Летчик-космонавт Н. Н. Рукавишников как-то сказал мне совершенно неожиданное о Сергее Николаевиче: «Он был очень интересным человеком - он мог прямо, в лицо, сказать кому-то о его недостатках. Он был непримирим к людям, которые были, по его мнению, плохими в каком-то отношении. Он откровенно говорил об этом и был очень смелым и в этом плане...». Николай Николаевич тоже не знал, что "льва в небе", Анохина "земного" в ЛИИ называли "теленком", и очень этому удивился. Я предположил, что вряд ли, став начальником отдела у Королева, Анохин сильно изменился внутренне. Но положение руководителя, обязанного отбирать людей на трудную, опасную работу, возможно, вынуждало его быть прямолинейным и резким в оценках людей. Этой или подобной обязанности у него не было в ЛИИ. Впрочем, он был по необходимости строг и требователен тогда еще, когда в молодости был инструктором. А инструкторская жилка сыграла немаловажную положительную роль в судьбе многих выдающихся летчиков-испытателей: и в их собственной испытательной работе, и в воспитании смены, и, наконец, в организации работ такого сложного организма, как летно-испытательная служба. Помимо многообразных проблем внешних, связанных со спецификой операторской работы на новейших, наукоемких аппаратах, предназначенных для решения задач государственного значения, такой организм - будь то в авиации или космонавтике - не застрахован от проблем внутренних. Главная из них состоит в том, что достойных претендентов на яркую роль гораздо больше, чем ролей. Потому столь важна умная, честная и требовательная позиция главного режиссера, его профессиональный и житейский опыт.
Многие из космонавтов, с которыми довелось говорить о Сергее Николаевиче, подчеркивали, что его редкие, но всегда уместные рассказы о том, как он выкручивался из тех или иных ситуаций, помогали им в критические минуты больше, чем инструкции. Я спросил об этом Николая Николаевича Рукавишникова. Он, не задумываясь, ответил: "Наверное, так и было...".
Конечно, в части профессиональной подготовки космонавтов пример Анохина имел неоценимое значение. Но не менее важным для людей, оказавшихся вдруг в свете прожекторов неземной славы, в центре всеобщего внимания и почитания, была житейская сущность этого человека. Он был на редкость, органически скромным. Все знали, что он был дружен с Королевым. Но он никогда не фотографировался с ним. Он всегда оставался в тени...
Одним из самых ярких героев среди наших космонавтов - и по качеству, и по уровню сложности выпавших на его долю космических полетов и испытаний - является Геннадий Михайлович Стрекалов. С Сергеем Николаевичем Анохиным он познакомился в 1971 г., после того, как, работая старшим инженером в ОКБ Королева, подал заявление в космонавты. Анохин пригласил его к себе в кабинет, они побеседовали, и Сергей Николаевич дал "добро". Стрекалов прошел медицинскую комиссию, и встал вопрос о его переходе в отдел, который возглавлял Анохин. После новой встречи и разговора Стрекалов работал уже у Анохина, и они стали встречаться ежедневно. Тогда медики списали уже Сергея Николаевича, но он продолжал "по традиции" ездить со своими подопечными на тренировки: играл с ними в баскетбол, футбол, катался на водных лыжах. «Он был нам и товарищем, и отцом. Он был нашим батькой, - рассказывал Стрекалов. - Он очень любил молодежь и дорожил общением с нею. Он был хорошим рассказчиком и многое нам поведал по дороге на тренировки, на обратном пути, после тренировок, где-нибудь в баньке... Все это происходило всегда естественно, ненавязчиво и удивительно интересно. Слушать его можно было бесконечно - не хватало вечера... Своим невероятным приключениям он старался всегда придать обыденный характер. Г оворил о своих подвигах с юмором, приземленно, без каких-либо преувеличений или позы. Притом всегда это было поучительно для нас, будущих космонавтов. Ведь человек шесть раз покидал самолет аварийно - катапультировался или прыгал!.. И мы слушали его, впитывали в себя: главное - не теряться в любой сложной ситуации. Не паниковать и хотя бы несколько секунд спокойно поразмыслить и принять единственно правильное решение... У Сергея Николаевича был колоссальный авторитет! Его знали и ценили все, кто был связан с авиацией, весь Союз. И я никогда не слышал о нем ни одного плохого слова. Наоборот, неизменно говорили с восхищением. Помню, была такая телевизионная встреча Михаила Михайловича Громова с детьми. Ему задали вопрос: "Вот Вы такой знаменитый и опытный летчик. Кто для Вас является примером летчика и человека?" Он ответил: "Двух мнений быть не может: конечно, Сергей Николаевич Анохин!" Передача была давняя, но говорил это человек выдающийся, я слышал это своими ушами и запомнил навсегда!».
