В тексте наградного документа есть некоторые несоответствия (на момент совершения подвига Бабиев являлся подъесаулом, а не есаулом; на дату награждения он не состоял командиром 1-го Черноморского полка), но значение награды от этого не уменьшилось. На Кавказском фронте Великой войны Бабиев всегда «бил» на Георгиевский крест, считая, что «меньшие награды сами придут». Полученный, наконец, за многие боевые отличия офицерский крест был дорог ему.
Во вновь сформированную 3-ю Кубанскую казачью дивизию входили:
Корниловский конный (командующий — есаул, затем полковник Елисеев),
1-й Кавказский (полковник Орфенов728),
1-й Таманский (полковник Гречкин),
1- й Черноморский (полковник Малышенко729) и
2- й Полтавский (полковник Преображенский730) полки.
В ночь на 5 февраля Корниловскому конному полку и 9-му Кубанскому пластунскому батальону для расширения плацдарма приказано выступить за Маныч. Пластуны отказались выполнить приказ, стояли строем. Прибыл генерал Бабиев. Объясниться с ними не удалось. Первым решением Бабиева было: подтянуть Корниловский полк и... из пулеметов по пешим казакам. Но сразу отказался от этой мысли.
«Пошел бы полк против своих пластунов? — спрашивал он потом у Ф. Елисеева.
— Думаю, что нет. Против своих казаков это было бы очень опасное распоряжение,
— Я и сам так думал... почему и не прибег к этому, — закончил спокойно, но грустно молодецкий генерал Бабиев»731.
Неповиновение приказу батальона храбрых пластунов только в малой степени объяснялось боевой усталостью. На этом участке Ма-нычского фронта воевали против большевиков семь кубанских конных полков с казачьей артиллерией, четыре батальона (бригада) Кубанских пластунов и... ни одного русского солдата-крестьянина своей же Ставропольской губернии — они сочувствовали Красной армии. Казачье одиночество...
Не счесть и иных примеров. Казаки станицы Васюринской на призыв генерала Деникина выставили 1400 конных и 1200 пластунов — всех вооруженных и всем снабженных. В станице насчитывалось 11 тысяч населения, из которых две с половиной тысячи — иногородние.
Казаки Аабинского отдела под станицей Михайловской — родины Бабиевых — ходили в конную атаку на батальоны отлично воорркен-ных революционных матросов. Имея в сотнях на 150 всадников 30— 40 шашек, остальное вооружение заменяли плетьми и обращали защитников революции в бегство.
26 февраля 1919 года генерал Бабиев со всем своим отрядом двинулся в Астраханскую губернию для помощи Донской Армии — чтобы отвлечь на себя противника. Корниловский полк, как первый в своей дивизии, Бабиев и в огонь боев бросал первым, чаще других. Его девиз: «Корниловцы должны быть только впереди». Он беззаветно любил полк. В начале Гражданской первый командир его, полковник Науменко, выхлопотал у генерала Деникина для полка почетное наименование Корниловский. С Бабиевым полк покрыл себя боевой славой. Не все офицеры полка любили его, как начальника, но то, что генерал Бабиев — выдающийся командир, пример для всех, — признавали все. Именно в те дни на Маныче, общим собранием офицеров, Николай Гавриилович был зачислен в постоянные списки полка. Бензельная черная буква «К» на его генеральских погонах говорила об этом.
Гордый Бабиев не был злым и недобрым человеком. Никогда не терял себя. Воспитывался с детства так, что ему было «все можно» — как единственному ребенку в семье. Став офицером, он понял, что это не совсем так. Его «все позволено» сдерживалось старшими начальниками и сверстниками офицерами, равными ему. Когда он стал генералом и начальником пяти конных полков — его «я хочу», хотя и на короткий миг, возникало вновь.
Его совершенно слепая любовь к лошадям проявлялась, например, в том, что до десятка молодых и злых «неуков» из отбитого табуна так и следовали за ним в обозе. Он и не мог их объездить лично, и они не слушались его под седлом. Каждая мощная, красивая и веселая лошадь с высоким, гордым поставом головы и шеи под другим седоком вызывала у Бабиева зависть, и он не успокаивался, пока не приобретал себе лучшую. В остальном он был бессребреник.
