Опыт его единственного дублера в испытаниях оригинальной машины, Казьмина, не остался незамеченным. Оба его полета потребовали немалого мастерства. Поэтому его приглашение на испытания крылатого снаряда "Комета", в чем-то продолжавшего линию немецких крылатых снарядов, начиная с Fi-103, было естественным. Думается, сказалось и то, что достаточно высоко Казьмина оценил Анохин...
Еще один товарищ Сергея Николаевича Я. И. Верников принял активное участие в другой совместной работе с немецкими специалистами. Он первым поднимал (осенью 1952 г.) и испытывал фронтовой бомбардировщик "150" конструкции Б. Бааде.
Об этих испытаниях рассказывают и пишут недостаточно точно и полно. В какой-то степени брошена тень на то, как их провел Яков Ильич. Мне довелось побеседовать на эту тему с ним самим. В одной из самых серьезных публикаций об участии немецких специалистов в развитии авиастроения в СССР, книге Д. А. Соболева "Немецкий след в истории советской авиации", отмечалось: «Весной 1953 г. полеты продолжили. Испытания проводил летчик Я. И. Верников. В апреле, во время 16-го полета, из-за преждевременного включения тормозов, самолет коснулся ВПП заблокированными колесами и "пошел юзом". Но все обошлось сравнительно благополучно. После замены поврежденных колес начались новые полеты.
Беда случилась в праздничный день 9 мая. Заходя на посадку против солнца, Верников неверно рассчитал траекторию и слишком рано взял ручку "на себя". Самолет взмыл вверх, потерял скорость и упал на ВПП с высоты 5 - 10 м. Никто из экипажа не пострадал, но в результате аварии было сломано шасси (причем задняя стойка пробила фюзеляж), повреждены двигатели и нижняя поверхность фюзеляжа...».
Верников много раз говорил мне - и самокритично, с присущей ему самоиронией - о работе по изделию "150", но никогда, ни слова не было об ослеплении солнцем, кочующем от одного "очевидца" к другому. Зато было другое. Органическим дефектом машины "150" была ее неустойчивость в продольном канале. «Она имела склонность "нырять", -говорил Верников. - Однажды я попался на этой неустойчивости. Пришел я на этой машине на свой аэродром. На малой высоте сделал "горку", и меня потащило... Я, благо, - истребитель, и мгновенно, сколько мог, отдал ручку от себя. Отдал полностью, а она прет назад. И я ее свалил на крыло. Свалил, опустив нос, разогнался, и сумел вывести после этого разгона... Ведущим инженером в испытаниях от ЛИИ был И. Н. Квитко, но он почему-то ничего для устранения этого дефекта не предпринимал. Возможно, потому, что мне как летчику удавалось справляться с этой неустойчивостью...».
Яков Ильич не очень охотно говорил о своей испытательной работе. Во всяком случае, - с меньшим желанием, чем о детстве в Смоленске, о занятиях авиамоделизмом, о том как получил премию в Москве на всесоюзных соревнованиях за модель огромного восьмиметрового дирижабля, сделанного своими руками, о первых полетах там же, в Смоленске на планере - в 1935-ом и на самолете - в 1936-ом. Затем была Одесская военная школа летчиков, и, с первого по последний день, - война. Война, в которой он, воюя и на И-16, и на МиГ-3, и на Як-3, сбил 22 самолета. Война, в которой сам был сбит 4 раза и, "собирая косточки, летал дальше"...
Его лучшими и особенно ценимыми друзьями-летчиками были С. Н. Анохин, М. Л. Галлай, Р. И. Капрэлян, Амет-хан Султан...
Анохина он считал летчиком действительно выдающимся. Верников, закончивший войну командиром полка, полковником, сам был одним из лучших испытателей. Он первым поднял шесть опытных машин. Помимо уже упоминавшихся интересной была опытная машина ОКБ П. О. Сухого с велосипедным шасси. Верников первым
испытал на штопор реактивный истребитель МиГ-9. Первым исследовал перевернутый штопор на МиГ-15. И вообще, был специалистом по испытаниям на штопор, что само по себе характеризует класс летчика.
