Табакову выпала также удача сыграть главную роль в спектакле «Продолжение легенды» по пьесе Анатолия Кузнецова.

Все получалось не сразу. Репетиции были бесконечными, подробными. Герой «Продолжения легенды», интеллигентный мальчик, ехал на стройку в Сибирь, сталкивался с тяжелым трудом, ощущал свое бессилие, а вокруг самые обыкновенные люди, порой невежественные, совершали подвиги, и герой Ефремова, старший товарищ, помогал ему найти себя. Звучала аксеновская тема: победить себя, найти в себе силы.

Я помню образ Тамарки, бригадира женской бригады, работающей на бетономешалке. Интеллигентной москвичке Галине Волчек с трудом давалась эта роль, и она не верила поначалу, что сможет ее осилить. Ефремов говорил: «Ты должна жить определенным образом: носить вещи, как у нее, смешное голубое трико, трескать вермишель, потому что у Тамарки ни на что больше нет денег, быть грубоватой и прямолинейной». Потом кто-то из начальников сказал про Волчек, что это настоящая русская девица-богатырь.

Интересным было оформление спектакля художницы Веры Зайцевой: большой глиняный бугор посередине сцены, и я помню фигуру Ефремова, строителя, победителя на вершине этого бугра. Мы играли этот спектакль даже на Кремлевской сцене.

Главную героиню играла сначала Светлана Мизери, позже – Нина Дорошина. Также в спектакле были заняты Евгений Евстигнеев, Лев Круглый, Сусанна Серова. Я играла небольшую роль хохлушки Ганны, жены одного из рабочих, которая кормила героя Табакова борщом в своем уютном доме.

Режиссер Львов-Анохин написал замечательную статью об этом спектакле, «Современник о современниках». Это было первое упоминание обо мне в печати: «<Ганна> (арт. Л. Иванова) появляется всего в одной картине, но надолго запоминаешь ее ласковые руки, мягкую усмешку, украинский певучий говорок. Она словно излучает неиссякаемую доброжелательность, теплоту и юмор. В крохотной эпизодической роли актриса сумела поэтически воплотить женскую тихую любовь, заботу, уют».

Нынешний директор «Современника» Леонид Иосифович Эрман – настоящий фанат театра. Для него в жизни нет ничего кроме театра: это его дом, его семья, его профессия. Он окончил Школу-студию МХАТ, художественно-постановочный факультет – единственный в мире, выпускающий уникальных специалистов, преподавал на этом факультете. Он работал в «Современнике» с 1957 года, был заведующим постановочной частью, а затем финансовым директором. В 1976 году он ушел за Ефремовым во МХАТ, а в 1989 году снова вернулся к нам – уже директором театра.

Он ветеран войны, ушел на фронт в девятнадцать лет. Леонид Иосифович всегда в курсе театральной жизни Москвы, образованный, абсолютно честный, преданный делу, чрезвычайно обаятельный человек. К его мнению прислушиваются все режиссеры и художники. Ефремов его бесконечно уважал – об этом говорит и надпись на портрете, который Олег Николаевич ему подарил: «Дорогому другу Леониду Иосифовичу с любовью на всю жизнь!»

После поездки по Казахстану со спектаклем «В поисках радости» нам дали восемнадцать дней отпуска. Больше всего на свете я люблю работать, но и отдыхать люблю тоже. Конечно, денег на поездку на юг не было, а тут как раз моя тетка получила садовый участок и даже поставила домик с «ломаной» крышей – точно такой же, как и все остальные на 49-м километре Казанской железной дороги. Она уже даже начала сажать сад – кусты смородины, клубнику. Но обживать участок ей было некогда, дядя работал в Москве, она при нем. Они очень обрадовались, что я поеду осваивать их участок. Компанию я себе не нашла, решила – поеду одна. Я не могу летом без природы. На всякий случай оставила адрес моей подруге Наташе Каташевой, она сказала, что постарается вырваться.

Дня три я ухаживала за клубникой и ходила в лес, но только по краешку: боялась заблудиться. Между молодых сосен была пропасть маслят – просто косой коси! Рядом находился большой пожарный пруд с глинистыми берегами и рыжей водой, но можно было плавать. В поселке жили несколько пенсионеров и мамаш с детьми.

