Одним из характерных для этих лет явлением, в частности в студенческой среде, была программа слияния с украинским народом, выдвинутая группой выходцев из польских и полонизированных дворянских семей (ее руководителями были Владимир Антонович и братья Рыльские). Демократическое по своим настроениям течение «хлопоманов», как их называли противники, внесло полезный вклад в развитие украинской культуры, но политически оказалось на ложном пути, заняв в дни восстания 1863 года позицию, враждебную польскому освободительному движению.

В этой сложной обстановке Стефан Бобровский, вошедший в руководство «Тройницкого союза», должен был искать ответа на вопросы, которого не давали еще ни его личный скромный революционный опыт, ни вообще практика возглавляемой им организации. Участие Бобровского в студенческом движении, ознаменованном в Киеве в 1861 году рядом бурных демонстраций, составляет важную часть его деятельности. Но, пожалуй, существеннее и важнее был

отразивший формирование его революционной идеологии эпизод с созданием подпольной литографии.

Эта литография, которую обслуживал специально для этого вызванный из Царства Польского квалифицированный литограф Густав Гофман, была организована . в Киево-Печерской лавре. Здесь, в цитадели верноподданнического православия, власти, разумеется, менее всего могли предполагать существование центра антиправительственной пропаганды. Под прикрытием официальной лаврской типографии, издававшей различные богослужебные и душеспасительные тексты, тййная литография, учрежденная лаврским литографом поляком Юлианом Залеским и принятым в качестве подмастерья Гофманом, могла бы существовать, вероятно, долго, если бы не донос предателя.

Все учреждение литографии и обеспечение необходимого для нее оборудования было делом Бобровского, который в этих целях осенью 1861 года, насколько можно судить, впервые в своей жизни посетил Варшаву. Разумеется, и пребывание в бурлящей Варшаве и встреча с зятем и его сотоварищами составили важную веху в жизни Бобровского.

Для чего же нужна была Стефану Бобровскому литография? Когда 2 февраля 1862 года полиция ворвалась в лаврскую типографию, она обнаружила там в отпечатанном или подготовленном к печати виде комплект трех номеров листовки «Великорус» и часть первого номера газеты «Возрождение» на польском языке, датированной 15 января 1862 г.

Уже сам выбор «Великоруса» в качестве первого объекта для широкой пропаганды весьма знаменателен. Вышедшие из среды русской революционной демократии листки «Великоруса» имели целью организацию массовой оппозиционной кампании. Несмотря на известную сдержанность программных требований, диктуемую обращением к широким общественным кругам, «Великорус» со всей определенностью ставил вопрос о неудовлетворительности крестьянской реформы 1861 года и о необходимости передать крестьянам всю находившуюся в их пользовании перед

-реформой землю безо всякого выкупа. Перепечатывая эти листки, солидаризируясь с ними, Бобровский бил в чувствительнейшее место белых на Украине, выдвигал на первый план важнейший социальный вопрос. «Великорус» решительно высказывался за независимость Польши, но он ставил определенно вопрос и о праве на национальное самоопределение украинцев («южнорусов»). Пропаганда этого требования главой польской нелегальной организации, распространение его в Киеве имели первостепенное политическое значение.

Об этом говорит и сохранившийся фрагмент газеты «Возрождение». В передовой статье Бобровский доказывает необходимость издания независимого бесцензурного органа для польского населения Правобережной Украины. Статья эта не формулирует политической программы, однако и в ней мы встречаем важную декларацию: «Мы хотим полного соединения с Надвисльем [то есть с Польшей], но соединения добровольного. Нашим лозунгом в этом щекотливом вопросе будут слова варшавских ремесленников: какой народ хочет быть с ним, пускай будет, а какой не хочет, пускай остается свободным». Эта формулировка, предвосхищавшая соответствующее положение письма Центрального национального комитета издателям «Колокола», отвечала задачам единства действий польских революционеров с революционерами русскими и украинскими в общей борьбе против царского самодержавия.

Царским властям скоро стала известна роль Бобровского в организации тайной литографии Начались розыски «преступника». Тут произошел комический эпизод К находившемуся в Киеве Тадеушу Бобровскому явился двоюродный брат Александр Бобровский и рассказал о том, что его неожиданно арестовали и доставили к киевскому полицмейстеру. Но выслушав доклад о задержании студента Бобровского, полицмейстер только махнул рукой и тотчас освободил Александра со словами: «Это не тот, того я хорошо знаю!» Было ясно, что полиция разыскивает Стефана. Тадеуш Бобровский сам не знал, где скры-

вается брат. Его поиски также продолжались несколько дней, но все же оказались успешнее полицейских. Найдя Стефана у студента украинца Свейковского, Тадеуш Бобровский настоял на том, чтобы брат немедля отправился за границу.

Вместе с Бобровским бежал с Украины девятнадцатилетний студент Киевского университета Александр Крыловский. Русский, а скорее украинец по национальности, Крыловский был активным участником антиправительственных манифестаций, организованных польской молодежью в Киеве и Житомире, за что был осужден к сдаче в солдаты и содержался под стражей в Житомире, но в ночь с 8 на 9 января 1862 года бежал. Скажем неоколько слов о дальнейшей судьбе этого интересного человека. Благополучно перебравшись вместе с Бобровским через границу, Крыловский направился в польскую военную школу в Италии. Он принял участие в восстаний в отряде Антония Езёранского, был ранен, находился в австрийском лагере для интернированных повстанцев, откуда также бежал. В 1868 году жандармерия была встревожена сведениями о революционной пропаганде, которую вел Крыловский среди русских раскольников, живших в Турции, и слухами о его намерении нелегально вернуться в Россию. По всем губерниям были разосланы предписания о задержании Крыловского. Но слух этот не подтвердился: в 1870—1871 годах Крыловский в качестве волонтера участвовал в обороне Французской республики. На родину Крыловский возвратился в 1875 году и был поселен с отдачей под полицейский надзор в Калужской губернии.

По дорогам, раскисшим от весенней распутицы, пробирались Бобровский и Крыловский к молдавской границе. На Днестре их задержал ледоход. Беглецы находились в имении, которым управлял Щенсный Милковский, брат Зыгмунта, о котором нам предстоит еще говорить. Неожиданно в имение пожаловал становой пристав. Хозяин, представив своих гостей приставу под какими-то вымышленными именами, принялся угощать представителя власти. Тот жаловался на судьбу и службу. «Вот и теперь ищу ветра

в поле — какого-то студента, сбежавшего из Киева... (Зн, уж наверное, в тридесятом государстве, а я скачи, заранее зная, что напрасно, да приказано!»

Весной 1862 года Бобровский приехал в Париж и сразу же стал одним из деятельных членов Общества польской молодежи. Он быстро освободился от распространенных среди польских патриотов иллюзий в отношении политического облика и талантов Меро-славского и вместе с Падлевским, с которым он теперь особенно сблизился, решительно выступал против «генерала Людвика». Не удивительно, что самовлюбленный Мерославский отвечал Падлевскому и Бобровскому лютой ненавистью. Особенно до патологического бешенства доходила злость генерала против Бобровского, и это диктовалось уже не только личными, но и политическими причинами. В Бобровском Мерославский видел решительного сторонника столь ненавистной Мерославскому программы союза с русскими революционерами и главного пропагандиста прав на самоопределение украинцев и других, по мнению Мерославского, «выдуманных» народностей.

В идейно-политической борьбе с Мерославским крупным успехом стало решение Комитета демократической эмиграции, в состав которого входил Бобровский, признать верховным руководящим органом движения варшавский Центральный национальный комитет.