Аня, безоговорочно верившая мне как командиру, была первой моей помощницей и ключевой фигурой...».
Нередко Анохины встречались тогда на разборах полетов, который вел командующий парадом Василий Сталин. Однажды, накануне дня рождения Маргариты супруги оказались рядом на разборе полетов после генеральной репетиции. Пролет Анохина и его товарищей прошел без замечаний. А вот у Раценской произошла неприятность: в полете на ее самолете Як-18 одна из основных стоек шасси отошла от замка. Она это заметила и решила, что уберет ее (в крайнем случае - аварийно) при подлете к Тушину. Но Анна Бодрягина тихо стала подсказывать по рации: "Товарищ командир, нога!" Раценская махнула рукой и ей, и шедшим рядом - крыло к крылу - подругам, мол, все знаю и вижу: горят сигнальные лампочки. Было это в районе Красногорска, и Раценская решила, что постарается убрать ногу на подходе к Москве-реке - она боялась излишне стравить из системы воздух. Но вскоре вдруг и другая летчица из плотного строя пятерки заботливо напомнила Раценской по радио: "Командир, нога!" В это время в эфире раздался щелчок, и прогремел голос командующего парадом Василия Сталина: "Прекратите болтовню, бляди!" В эфире находились, конечно, все экипажи, и мужики - в хохот!..
Анохин счел поведение командующего оскорбительным и потребовал от Маргариты не участвовать в параде. Он был решителен: "Все! Я тебя забираю!" Но потом остыл и не стал настаивать на своем, понимая, что последствия, для всех, могут быть печальными...
На заключительном разборе, как всегда, досталось всем "виноватым". Все сидели смирно, напряженно. Когда Василий Сталин похвалил пятерку за точность и стал "песочить" за что-то начальника аэроклуба генерала Смирнова - Героя Советского Союза, воевавшего еще в Испании, Анохин вдруг тихо толкнул в бок Маргариту. Он протянул ей какую-то коробочку и шепнул: "Открывай!" Она открыла и обомлела: та самая камея, которой не было цены! Это был его подарок жене ко дню рождения.
Позже в ювелирном магазине в Столешниковом переулке Сергей Николаевич купил два одинаковых кольца с аналогичным, как у камеи, женским профилем из розового коралла, обрамленным бриллиантами. Из этих двух колец, в тон великолепной камее из раковины, лучшими ювелирами были сделаны серьги для Маргоши, составившие удивительно красивый ансамбль...
Вкус у Сергея Николаевича, его умение оценить подлинную красоту, будь-то в ювелирном искусстве или в живописи, шли, очевидно, от матери, Алевтины Павловны, которая выросла в богатой интеллигентной семье. И Маргариту Карловну она всегда поддерживала в ее убеждении "иметь лучше мало вещей, но хороших...".
"У Сережи была тонкая, чуткая натура, - говорила Раценская. -И это при всей моей резкости, даже дерзости моей по отношению к нему. Ведь я понимала, что его необходимо было держать в ежовых руковицах, чтобы продлить его летную, испытательскую жизнь...".
Не помню уже по какому поводу, но Маргарита Карловна, глубоко уважавшая одного известного летчика, сказала о нем: «Вот не понравилась ему в чем-то одна жена, нашлась другая... Потом и ей нашлась замена... Мой и подумать об этом не мог. Кто-то могла быть ему симпатичной, и он этого не скрывал. Но не более того! У меня в пятерке летала Марина Пылаева - она была инструктором городского аэроклуба. Так он просто восхищался ею - у нее было изумительно красивое лицо. Мало того, что она была очень интересной женщиной, она, как и Сережа к тому времени, была увлеченной собачницей. Но дальше восхищения он не шел и ничего большего позволить себе не мог.
Впрочем, один грешок у него я припоминаю. Однажды Сергей отдыхал где-то в подмосковном военном санатории. Вместе мы почти никогда не отдыхали, всего раза три за всю жизнь. И вот там, в санатории, привязалась к нему... методистка-физкультурница. Потом уже, когда срок отдыха вышел, стала она зазывать его по телефону. Нюша докладывала мне с самого начала: "Маргарита Карловна, что-то звонит какая-то баба. И все она его спрашивает, спрашивает...". Как-то Сергея не было долго дома, и Нюша, не колеблясь, предположила: "Маргарита Карловна, ну, явно он к ней поехал... Она говорила ему адрес, а он повторял и записывал...". Бдительная Нюша уверенно назвала адрес у Красных Ворот...
