Много, очень много материалов, в основном бесценных фотографий, забрал у матери Сергея Николаевича журналист Ревзин. Он же заполучил для публикации многие другие материалы у сестры Анохина. Ревзин умер. Маргарита Карловна просила сына Ревзина вернуть документы. За любые деньги! Тот отказался: "Это память... об отце..."

Может быть, именно поэтому и Маргарита Карловна, и, особенно, дочь Анохиных Наталья поначалу очень настороженно отнеслись к моему желанию начать по крупицам собирать всю возможную информацию о Сергее Николаевиче, еще не утраченную безвозвратно с его уходившими из жизни друзьями. Поначалу моим единственным "союзником" в семье Анохиных был Сергей. Наталья далеко не сразу смогла сказать мне: "Ведь мы были очень близкими с отцом: я ему была и за сына (при этом она с состраданием смотрела на больного брата Сергея), и за дочь...".

Завистники у Анохина не перевелись и сегодня, когда его много лет уже нет в живых. Не воздали должного памяти великого летчика "власти". Нет, он не был обделен наградами: Золотая Звезда Героя, Сталинская премия, три ордена Ленина, два - Красного Знамени, два -Отечественной войны, орден Красной Звезды, множество медалей. Но чтобы поставить памятник мужу, Раценская продала машину. Чтобы

присвоить имя Анохина, при всех его очевидных заслугах, главному планерному центру страны в Орле, пришлось употребить власть, использовав сполна свой авторитет председателя планерной секции при ЦК ДОСААФ.

Скульптуру Анохина, установленную на Новодевичьем кладбище, выполнил художник студии Грекова, сын летчика, который в войну учился во Владимировке, правда, не у Раценской, а у другого инструктора. Памятник делался на средства самой Маргариты Карловны. Она не стала ждать, когда кто-то что-то ей подаст - и к годовщине смерти мужа памятник был готов. Впрочем, как Герой Советского Союза Анохин заслужил некоторую сумму денег от вооруженных сил. "Ее хватило на то, чтобы приобрести камень -отличный красный порфир, - говорила Раценская. - Но его мне сменили - забрали на Кунцевское кладбище какому-то генералу...".

Космонавты могут не поздравить Маргариту Карловну с Новым Годом или 8 Марта, с пасхой. Но день рождения Сергея Николаевича, 1 апреля, превратился для многих из них в обязательный день желанной встречи друг с другом в семье учителя. Космонавты весьма ревностно оберегают свой круг от вторжения посторонних. Мне довелось общаться с ними и в семье Анохина. Очень сердечная, веселая, простая обстановка. Нескончаемые истории, связанные с Сергеем

Николаевичем. Как выяснилось, у него было много любимых фраз, выражений. Например: "Кальп должен работать бронебойно!" Никто толком не знает, что такое кальп. Но в наиболее вероятном предположении, высказанном В. В. Аксеновым, это

сердце. Не всем понятен смысл другой любимой присказки Сергея Николаевича: «При каждой неудаче, умейте делать "дачу", иначе вам удачи не видать». Людям, связанным с авиацией, ясно, что речь идет никак не о строительстве, хотя у себя на даче Анохин умел и любил делать все своими руками. Высшее восхищение этим человеком, многими и многими обстоятельствами его легендарной жизни и вместе с тем - родниковой чистотой, абсолютной, естественной скромностью чувствовалось в том, как, загораясь, перебивая друг друга, космонавты раз за разом вспоминали вновь и вновь и самые обыкновенные эпизоды его жизни, и мифы. Г. М. Стрекалов сам уже многое испытавший, сам пребывавший в критически опасных ситуациях космических полетов, как и его друзья, сам не юноша, но муж, тем не менее, с мальчишеской восторженностью рассказывал о Сергее Николаевиче. Памятуя, сколько раз Сергей Николаевич покидал машины в критических обстоятельствах, Стрекалов говорил, улыбаясь: «Я был дублером у

Игоря Волка на "Буране". Первое, что я там изучил, - это система катапультирования. Это главная система...».