В бытность командиром Корниловского полка Бабиев решил пересадить всех офицеров на хороших и одномастных лошадей. Но где их достать? Решили написать Донскому Атаману генералу Краснову732, попросив отпустить недорого тридцать лошадей рыжей масти из донских табунов, указав, что это для Корниловского конного полка, который по окончании войны будет стоять в Екатеринодаре, как личный конвой Кубанского Войскового Атамана. Через несколько дней пришел очень вежливый ответ генерала от кавалерии Петра Николаевича Краснова: «...вполне понимая Ваше желание, должен все же, ^
отказать Вам, так как в Донском Войске формируется Донская молодая Армия, для которой требуется много тысяч лошадей своей донской породы»733.
13 апреля 1919 года части красных перешли Маныч. Пластуны, выдвинутые Бабиевым, одним махом сбили их назад. Офицеры Корниловцы стояли на курганчике, впереди него остановились генералы Бабиев и Ходкевич734 (командир пластунов) и смотрели в бинокли на север, когда пулеметная очередь прошла над головой.
У Бабиева было хорошее боевое чутье и порыв.
— КОРНИЛОВЦЫ — В АТАКУ-У! — выкрикнул Бабиев.
И больше ни слова. Брошено твердо и определенно. Миг... один лишь миг. И густою резервною колонною, с развевающимися конскими хвостами на значках — полк как стоял, так и рванулся с места, умиляя сердце пылкого Бабиева...
Не допустив красных до Маныча, полк захватил полностью весь Черноярский стрелковый полк большевиков.
Вдруг всю бригаду полковника Венкова (Корниловцев и Кавказцев) спешно отзывают назад, к резерву генерала Бабиева: красные целой пехотной дивизией перешли Маныч. Огорченный событиями и ужаленный в самое чувствительное место, Бабиев немедленно бросается с четырьмя полками и двумя батареями вдогонку. Фактически целая дивизия казачьей конницы была в тылу у красных, но в то же самое время красные угрожали нашему тылу и самой базе на Ставрополь. И напрасно вился Бабиев, как нетерпеливый и ущемленный сокол, за ускользающей добычей на своем разгоряченном, светло-гнедом нервном коне среди разрозненных от усталости и артиллерийского огня полков. В тот день Корниловцы и Кавказцы — на широких аллюрах — сделали не менее 75 верст.
Генерал Бабиев — человек несомненного личного мужества. 21 апреля у села Кормового штаб его дивизии оказался в котловине с крутыми берегами под сильным шрапнельным огнем735. Попадающие в котловину снаряды разбрасывали фонтаны вонючей воды и грязи. Лошади шарахались в стороны. Бабиев, как всегда бодрый и веселый, лежа у берега и куря папиросу, смеялся и кричал ординарцам:
— Держи!.. Держи коней!
Над лошадьми разрывались новые снаряды, несколько их свалились в заводь. Положение такое — хоть уходи с этого места, но... все высшее начальство дивизии находилось здесь, как же отойти?
Бабиев лежал на боку, все время курил, улыбался и как бы говорил: «Ну что?., попались мы?..»
В Великой войне сотник Коля Бабиев не раз видел, как в Карсе и Эрзеруме над штаб-квартирой командующего Кавказской армией генерала от инфантерии Юденича развевался огромный флаг цвета Георгиевской ленты, В Гражданской, став генералом и имея орден Святого Георгия 4-й степени, Бабиев и себе хотел сшить такой же из «Георгиевского полотнища». Начальник штаба внушал ему, что такого права у него нет (за взятие крепости Эрзерум Государь Император прислал генералу Юденичу с фельдъегерем крест и звезду ордена Святого Георгия
2-й степени), и Бабиев очень сокрушался из-за этого. Он был оригиналом, новатором, всегда «загорающимся» новым делом. При его гордом, «горючем» характере начальником штаба должен быть человек умный и твердый, чтобы сдерживать порывы своего молодого генерала. Но Бабиев такого начальника штаба очень скоро уволил бы...
24 мая 1919 года в Царицынской операции генерал Бабиев был тяжело ранен осколком гранаты в голову. После выздоровления он громил красных, пытавшихся взять Царицын, под Котлубанью, делая с дивизией до трех атак в день и захватывая по 2—3 тысячи пленных, пулеметы и батареи.
