Анохин примерно тогда же вошел в одну из трех смен оперативной группы - для руководства полетом.

Прекратив собственную подготовку к полету, Анохин продолжал играть ключевую роль в подготовке своих более молодых товарищей к полетам, от которых захватывало дух. 5 марта 1968 г. Каманин писал: «Встречался сегодня с представителями ЦКБЭМ С. Н. Анохиным и

С. В. Петелиным. Мне удалось согласовать с ними три документа:

1. Требования к членам экспедиции на Луну (исходные данные для подготовки космонавтов).

2. Программу подготовки членов лунной экспедиции.

3. План проверки знаний у членов экипажей кораблей "Союз"».

Наша неудача с пилотируемыми полетами на Луну - особая тема.

Каманин винил за нее, в первую очередь, С. П. Королева - в частности, за то, что он мешал Главному конструктору В. Н. Челомею. Другие специалисты, наоборот, предъявляют претензии Челомею. Сказалось многое. Но основная причина была в финансировании, которого у американцев больше, а также в политике, которой с избытком и у нас -как внутри страны, так и вне ее.

О профессиональной стороне деятельности Анохина в космической отрасли известно немного, и каждое воспоминание о его конкретных делах важно для нас. Галина Семеновна Демина пришла в ОКБ Королева после окончания МВТУ. Она вспоминала: «В 1967 г. мне предложили перейти работать в отдел, который возглавлял Сергей Николаевич Анохин. Кроме того, он руководил отрядом космонавтов ЦКБЭМ и был председателем комиссии по отбору кандидатов в космонавты. Сергей Николаевич лично встречался со своими будущими потенциальными сотрудниками. Такая встреча и продолжительный разговор с ним состоялись и у меня. Он подробно рассказал мне о задачах отдела, расспросил, чем я занималась ранее и какое направление работ в отделе представляет для меня наибольший интерес. Просил не стесняться и обращаться к нему, если у меня возникнут какие-то вопросы или что-либо будет неясным.

Мне запомнилась спокойная манера разговора Сергея Николаевича, его благожелательное отношение к собеседнику, желание выслушать и понять человека. Уже когда я работала в отделе, я поняла, что Сергей Николаевич любое обращение к нему никогда не оставлял без внимания, он всегда пытался разобраться в деле и довести его до логического конца.

Вскоре я узнала, что кандидаты в космонавты отправляются в Коломну на аэродром для очередных тренировочных полетов на самолетах и прыжков с парашютом. Я обратилась к Сергею Николаевичу с просьбой разрешить и мне совершить прыжки с парашютом. К моей просьбе он отнесся вполне серьезно. Он долго разговаривал со мной, задавал вопросы и пытался понять, не является ли мое желание эмоциональным всплеском, не испугаюсь ли я. Он предлагал, может быть, сначала попробовать прыгнуть с вышки, но в то же время он прямо сказал мне, что ему понравилась моя просьба о прыжках с самолета.

Меня направили в ИМБП на медицинскую комиссию. Я успешно прошла ее и получила допуск к парашютным прыжкам. Вместе с группой я уехала в Коломну. Сергей Николаевич каждый день звонил на аэродром и интересовался, как обстоят дела у всей группы и, особенно, у меня, у новичка. Такая его забота и внимание, безусловно, придавали уверенность и спокойствие.

После того, как я выполнила несколько прыжков с парашютом, Сергей Николаевич уже сам предложил мне совершить тренировочные полеты на самолете на невесомость и начал прорабатывать эту идею.

В силу ряда обстоятельств она, к моему сожалению, не была реализована. Но, тем не менее, вся эта история осталась памятной для меня еще и потому, что дала возможность ближе узнать, понять и оценить этого удивительного человека.

Вскоре я была командирована на полигон для подготовки научной аппаратуры и бортовой документации к полету Г. Т. Берегового. Обстановка на полигоне была очень напряженной, я была единственным представителем отдела и только после приезда Сергея Николаевича почувствовала себя спокойной, уверенной и защищенной. Огромный опыт и авторитет Сергея Николаевича, его поддержка моих действий явились существенной помощью для меня, и не только в этот раз, но и в моей дальнейшей работе. Сергей Николаевич наглядно показывал, как можно и нужно решать многие сложные технические вопросы в условиях ограниченного времени.

