажды, без особого такта я спросил Маргариту Карловну: "Ходят легенды о том, как Вы боролись за здоровье и работоспособность Сергея Николаевича". Она не обиделась и, более того, со спокойствием уверенного в себе, сильного человека неожиданно сказала в ответ: «Обо мне легенды ходят всякие: что я чуть ли не потаскуха, что я моего Сергея Николаевича страшно колотила и т.д. Правда в одном: если бы не я, он погиб бы, как Юганов, как Горяйнов. Это понимали мать и сестры мужа. Мы были по-настоящему родными людьми. У меня - резкий, вспыльчивый, порой даже дикий характер. Но это следствие того постоянного напряжения, в котором жила последние годы - я постоянно где-то его разыскивала. Он очень меня любил и прощал мне все. Он понимал, что я единственная его поддержка. Он совершенно не берег себя. Завтра у него сложные полеты, а он сегодня приезжает на дачу в такой "готовности", что въезжает в ворота, выходит из автомобиля и уже - не в состоянии двигаться».
Однажды в электричке, по дороге на дачу, Маргарита Карловна услышала, как одна женщина сказала другой: "Представляешь,
