Никитским были в одной группе Л3, активно готовясь по лунной программе, они почти каждодневно были вместе в напряженной работе. Вместе бывали на вечерах, проводах и встречах космонавтов. "Он был здоров от природы, в полном смысле этого слова, - говорил Владимир Петрович об Анохине. - На него и водка-то не действовала, как яд. Вплоть до старости он сохранил хорошую форму, всегда был подтянут, аккуратен, любил холодную воду, контрастный душ... И на удивление быстро восстанавливался после "перегрузок". Он себя держал!.."
Переживания Никитского за Сергея Николаевича обострились, когда он прослыл человеком, так говорила порой и Раценская, спаивавшим Анохина. Однажды эта неправда возымела самые серьезные последствия для самого Никитского.
Случилось так, что по делам, связанным со своей лабораторией, Никитский два дня отсутствовал в профилактории, где находились остальные члены "футбольной команды", в их числе - Анохин. К вечеру второго дня, возвращаясь из Москвы, из министерства в профилакторий, Владимир Петрович встретил в лесу Сергея Николаевича. Он был навеселе и хотел ехать домой. "Пойдемте, поужинаем. Я Вас отвезу", - предложил Владимир Петрович, ясно понимая, что Анохина одного в дальнюю дорогу отпускать нельзя. После долгих уговоров Анохин согласился, и они отправились в Москву, на площадь Восстания. Проводив успокоившегося Сергея Николаевича до самой двери его квартиры, Никитский - уже заполночь
- поспешил на последнюю электричку, но застрял вдруг в лифте дома Анохиных. Денег на такси уже не было, вся надежда была лишь на электричку - и вот такое! Лифт, наконец, все же сдвинулся с места, так что Никитский успел и в метро, и на последнюю электричку.
«Сел у двери в тамбур, - рассказывал он. - В вагоне была еще молодая пара, какой-то парень, с ребенком лет четырех-пяти, и я. Где-то в районе Лосиноостровской входит команда: человек пять прошли, а двое - остались. Стали придираться к этим молодым. Я тогда был сильным, здоровым - с тремя мог справиться, с любыми! И каратэ владел, и рукопашным боем, и борьбой вольной, и штангой баловался... Я сказал им: "Отойдите!" Они увидели мою решительность, широкие плечи, спокойную уверенность, оценили и ушли. Через пять-десять минут вернулись вшестером и подходят ко мне. Я поднялся, не поворачиваясь к ним спиной, переместился в тамбур и там встал в угол
- хоть спина была теперь защищена: все-таки шесть здоровяков. А тут еще парень, который был с пацаном, тоже решил мне помочь. И даже парень, что был с девушкой, - тоже. Видят: тяжело мне. И вот мы этим клубком в Подлипках выкатываемся! А сынишка паренька - уезжает, маленький. Я был раздосадован, что пацан уехал один - без отца. Отца в это время ударили сильно. Он упал, и я успел крикнуть вошедшей в вагон женщине: "Пацан один в вагоне!" Хоть народу в Подлипках вышло из других вагонов много, но никто нам не помогал. И вообще-то попало нам прилично. У меня было все разбито, разодрано. Но и им попало. Драка закончилась потому, что все предельно устали...
На следующий день начались неприятности. Что мне в Александре Ивановиче Лобанове не нравилось - он не разбирался. Он посчитал, что отсутствовавший в профилактории Анохин был со мной, и доложил об этом начальству, Трегубу Якову Исаевичу, у которого было уже вполне определенное убеждение: Никитский с Анохиным нарушают режим. Меня вызвали к Трегубу. Морда разбита, руки в ссадинах. "Это что же? Вам здоровье и сила даны, чтоб поддавать и драки устраивать?" -Трегуб не спросил ничего иного, а я и не пытался оправдываться и что-либо рассказывать ему... Тут же (а Василия Павловича Мишина не было), тут же выгоняют меня из "профилактория"! Мы там жили и готовились нашей "футбольной командой". У меня и раньше шансы были небольшими, но какие-то надежды слетать все же оставались. Я видел, что народу среди кандидатов не так уж и много, что есть сложности с подбором экипажей, стремился на работе хорошо себя зарекомендовать, многое делал в создании космической техники... Но это вот происшествие стало последней каплей. Так я выбыл из "профилактория"...».
- И Сергей Николаевич не мог помочь?