Сергей Николаевич требовал от нас не только тщательно готовить космические полеты, но внимательно анализировать вместе с космонавтами их итоги. Мы обязаны были составлять перечень вопросов, которые следовало обсудить с космонавтами и другими специалистами по завершении полета. Для этих целей у нас регулярно собирались конференции и семинары. Любой отказ прибора или системы на любом этапе подготовки и, тем более, - в полете, любое упущение в полетной документации становились предметом тщательного разбора...

С Сергеем Николаевичем мы часто вместе возвращались домой с работы. Он подвозил меня на своей "Волге" (мы жили в Москве очень близко). Во время этих поездок он много рассказывал о своих полетах, испытаниях, о семье. Я узнала, сколь драматично сложилась его жизнь: болел с детства сын Сергей, погибла дочь Мариночка, чуть не потеряли от сильного воспаления легких дочь Наташу. Сергей Николаевич очень любил свою семью - жену, дочь, сына, а особенно - единственную внучку Марину. Он много рассказывал о ее способностях, трудолюбии. Она постоянно чем-то занималась, много читала, изучала иностранные языки, вязала, вышивала. Мы не раз видели, как Сергей Николаевич привозил внучку в театр на спектакли и из машины нес ее на руках в зал. Она с детства была прикована к инвалидной коляске.

С такой же теплотой и заботой, - говорила Галина Семеновна, -Сергей Николаевич относился к окружавшим его людям. Эти прекрасные человеческие качества Сергея Николаевича мне и запомнились больше всего...».

Потеря общей любимицы, внучки Мариночки, была для Анохиных особенно тяжелым ударом. Девочка росла умницей, была хороша собой.

Она, умерла, когда перешла уже в 9-й класс школы. Но очередная трагедия семьи - ее болезнь - обнаружилась в первые же дни жизни ребенка.

Однажды Анохины собралась пить чай с новым чайным сервизом. Крышка чайника упала на одну из чашек, и она разбилась. Сергей Николаевич успокоил расстроившуюся Маргошу: "Завтра куплю такую же...". Действительно, нашел и купил. Но бабушка расстроилась не из-за чашки. Она увидела в происшедшем знак беды. Она почувствовала эту беду раньше: впервые, купая малышку, она испугалась вдруг какой-то замедленности движений ребенка. Пригласили опытного врача, и он обнаружил неизлечимую болезнь, связанную с нарушением белкового обмена - меопатию... С тех давних пор никто в семье к изящному чайному сервизу за стеклом серванта не прикасался...

Смертельная болезнь подкралась к самому Сергею Николаевичу незаметно. Поначалу он не обращал особого внимания на ее признаки. Но вскоре Маргарита Карловна увидела его нараставшее смятение. Он старался не подавать виду, что с ним происходит что-то серьезное. Возможно, уже начались и физические боли. Возможно, не меньшая боль была душевной. Жена предлагала ему кончить работать, поехать в Коктебель - до глубокой зимы, поездить по России, которую не знали оба в своей жизненной гонке, съездить для начала в Ленинград... Он отвечал: "Маргош, ну я же не могу отойти от своих ребят. Я их люблю, прирос к ним...". Жить ему оставалось полгода.

Последние месяцы жизни Сергея Николаевича Анохина были временем его постепенного ухода в тень. Чем дальше, тем больше он становился скорее легендой, нежели строгим и суровым начальником... А. П. Александров вспоминал: «Когда Сергей Николаевич заболел, мы приезжали к нему в больницу, в МОНИКИ, и там у нас было много всяких разговоров. Помню, мы привезли бутылку коньяка в один из последних визитов к нему. Врач нам сказал: "Вообще-то можно, но лучше не выпивать..." Сергей Николаевич сказал тогда: "Вот я выйду из больницы, и мы ее тогда и разопьем..." Через десять дней Сергея Николаевича не стало...».