Литмир - Электронная Библиотека

В «Былом и думах» об этом приезде Падлевского в Англию рассказывается в нескольких предельно кратких, рубленых фразах. «Приехал опять Падлевский, — пишет Герцен. — Подождали дни два. Набор не отменялся. Падлевский уехал в Польшу». Советы издателей «Колокола» изложены в двух документах, адресованных к офицерской организации и привезенных Потебней из этой молниеносной поездки. Один из этих документов был рукописным обращением Огарева и Бакунина к армейским революционерам. «Отклоните восстание до лучшего времени соединения сил, — призывает этот документ. — Е^ли ваши усилия останутся бесплодными, то тут делать нечего, как покориться судьбе и принять неизбежное мученичество». Другой документ — отпечатанное в Лондоне воззвание «Офицерам русских войск от Комитета русских офицеров в Польше». Текст его, подготовленный Потебней, был одобрен издателями «Колокола» «Вы видите, — говорится в воззвании, — что для нас выбора нет: мы примкнем к делу свободы».

А заканчивается оно следующим призывом ко всем офицерам различных родов войск: «Товарищи!

Мы, на смерть идущие, вам кланяемся. От вас зависит, чтоб это была не смерть, а жизнь новая!»

Усложнившаяся обстановка не позволяла более откладывать проведение намеченных еще в сентябре переговоров польских революционеров с руководящими землевольческими деятелями в России. Поэтому вскоре после возвращения из Лондона Падлевский снова оказался в дороге, на этот раз он ехал в Петербург поездом Петербургско-Варшавской железной дороги. В кармане его лежали документы на имя путешествующего по своим делам графа Матушевича, а под подкладкой большого кожаного бумажника были искусно спрятаны рекомендательные письма Герцена и Бакунина. В Петербурге, выходя на привокзальную площадь, Падлевский издали увидел знакомую шапку Потебни. Приехав одним поездом, они из конспиративных соображений сделали вид, что не знают друг друга.

С вокзала Падлевский отправился к своему старому приятелю Николаю Ермолову, жившему рядом с Артиллерийской академией. Ермолов не интересовался политикой, но это был честный и отзывчивый человек, умеющий хранить доверенную ему тайну. Без особых усилий Падлевский в тот же день установил связь с офицерскими кружками. Во главе крупнейшего из них стоял в это время Комитет в составе слушателя Инженерной академии Э. Юндзил-ла, чиновника В. Опоцкого и возвратившегося из Франции В. Коссовского. Оказалось, что Коссовскому поручены контакты офицерских кружков с руководящими органами землевольцев, и Падлевский поспешил разыскать старого знакомого.

В тот же вечер Коссовский известил землевольцев о приезде представителя польских революционеров и руководителя Комитета русских офицеров в Польше. Русский Центральный комитет, стоящий во главе «Земли и Воли», уполномочил для ведения переговоров с Падлевским и Потебней своих руководящих деятелей Александра Слепцова и Николая Утина. На переговорах присутствовали также: Коссовский как представитель столичных офицерских кружков и Лонгин Пантелеев как представитель Петербургского комитета «Земли и Воли». В своих «Воспоминаниях» Пантелеев изображает себя чуть ли не главным представителем землевольцев. На деле его роль была весьма скромной.

Переговоры длились несколько дней. Встречались в разных местах: на квартире Слепцова, у Пантелеева, в отдельном кабинете одного из ресторанов, изображая холостяцкую компанию, собравшуюся за картами и выпивкой. Стороны подробно информировали друг друга об оценке ситуации в России, в Польше, в эмиграции, изложили свое политическое кредо, поделились ближайшими планами. Много спорили, но в итоге по важнейшим вопросам находили общий язык. За эти дни Падлевский не только получил довольно полное представление о взглядах и характере каждого участника переговоров, но и хорошо запомнил некоторые их внешние особенности.