Сергей в то время только начинал летать с одним глазом. Ну, а я и думаю: покажу тебе, вражья сила! Поехала по этому адресу. Старинный дом. Звоню. Открывают дверь: "Вам кого?" "Такую-то!" "Пожалуйста, вон ее дверь!" Я вхожу в дверь указанной комнаты в коммунальной квартире. Сидит мой Сергей Николаевич в военной форме, скромненький майор, у него тогда была еще повязка на глазу. Сидит и попивает чай из блюдца. Для меня этого было достаточно: "Что Вам надо от моего мужа? Сколько раз Вы ему звонили?.." - налетела я на физкультурницу. Она защебетала: "Ну, он очень милый, мягкий человек..." "Мягкий? Зато жена у него жесткая!" - с этими словами я ей размолотила старинную настольную лампу, какие-то антикварные фигурки - словом, устроила натуральный погром!
Сергей Николаевич даже "слезу пустил", когда пришел домой: "Ну что ты? Я в санатории много занимался физкультурой. Она была инструктором... Попросила приехать... Ты что, с ума что ли сошла?" "Ты бы мог сказать заранее, - возразила я, все распаляясь. - Может, у нее были какие виды на тебя? А ты - бесхарактерный человек! Если у тебя у самого есть виды на нее - пожалуйста, ради бога! Но так делать нельзя: пошел в гости, сказал бы Нюше, чтоб передала мне, где ты. И ничего бы не было".
Сергей переживал потом, что мы ввели его физкультурницу в большой расход. Жила она небогато, и сгоряча побитые старинные вещи, были, возможно, последним куском хлеба на старость. Он так и сказал. Я после этого, устыдившись своего погрома, сама привезла ей старинную лампу и большую сумму денег. Она не брала их ни в какую. Но, в конце концов, все как-то между нами уладилось. И случай этот почти забылся...».
"ПРОЩАЙТЕ ВСЕ - КОНЕЦ...”
Своих космонавтов Сергей Николаевич неизменно называл: мои ребята. Маргарита Карловна могла намеренно вызывающе сказать, сравнивая их с летчиками: "Твои космонавты!?" Он тут же отвечал с обидой: "Ты что? Хорошие ребята, замечательные!" Он жил фирмой Королева и тогда, когда стало ясно, что там после смерти Сергея Павловича наметился очевидный для него поворот к худшему. Никто явно Анохина не ущемлял. Но он чувствовал перемену отношения к себе, чувствовал смену тона, смену "королевского воздуха", атмосферы на фирме. "В судьбе Сергея Николаевича, и Никитского тоже, негативную роль сыграл Я. И. Трегуб", - открылась как-то Маргарита Карловна. - Трегуб не любил Анохина, может быть, за то, что Сергея любил Королев...". Я не стал спрашивать тогда, что она имела в виду.
Конечно, хотелось понять, нет ли возможного преувеличения в словах Маргариты Карловны? Генерал Яков Исаевич Трегуб сделал многое в руководстве пилотируемой космонавтикой, он был одним из основных участников ряда работ ОКБ Королева в этом направлении. И его видение могло многое прояснить. Мне удалось поговорить с ним не сразу, а после нескольких "заходов". Думаю, что в какой-то степени помог в этом Борис Евсеевич Черток.
Прежде, чем рассказать об этом поподробнее, приведу несколько слов об Анохине, высказанных мне самим Чертоком. Наш короткий разговор начался с моих искренних комплиментов бывшему
заместителю Королева за четыре тома его интереснейших воспоминаний. Он же, зная, что меня, главным образом, интересует все, что связано с Анохиным, спросил "в лоб": "А нет ли у меня там вранья об Анохине?" Я промолчал, и Борис Евсеевич, "не расслышав", сказал: "Из космонавтов Анохин особенно тесно был связан с Алексеем Станиславовичем Елисеевым. Первое впечатление об Анохине довольно сильно менялось после того, как Вы с ним пообщались. Поначалу он казался сверхскромным... недоучкой. А потом выяснилось, что все совсем не так - человек он гораздо более интересный, чем казалось с первого взгляда. У него была какая-то неземная скромность и всякое отсутствие карьеризма. Это был совершенно несовременный человек по порядочности... После смерти Королева, во многом по инициативе того же А. С. Елисеева, создавался гражданский отряд как противовес монополии Каманина. Вот тогда-то Королев сагитировал Анохина на эту работу. По-моему, это было еще при жизни М. М. Громова, и он тоже принимал в этом какое-то участие... Отвечая на мой вопрос, пришелся ли Анохин ко двору в КБ Королева, Борис Евсеевич улыбнулся: "Пришелся, пришелся. Поскольку не претендовал ни на чью должность и всем нравился".
