Слова-заманочки таили опасность, иначе быть не могло.

— Хватит наводить тень на плетень, выкладывай начистоту: что ты от меня хочешь, — вспылила Тата.

Татуся улыбнулась:

— О, сущие мелочи. Тебе всего лишь придется вести себя так, будто ты и есть героиня мечты.

— Нет, — сказала Тата.

— Что нет? — опешила Душенька.

— Все нет. Я не буду никого играть и постараюсь быть сама собой.

— Но тебя слишком много и ты вся такая разная. С такими женщинами мужчинам сложно. Ты можешь потерять Никиту.

— Но не себя. Это важнее.

— Подумай еще. Когда я уйду, предложение потеряет силу и изменить что-либо будет невозможно.

«Наше сближение с Никитой таит много неожиданностей. Но если мы оба не научимся ценить чувство больше собственных амбиций, то расставание неизбежно», — подумала Тата и еще тверже повторила — Нет.

— Что ж, пусть все идет своим чередом. Тогда мне пора, — сказала Татуся. — Ты больше не хочешь ничего у меня спросить?

— Нет, — ответила Тата.

— Нет?

Татуся явно намекала на свою дурацкую розу. Но Тата больше не заботили мелочи. Она была уверена, что теперь справится с любой напастью. И точно…Легкого толчка хватило, дабы красное уродище вывалилось из почвы и тут же рассыпалось в прах.

Однако похвастаться победой было не перед кем. Татуся исчезла. Из обуз осталась одна Татьяна. Но это был вопрос уже только времени.

— У меня куча дел. Тебе пора, — сказала Тата и отвернулась.

Прошло мгновение она почувствовала, как ослабился самоконтроль и от того стало легче дышать. Затем выдержка железным ошейником, сжимавшая горло, отпустила мертвую хватку, и сердце забилось ровнее, спокойнее. Затем ушла настойчивость, хитрость, жадность, отчаянное стремление иметь больше и больше.

— Прощай! — долетел еле слышный шепот.

— Не поминай лихом, — небрежно уронила Тата. Мысли ее были заняты другим. К пробуждению Никиты требовалось доставить в гостиную массу необходимых вещей и из них соорудить не что-нибудь, а целый мир.

Спустя четверть часа Тата критично разглядывала творение своих рук и удовлетворенно кивала. Мир получился славным. Не идеальным, конечно, но сносным. Недостатки были заметны лишь при внимательном рассмотрении.

Кстати, проснулся и глава приемной комиссии.

— Тата, — позвал Никита.

Линев сидел на диване, закутавшись в простыню, и походил на римского патриция в тоге:

— Извини, я заснул…

Тата устроилась рядом, прижалась к теплому плечу.

— Все в порядке. Заснул и заснул, с кем ни бывает.

— Ты так напряжена. Что-то случилось?

— Я должна тебе кое-что сказать.

— У тебя кто-то есть?

— Не кто-то, а что-то. У меня есть секрет. И я хочу им поделиться. Я — волшебница, — просто сказала Тата.

Бабушка когда-то наказала строго-настрого никому не признаваться в своих магических талантах.

— Никому? — переспросила тогда Тата.

— Никому!

— Никогда?

— Никогда!

— А ты никому никогда не говорила?

— Нет!

— А дедушке?

— Дедушка не считается. Дедушке я доверяла.

— Значит, если доверяешь, можно открыться?

— Если доверяешь, можно все, — позволила бабушка.

— А как же доверяй, но проверяй, — напомнила Тата.

— Доверие это то, что возникает до всяких проверок. Его можно не оправдать, но нельзя подвергнуть сомнению. Оно либо есть, либо его нет.

Линев удивленно приподнял брови:

— Волшебница?

В голосе звенело отчуждение.

«Словно в тайном уродстве признаюсь» — Тата стиснула зубы, закрыла глаза, сжалась, словно перед ударом, принялась терпеть.

— Волшебница, — повторил Никита, медленно, нараспев. — То есть ты обладаешь экстрасенсорными способностями?

— Я умею делать чудеса.

— Чудеса… — Никиту словно переклинило, впрочем, чему удивляться — информация-то не рядовая. — Ну, хорошо. А какая ты волшебница: добрая или злая?

— Добро и зло — условные понятия, — снова вспомнилась бабушка.

