— Я не продаюсь, — выжал из себя обескураженный, поверженный герой в ответ сиятельной женской улыбке.

— Это не все, — игриво зашептала Тата, — не пройдет и часа как осуществится заветная Никитина мечта.

— Какая?

— Я подарю Линеву Дом и Сад. Стол и кресло поставлю в кабинете и распахну окно.

— Что?

— Дом и Сад!

— Не может быть!

— Через час слышишь? Но ты признаешь меня, как прочие свойства!

— За стол и кресло?

— За Дом, Сад, кабинет. За мечту.

— Но это иллюзия, искаженное восприятие реального. Химера. Обман.

— Пусть обман. Но неотличимый от яви.

— Не путай меня!

— Хорошо, перейдем к реалиям. Я займусь издательским бизнесом.

— Что?

— Линев будет писать книги, я — издавать.

— А если у тебя не получится?

— Никита мне поможет. Вместе мы своротим горы. Впрочем, будем реалистами. Возможно, я не сделаю Линева мировой знаменитостью, но уж точно сумею реализовать пару-тройку тиражей, обеспечив нам приличное существование, а Никите — возможность самореализации.

— А! — заорал Талант уже мало, что соображающий от восторга, — да! Да! Да! Бери! Покупай с потрохами! Только не обмани! Не обмани! Пожалуйста, не обмани меня.

Глава 18. Воплощение

— Не обману, — пообещала Тата и вернулась в реальность. Теперь предстояло разобраться со своими демонами.

Из соседней комнаты доносились до отвращения знакомые голоса:

— Что же это делается?! Да, как можно?! Убийца! — причитала Татуся.

— Не ной… — короткое напутствие Татьяна завершила матерным словом. — Мне и так страшно…

Тата подошла к дивану полюбовалась на Линева. Хорош! И колечко на безымянной пальце смотрится отлично. Лечь бы рядом, прижаться тесно …однако следовало заняться делом.

Ее появление осталось не замеченным. Вернее, как бы, не замеченным!

— Видно судьба моя такая, — продолжила Татьяна, — умереть страшной смертью от руки родного человека. Так что не на кого пенять. Не кого винить. А Тату не суди. Она, глупая, обо мне еще не раз пожалеет, да поздно будет…Скажи, что я ушла с без обиды… — засим последовал перечень поводов, по которым Разумница не сочла нужным обижаться, и посыпались наставления: — Еще передай: пусть: цветы поливает, на склад позвонит, перепроверит, как там Камейкин уладил…

— Не умирай, Татьяночка! — всхлипнула Душенька.

«Вот стервы!» — подумала Тата, — на публику играют! Интриганки!» Вслух же произнесла:

— Алло, барышни, я здесь! Если кто-то желает что-либо сказать, есть возможность сделать это лично!

Разумница поморщилась:

— А это ты, явилась — не запылилась. На муки, мои небось, пришла полюбоваться?

— Я здесь, между прочим, по приглашению хозяина. А вы какого черта к Линеву в квартиру пожаловали.

— Куда ты, туда и мы, — последовал ответ.

— Ну, а цирк-то, зачем устраивать?

— Цирк? — возмутилась Разумница. — Я умираю, разве непонятно? Тебя за целый день не посетила ни одна нормальная мысль! И судя по настроению, ожидать перемен не приходится.

Татьяна в правду выглядела плохо, очень плохо. И неудивительно. Время рафинированной рациональности безвозвратно истекло. Актуальность обретали новые идеалы, реально отличные от прежних. И заявить об этом следовало решительно и твердо.

— Так получилось, — признала Тата без тени сожаления.

— Это пустая отговорка.

— Это правда.

— Но меня еще можно спасти!

— Зачем?

— Я, между прочим, тоже ухожу, — капризным тоном уставшей от славы примадонны заявила Душенька. — Но не как некоторые, больно умные, в мир иной, а на повышение. Буду, как и хотела, представлять во времени и пространстве идею воплощенной мечты о любви. Нас таких, реализовавшихся, не так уж много. Я пока одна из самых колоритных. Так что, жизнь удалась. У меня во всяком случае. Впрочем, и ты выиграла. Больше мы не будем докучать тебе своим присутствием. Отныне ты от нас свободна.

— Но какой ценой! — взвыла Татьяна. — Ты убила свой идеал.