Как мне показалось, главный урок Анохина и для Стрекалова, и для его друзей - жизнь Анохина "после подвига". На космонавтов, молодых, в сущности, людей, в одночасье свалилась вдруг слава, порой всемирная слава. Очевидно, что многим из них, наиболее думающим и видящим, помог именно Анохин. Да, он помог им как высший профессионал, способный в любой сложной ситуации найти выход, подсказанный не только интуицией, знанием, но и живым опытом работы испытателем. Наиболее сильные космонавты понимали и понимают, что "букет" проблем летчика-испытателя - особенно такого, как Анохин, неповторим и по набору "цветов", и по их количеству. Но, быть может, главный урок Анохина в другом - суметь не раздуться от гордости за свершенное и остаться самим собой. Таким нельзя не быть, потеряв столько достойных друзей - подлинных героев, таким нельзя не быть в окружении личностей. Этот нравственный урок преподавался бессловесно и воспринимался не всеми. Но я почти физически вижу долю Анохина в мудрой простоте и сдержанности Стрекалова, Александрова, Иванченкова... Дано это не всем. Уважать Анохина, горячо рассказывать о нем - это одно. Научиться чему-то у него -совсем другое. Это высшая форма восторга и признания.

Однажды, в 1994 г. космонавты вдруг обнаружили, что на стенах дома на площади Восстания, где жил Анохин, было несколько мемориальных досок, но не было посвященной их учителю. А. С. Иванченков обратился в Министерство Культуры и быстро понял, что пробить там это дело и найти необходимые, немалые деньги, менее, чем за год, невозможно. Между тем, хотелось открыть доску к 85-летию Сергея Николаевича, которое предстояло через несколько недель. Нашли у Маргариты Карловны барельеф с изображением Анохина. И, используя его, Иванченков сам, своей рукой вырисовал будущую мемориальную доску и написал текст. Пошел к заводским литейщикам, прекрасно знавшим Анохина, и рассказал о своей идее. Несмотря на занятность и несмотря на непривычную специфику работы, литейщики горячо взялись за дело: "Сергею Николаевичу - всегда сделаем!" Сами подготовили форму и выполнили пять отливок, добившись, в конечном итоге, нужного качества. Рабочие не попросили за выполненную работу ни одной копейки денег, а главной наградой всем стало то, что доска понравилась Маргарите Карловне. "От зарождения идеи до установки доски на стене дома, - говорил удовлетворенно космонавт, -

прошел ровно месяц...".

У выдающегося русского мыслителя ХХ века Дмитрия Михайловича Панина есть фундаментальная работа об опыте христианской философии, или сущности человеческой жизни. Эта работа называется "Теория густот". Думается, это неожиданное и емкое слово "густота" очень подходит к оценке сделанного и пережитого Анохиным в планеризме, авиации и космосе. Воистину его жизнь могла быть определена как "практика густот". Точно так же, если Громова называют философом, теоретиком героизма, Анохина можно назвать практиком подвига...

Профессионалы-драматурги, писатели и режиссеры сетуют сегодня на то, что нет конца неудачным попыткам родить настоящего положительного героя, который не был бы при том безнадежно скучным. Да простит меня строгий читатель. Я сознаю, конечно, вслед за классиками, что "восторг - дитя невежества", и что "переполненное сердце не может взвешивать слова". Но я, не скрывая своего восхищения делами Анохина и его друзей, старался не сделать из них стерильных идолов.

Талантливый актер, сценарист и писатель Валерий Приемыхов говорил как-то, "Для меня Шварценеггер никогда не будет настоящим мужчиной, потому что я не видел его... слабым...". Мы видели Анохина всяким. И это настоящий народный герой. Не Илья Муромец и не Иванушка-дурачок, не Тилль и не Шварценеггер, но Сергей Анохин... Он - герой по всем меркам и, может быть, прежде всего по меркам Стефана Цвейга, писавшего: "Лишь сумма преодоленных препятствий является действительно правильным мерилом подвига и человека, совершившего этот подвиг".