— Согласен. А что ты можешь?

— Все, — истинное могущество всегда скромно.

— Все?

— Почти. Существует несколько запретов и ряд правил. В остальном колдуньям предоставлена полная свобода действий.

— Значит, ты меня причаровала? Я влюбился не по своей воле? — спросил Линев почему-то насмешливо.

Внимательно выслушав, что колдовать любовь нельзя, что это одно из самых строгих табу, Никита хмыкнул:

— Не оправдывайся. Я так спросил, для формы. На самом деле, ты тут не причем. Помнишь, фильм «Секрет»? Когда-то я его посмотрел и придумал, какой должна быть моя вторая половинка. Ты — точная копия. Значит, я тебя притянул, как и обещали авторы фильма.

От слова «копия» Тата вздрогнула.

— Можно я буду оригиналом? Не люблю быть похожей на кого-то.

— Извини, я неловко выразился. А ты можешь что-то для примера такое колдонуть?

— Могу. Надевай брюки и пойдем в гостиную, приобщу тебя к настоящему чуду.

— Голым точно нельзя? — спросил Никита, но потянулся за джинсами, — а где моя рубаха?

В ней была Тата.

— Я готов!

— Линев, ты, наверное, удивлен моей откровенностью?

— Отчасти.

— Но ты мне поверил?

— Больше да, чем нет. Все-таки прежде мне волшебницы не встречались. Но если мечты сбываются, значит, все возможно.

— Хорошо. Тогда следующий вопрос: помнишь, ты позвал меня в мечту? Приглашение еще в силе?

— Да, конечно.

— Тогда зажмурься. Теперь открой глаза.

— Что это?

Никита удивленно озирался. Секунду назад он был в гостиной, а теперь каким-то странным образом очутился на зеленой поляне перед симпатичным деревянным домом, окруженным цветущим яблоневым садом. Высокие окна, резные наличники, крыльцо в пять ступенек, на веранде плетеное кресло-качалка, рядом круглый стол. Все так, как он себе представлял!

— Это твой Дом и Сад, — объявила Тата.

— Откуда они взялись?

— Какая разница. Хочешь посмотреть?

— Да, конечно.

— Иди, не бойся…

Линев с сомнением сделал шаг, второй, оглянулся и уже увереннее двинулся по тропинке к дому, саду, мечте.

Тата с облегчением вздохнула. Первая часть плана сработала.

У порога кабинета Никита замер. Этого не могло быть! Было, тем ни менее! Стол! Кресло! Рукопись! Все что он лелеял в своих потаенных мыслях!

Линев сел, облокотился о гордую спинку, руки устроил на подлокотниках, голову откинул высоко, посмотрел в окно и чуть не расплакался. Неужели свершилось?! Неужели?!

— Я открою окно, — в комнате появилась Тата.

Порыв ветра надул тонкий шелк занавески, вспучил парусом, впустил запах зелени и свежести. Никита поднялся, оставаться без движения он не мог, нервозное возбуждение гнало вперед, и прямо через окно выбрался в сад.

Он никогда не представлял свой Дом снаружи, всегда только изнутри. Принадлежность Сада к мечте являлась скорее дополнением, антуражем, чем необходимостью. Теперь же, увидев цветущее, волнующее бело-розовое великолепие, Линев понял насколько важно, что место его силы — Дом был в гармонии с природой. Причем именно такой: сияющей яблоневыми соцветиями, манящей первозданной трогательной чистотой.

Однако чарующая сила природы не погасила экзальтированный подъем чувств, и Никита поспешил дальше. В старый запущенный парк, которым заканчивался сад.

Линев миновал ажурной резьбы беседку, увитую виноградом. Постоял немного у довольно фривольной скульптуры пейзапочки (налитая грудь, упругий зад, полненькие ляжки), восседающей на коленях у кавалера и очутился под сенью старых тополей.

Но и там Линев не задержался. Чуть не припрыжку миновал сад камней и по тропинке спустился к озеру с крутыми берегами. На противоположном берегу пляж перетекал в горную гряду, почти ровным кольцом закрывавшим горизонт.

Тата встретила Никиту у крыльца, когда обойдя территорию, он вернулся к дому.

— Откуда все это взялось? — в мужском голосе было мало радости и много тревоги.

— Тебе совсем не обязательно знать правду.