В каких-то, чисто технических, деталях рассказ Г. М. Стрекалова напоминал уже миф или легенду, которых об Анохине сложено немало, особенно у космонавтов. Например, будто бы Анохин с юмором рассказывал о том, что было связано у него с потерей глаза во время аварии на Як-3: "Чувствую, что мне что-то мешает. Смотрю - а это мой глаз! Он на нерве болтался. Я его несу - может, врачи вставят обратно...". Или другой миф - о трагедии в Турции, когда не раскрылся парашют у турецкой спортсменки на глазах у ее наставника - Анохина (согласно мифу - не у "простой" парашютистки, а у самой дочери президента Ататюрка...) Конечно, главное в этом рассказе то, что Анохин тут же прыгнул с тем же парашютом и доказал его безотказность. Но мифу требовалась пусть малозначительная, но большая драматизация...
К горькому сожалению, подлинных рассказов Анохина в кругу космонавтов никто из них, похоже, не записал. Есть его небольшая, замечательная книжка "Путь в небо", но при всей ее ценности - это официальный рассказ Анохина - Анохина в галстуке. Говорят, он преображался как рассказчик после стаканчика-другого среди друзей. Его единственный здоровый глаз зажигался необыкновенным огнем. Сергей Николаевич, видя благодарных слушателей, раскрепощался, добрел и вспоминал историю за историей - с юмором, с улыбкой, под хохот и восторги окружавших. Притом он никогда не выпячивал себя. «Да, он любил выпить, - говорил Стрекалов. - Это норма для людей такой специальности. По моей статистике из тысячи летчиков, возможно, лишь один - не выпивает. Работа - рискованная. А застолье -это возможность расслабиться в кругу друзей... Я не видел, чтоб кто-нибудь еще так добро преображался в такие минуты, как Сергей Николаевич. Принято думать, что он при всей своей внутренней духовной силе был относительно слаб физически. Но это совсем не так! Несмотря на небольшой рост и "скромный вид", он был очень сильным и крепким. У него была рука - две моих! А говорят, что размер сердца -с размер кулака. У него было большое сердце... Он был
необыкновенно добрым человеком. Более доброго я не встречал. Я знал его очень близко. Когда-то был у него помощником. И потом, когда он ушел на пенсию и работал у нас старшим инженером, я оставался с ним рядом. Да, Королев пригласил его специально - первым командиром отряда космонавтов своей фирмы. Когда Королев умер, нашлись недруги: как же так - у нас есть молодые, здоровые летчики, абсолютно здоровые, а тут - одноглазый (пусть и заслуженный)... Медицина его и зарубила. Я уверен, что он слетал бы с одним глазом, и
никаких вопросов не было бы. В том числе - и по технике корабля. Природа! Талантливый был человек!..».
Константин Петрович Феоктистов рассказывал мне, что впервые встретился с Сергеем Николаевичем в 1964 г. Тогда Анохин работал уже у Королева. «Мы с Сергеем Павловичем должны были ехать к
Г. И. Северину, и он прихватил с собой незнакомого мне человека -Анохина. Лишь потом я узнал, что это знаменитый летчик-испытатель, притом известный мне по работе. Дело в том, что когда я только поступил в КБ после окончания МВТУ, я знакомился со статьей о воздействии больших перегрузок на летчика. В ней были как раз снимки Анохина. В то время, примерно в 1958 г., мы формулировали требования к кораблю "Восток". И принципиальным был вопрос, выдержит ли перегрузки экипаж. Из расчетов получалось, что перегрузки при прохождении атмосферы, на спуске должны были достичь 9 - 10 единиц. И вот по подсказке медиков ЦНИАГа мы нашли эту самую статью, и я впервые узнал и увидел фотографию Анохина. Когда мы ехали к Северину, я не представлял, что это именно он и есть. Держался он тихо, скромно. В разговоре у Северина (кажется, о