Яков Ильич занимался реверсом элеронов (как уже упоминалось) и "валежкой" на Ла-15, МиГ-15, МиГ-17. Одним из первых он преодолел на МиГ-17 скорость звука. Очень многое он сделал в отработке систем дозаправки в воздухе. Испытал и освоил массу машин. Кстати, летал и давал летную оценку и "Спитфайру", и "Харрикейну", "Киттихауку", и "Кобре"... Установил четыре мировых рекорда в полете на самолете Ил-76...
Во время нашего разговора с прикованным к постели Яковом Ильичем, в его скромной однокомнатной квартире на окраине Москвы, невольным свидетелем беседы стала старушка-соседка,
присматривавшая за ним по просьбе его родных и прибиравшаяся в квартире. Запомнилась ее реакция, обращенная к Верникову, после того, что она услышала "вытянутое" мной из разговорившегося Якова Ильича: "Вы, оказывается, такой знаменитый человек, а о Вас никто тут ничего не знает...".
Верникова представляли ко второй звезде Героя. Прошло однажды сообщение, что он, наконец, удостоен звания дважды Героя, его уже поздравляли, встречали с цветами и качали как выстрадавшего заслуженную награду. Но где-то наверху, в последний момент все переиграли... Впрочем, одну награду за ряд уникальных летных испытаний, за шесть впервые поднятых им опытных самолетов он все же нежданно-негаданно получил. Эта награда - звание генерала. И получил он его курьезно. Однажды у кого-то на даче В. Н. Бендеров, инженер, руководивший летными испытаниями в ОКБ А. Н. Туполева, посетовал при Андрее Николаевиче на то, что при стольких заслугах испытательских, послевоенных Верников остается практически при наградах и звании военного периода. Туполеву понравилась мысль Бендерова, что неплохо было бы похлопотать о генеральском звании для Верникова. Он шутливо переспросил Бендерова: "А, может, и тебе заодно дать генерала?.." Андрей Николаевич знал, конечно, что Бендеров, окончивший академию Жуковского, оставался военным человеком. Вскоре Туполев уже звонил начальнику Генерального штаба М. В. Захарову. Они, очевидно, хорошо знали друг друга, и Туполев особых выражений не выбирал. Он попросил: "Слушай, мне тут двум... чудакам надо дать генерала - Верникову и Бендерову..." Конечно, те, кто знают Туполева, понимают, что назвал он будущих генералов не чудаками. Созвучно, но - не чудаками...
Знающие люди говорят, что все было несколько сложнее. Верников окончил Военно-воздушную академию - это было необходимым условием для присвоения высокого звания. Но нужна была еще соответствующая должность - руководителя. Для этого Верников перешел в ОКБ Ильюшина, где возглавил летноиспытательную службу в качестве старшего летчика-испытателя. Как и Бендеров - у Туполева, но в качестве инженера. Важен итог: вскоре, как вспоминал, улыбаясь, Яков Ильич, его вместе с Бендеровым пригласили в Министерство авиационной промышленности - "править личные дела"...
Через несколько недель после этой, столь памятной мне, единственной встречи с Яковом Ильичем, его не стало, а у меня бережно хранится маленькая, лишняя пуговка с его генеральского мундира...
Мне был глубоко симпатичен этот человек. Чувствовалось, что он прикидывался простачком, и я старался расспросить о нем тех, кто знал его особенно хорошо. Алексей Петрович Якимов дружил с Верниковыми семьями. Он говорил: "Яша был хорошим мужиком, и он был хорошим летчиком. Летал на самых разных машинах... Выдержанный был человек. Был дружен с чарочкой? Так мы все вроде как выпивали, но не теряли чувства меры...". На первый взгляд слова "хороший мужик" - это общее место. Но не в устах Якимова. Достаточно сказать, что об одном из тех летчиков, чей портрет мы уже нарисовали вполне светлой (но, надеюсь, не розовой) краской, Якимов высказался столь же кратко, сколь и жестко: "Это невозможный человек! Пустобрех окаянный! И к испытаниям подходил
легковесно...".
КРЫЛАТЫЙ СНАРЯД "КОМЕТА"