- И Сергей Николаевич не мог. Я-то ему ничего не рассказал. А он меня успокаивал: "Ну, что с ними поделаешь?.."
Как-то я спросил Владимира Петровича Никитского, что связывало Анохина с Цыбиным в КБ Королева? Он просветлел лицом и с очевидным, глубоким уважением к конструктору ответил: "Павел Владимирович сам был неординарной личностью. Он командовал КБ, и Сергей Павлович про него говорил, что это серый волк. Он относился к нему с большим почтением - и в профессиональном плане, и в человеческом. Ну, а сам я Павла Владимировича тоже знал неплохо. Он сильно переживал, что моя космическая судьба не состоялась (он курировал это направление, будучи начальником комплекса, а потом пришел Трегуб, ну, он-то и ускорил мой уход из отряда...) Павел Владимирович - исключительного обаяния человек, интеллекта, высокой этики. Он сам был легендарной личностью. И семья у него -необыкновенная. У нас работал его сын - Сергей Павлович Цыбин - я с ним знаком... Знаю их семью. Это люди высокого полета. Сергей Николаевич это очень тонко чувствовал".
В связи с несколько противоречивыми (у кого шутливыми, а у кого -вполне серьезными) рассказами о незаурядной музыкальности Анохина я расспрашивал об этом и Владимира Петровича Никитского. Он вспомнил один эпизод: «Я сам не пою. Но я его видел поющим, и не раз. Да, он любил петь. Нет, не арии из опер, а обычные песни. Я помню, в день нашего выпуска на Як-18А приехал Сергей Николаевич Анохин. Тогда выпускались Вадим Волков, Жора Гречко, Виктор Пацаев, Валера Яздовский, Саша Александров... Гена Долгополов был мастером спорта (самолетного), но все равно был с нами в этот день, как и еще кто-то. Итак, приехал С. Н. Анохин. И к его приезду, и к тому, что это такой у нас праздник, мы "подготовились". Дело было летом, в теплый августовский день. Съездили мы в Коломну, накупили всего-всего необходимого. Кончил дело - гуляй смело! И в лесу (у меня есть фотография) мы там сидим хорошей компанией. Сергей Николаевич приехал на мотоцикле и хотел уезжать уже в Москву. А Вадим Волков говорит: "Володь, он выпил, отвлеки его. Он никому мотоцикл не даст, а тебе - даст!" Я попросил у него мотоцикл - покататься. Взял мотоцикл, посадил девушку, парашютистку симпатичную, и - поехали. Места хорошие там. Часа полтора ездили. А Сергею Николаевичу для восстановления нужно было обычно... минут 15 - не более. Приезжаем. Все уже пригорюнились, сидят, склонив головы, а Сергей Николаевич с замом по летной части аэроклуба Александром Ивановичем Качалиным (они когда-то работали вместе и очень хорошо относились друг к другу) сидят и самозабвенно поют. Я вижу, что никто не протрезвел, а все только добавляют, в том числе и Сергей Николаевич. Он спрашивает: "Где ж ты так долго ездил? Давай мотоцикл, мне надо ехать!" Я успел подумать: как же он поедет? Но он уже сел на мотоцикл - не шелохнулся - и поехал! Словно на автопилоте!».
Я как-то заметил Никитскому, что вокруг имени Сергея Николаевича сложено немало мифов, и спросил его, как к этому относился Анохин. Владимир Петрович ответил: "Вся его жизнь -легенда. Ну, одна из легенд, например, как он потерял глаз. Это описано у Андрея Меркулова. Притом, когда я прочел книжку его "В путь за косым дождем", я показал Сергею Николаевичу Анохину это место в книге и спросил: "Посмотрите, не наврал ли Меркулов?" Он не только прочитал, но он даже написал мне: "Дорогой Володя, чтоб не получилось у тебя такого в жизни...". То есть он подтвердил все...» .
Космонавты прекрасно знали, что легендарными личностями были и товарищи Анохина. Никитский впоминал в связи с этим: «Сергей Николаевич нередко брал меня с собой, когда ездил к своим друзьям -летчикам-испытателям Громову, Амет-хану Султану, Бурцеву. И я всегда стремился помочь ему в чем-то. Ну, например, Амет-хану я изготовил дубли его Звезд Героя. Сергей Николаевич видел, что я могу это сделать, знал, что Амет-хану они понадобились, попросил - и я сделал...