— Я его просто переросла.

— Неужели тебе меня совсем не жаль?

— Ну почему же? — Тата вежливо улыбнулась. — Ты — мое прошлое, я отношусь к тебе хорошо. Себя надо любить всякую. Даже такую.

— Какой вопиющий прагматизм! Какая жестокость!

— Уж не взыщи.

— Спаси меня!

— Увы. Ничем помочь не могу. Я изменилась. Ты для меня теперь чужая и чуждая странная придурь с математическим уклоном. В общем, никто и звать ни как. Я для тебя пальцем о палец не ударю.

— Ну хотя бы в память о моих былых заслугах…

— Это мои собственные заслуги перед собой. Ты тут не причем.

— И все же…

— Нет.

— Что нет.

— Все — нет.

— Убийца… — прошептала Татьяна.

— С людьми всегда так: создают нас на потеху, а потом бросают на произвол судьбы, — подлила масла в огонь Татуся.

— Тебе-то что? — взвилась Разумница. — Ты теперь будешь жить вечно.

— Да, — согласилась Душенька. — Поэтому не в пример некоторым не прошу милости, а готова раздавать подарки.

— Какие еще подарки? — удивилась Тата.

— Я передаю тебе свои права на Никиту! — великодушно объявила Татуся.

— Мне?

— Тебе!

— Права?

— Права!

— Никита всегда будет видеть тебя лучше, чем ты есть на самом деле. Будет больше доверять, лучше понимать, крепче любить, щедрее одаривать, искреннее прощать. То есть будет тебя идеализировать, — в упоении от собственной щедрости фантазия замерла, ожидая проявления благодарности. Подарок-то богатый! Можно сказать — царский!

— Значит, он будет любить не меня настоящую, а опять какую-то выдумку? — уточнила Тата.

— Голубушка, — снисходительные интонации в голосе Душеньки были острыми, как нож, — неужели ты не понимаешь: тебя нет. Нет вообще! Есть маски, которые ты носишь и есть роли, которые тебе приписывают окружающие.

— Не впаривай мне банальный психологический ликбез. Все люди так живут. Все фабрикуют представления о жизни, пытаются им так или иначе соответствовать и постоянно оглядываются на мнения окружающих, — возразила Тата.

— Совершенно верно. Но я о другом. Смотри, что получается: ты вошла в отношения с Никитой в маске Татьяны. Никита же мечтал обо мне. Следовательно, теперь он обречен на разочарование.

— Но такой я уже не буду никогда, — Тата кивнула на Разумницу. Та скорбно вздохнула, но не проронила ни слова. — Ты тоже уходишь. Так что у меня развязаны руки.

— Для чего? — уточнила Татуся.

— Для того чтобы построить наши отношения.

— Как ты их собираешься строить?

— Если люди любят друг друга, они всегда…

— Ты любила своих мужчин, они тебя тоже любили, тем ни менее, все закончилось полным крахом.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что хорошие отношения получаются тогда, когда оба партнера готовы к сотрудничеству. Когда для них важнее мир, чем победа в конфликте.

— Обойдемся без лекций. Я теперь мудрая и понимаю, что к чему.

— Ты — не мудрая, а хитрая. Договорилась с привычками и свойствами Никиты. А свой-то норов собираешься укротить?

Тата только головой покачала. Черт подери! Она опять чуть было не ошиблась. Душенька права: чтобы союз с Никитой обрел устойчивость, мало найти общий язык с «оппозицией» внутри Никиты, надо еще усмирить собственную «пятую колонну».

— Не строй иллюзий, моя милая, — Татуся разливалась соловьем. — Все молодые пары, едва утихнут страсти, затевают войну своеволий и, выясняя, кто начальник, кто дурак или уничтожают свою любовь, или подчиняют один другого. Третьего не дано. С помощью же моего подарка победа будет за тобой. Обладание мечтой — не фунт изюма. За исполнение сокровенного желания можно многое простить. И если ты готова получить нерушимый капитал, открытый кредит в отношениях, а заодно индульгенцию на будущее, то только скажи и Линев будет на тебя молиться, как на икону.

— Иначе? — Тата приготовилась к угрозам.

— Иначе? — переспросила Татуся недоуменно и поняла, — глупая баба, я не навязываюсь, избави Боже. Не хочешь, не надо. Но каждая женщина мечтает о подобном.