Вот быстрый в движениях, скоро возбуждающийся и скоро остывающий Утин; встряхивая своей пышной черной шевелюрой, он говорил быстро, много и почти всегда дельно. Рядом Слепцов — немногословный, спокойный и выдержанный. Видно, что это серьезный, хорошо знающий жизнь и много думающий человек, самоотверженно отдавшийся революционному делу. У него чуточку чопорная манера держаться, и в первый момент это создавало впечатление, что он свысока относится к своим собеседникам. Но впечатление это улетучилось быстро и бесследно. Исхудавший, большеглазый, обросший густой бородой, Потебня выглядел старше своих лет. Он брал слово редко, говорил негромко, но в каждом его слове звучала такая сила убежденности, что к его словам нельзя было отнестись без внимания и сочувствия. У Коссовско-го, напротив, проскальзывало неверие в необходимость революционной борьбы, в осуществимость обсуждаемых планов. Страх и растерянность, которые Падлевский моментами улавливал в его взгляде, не были случайностью: по мере развертывания борьбы Коссов-ский становился все более осторожным, все чаще уклонялся от конспиративных поручений, а после ареста в 1864 году дал откровенные показания.

Круг рассматривавшихся в Петербурге вопросов почти полностью совпадал с содержанием лондонских переговоров, только обсуждение сосредоточивалось главным образом в практически организационной сфере. Важнейшие программные вопросы были решены без особенных дискуссий, в духе согласованных в Лондоне положений. В заключительном меморандуме — единственном сохранившемся документе петербургских переговоров — это последнее обстоятельство было специально отмечено. Первый пункт меморандума гласил, что основные принципы, изложенные в письме Центрального национального комитета к издателям «Колокола», участниками переговоров, «приняты за основание союза двух народов — русского и польского».

Наиболее важные практические решения, которых настоятельно требовала сложившаяся обстановка, были связаны с организацией взаимодействия в условиях надвигающегося восстания. Русская сторона снова высказалась против преждевременного выступления, но в случае его неизбежности обещала возможное содействие; польская сторона согласилась с правомерностью такой позиции.

Вероятно, по предложению Падлевского и Потеб-ни к этому добавили еще две фразы: «Он [то есть ЦНК] надеется также, что умело направленная пропаганда доставит ему возможность войти в тесную связь с войсками, находящимися в настоящее время в Польше. В момент восстания эта пропаганда должна будет сосредоточиться на том, чтобы побудить войска к деятельному содействию восстанию».

Вообще положение и задачи возглавляемой По-тебней офицерской организации обсуждались очень оживленно. Сразу же по приезде Потебня встретился с руководством «Земли и Воли» и сообщил о решении офицерской организации присоединиться к обществу. Русский Центральный комитет одобрил это решение. На переговорах, где офицерская организация выступала уже в качестве составной части «Земли и Воли», было решено, что русские военные, которые примут участие в восстании, должны будут образовать самостоятельный корпус. Создание корпуса и управление им будет осуществляться Комитетом русских офицеров в Польше, представитель которого будет находиться при повстанческом руководстве в Варшаве. В свою очередь, Центральный комитет «Земли и Воли» будет иметь при Комитете русских офицеров в Польше постоянного представителя, который сможет придать действиям корпуса «национальный характер в смысле борьбы за дело русской независимости и свободы».

Когда все это было сформулировано и внесено в меморандум, Потебня рассказал о финансовом положении офицерской организации. Члены кружков и сочувствующие им военнослужащие охотно выделяли в общую кассу часть своих средств, но это ни в коей мере не обеспечивало имеющиеся нужды; без регулярной помощи польских конспиративных организаций Комитет русских офицеров в Польше не мог бы сводить концы с концами. Слепцов, ссылаясь на казначея «Земли и Воли» А. Д. Путяту, заявил, что в ближайшее время общество не сможет оказать серьезной финансовой помощи офицерской организации. Падлевский от имени польской стороны обязался взять на себя ее материальное обеспечение до тех пор, пока обстоятельства не изменятся. В результате пятый пункт меморандума пополнился следующей фразой: «До нового распоряжения все расходы по военной организации принимает на себя Центральный национальный комитет».

42
{"b":"236391","o":1}