Спала я на втором этаже, под крышей, на матрасе. Однажды ночью меня разбудил громкий стук в дверь и мужской голос: «Отворяй!». Я испугалась спросонья и решила выпрыгнуть в окно и тихо убежать, чтобы не встретиться с бандитами. Почему-то сдернула с себя рубашку, голая побежала к окну – спросонья человек вообще плохо соображает. Потом все-таки решила одеться и открыть дверь. Скатилась с лестницы, ударила ногу и, хромая, подошла к двери. «Кто там?» Хамский голос: «Открывай!» – и хохот Наташки: оказалось, это она приехала с приятелем.

Приятель – человек шумный и нагловатый, администратор филармонии. Слава богу, он через день уехал – видно, ему наша дача показалась некомфортной, а место – слишком глухим. Мы с Наташей жили очень весело, плавали в пруду, ходили в лес, теперь уже не боясь заблудиться: вдвоем не страшно, собирали грибы, ими, в основном, и питались. Вечером, когда стемнеет, поскольку было жарко, мы поливали друг друга из лейки. Кругом были пустые участки, поэтому мы раздевались догола, пока однажды не услышали голос из-за забора: «О-о, какие здесь птички!» Нас это ужасно рассмешило.

За хлебом мы ходили в деревню Донино, довольно далеко. Там познакомились со смешной старушкой, бабой Шурой. Она сразу пригласила нас в гости. Домик у нее был совсем маленький, ветхий и огород небогатый, зато было три курицы. Баба Шура снабжала нас и зеленью, и картошкой, и яйцами.

Она рассказывала, что работала ночным сторожем на ватной фабрике. «Страшно?» – спрашиваем. «Нет, купила себе револьверт игрушечный. Один раз ребята полезли, я на них его наставила: „Стрелять буду!“ И они убежали!» А еще она брала с собой тюк с ватой, чтобы в случае чего бросить его в злоумышленников: «У них руки будут заняты, а я убегу!»

Баба Шура подарила нам котенка, Барсика. Он признал во мне маму и неотступно бегал за моими ногами, даже когда я поливала клубнику. Пищит, мокнет, но не отстает!

Осенью тетя Шура приглашала нас на рябиновую наливку: «Вкусную наливку делаю, прячу за иконку. Если придут воры, все украдут, а наливочка-то за иконкой останется!»

Кончился отпуск, мы вернулись в Москву. Ефремов был какой-то нервный, бледный – видно, ходил по инстанциям. И мы с Наташей решили уговорить его отдохнуть пару дней на даче. С нами поехала Галя Волчек, кто-то еще из мужчин, у кого-то была машина. Приехали затемно, поужинали, выпили и легли спать – матрасов было много.

Утром проснулись и решили идти за грибами. А Ефремов: «Что? В Москву надо ехать, работать! Ну-ка все в машину!» Мы ему: «Как же так, а грибы?» А он: «Траву я уже видел!»

И мы поехали обратно в Москву.

Барсика я подарила тетке, он вырос в красивого кота и долго жил у нее. Как-то года через два мы с семьей тети поехали на дачу и взяли его с собой. Он вдруг пропал. Мы ходили по поселку, звали его, решили, что он убежал в лес или обратно к бабе Шуре. Вечером, ложась спать, я почувствовала какой-то ком в ногах раскладушки. Оказалось, под матрасом лежал совершенно помятый наш Барсик: он забыл свое деревенское детство, испугался леса, спрятался под матрас и просидел там весь день.

Наверное, это самое трудное – найти пьесу, соответствующую мечтам, идеям театра. В 1958 году в «Современнике» режиссер Анатолий Эфрос поставил пьесу «Никто» Эдуардо де Филиппо. Это рассказ о маленьком, скромном человеке, который хочет подняться над обыденностью и увлекает своими мечтами любимую девушку.

Заняты были все актеры, так как в спектакле много массовых сцен. Главного героя играл Ефремов. Винченцо – мелкий вор: то сережки вырвет у женщины из ушей, то кошелек вытащит. Он носит кольцо и сам верит, что получил его в наследство, сочиняет легенду про то, что его отец – настоящий синьор, а его подкинули в младенчестве бедным людям. Винченцо договаривается со своим святым (то есть со статуей), что будет ставить ему свечи после каждой удачной кражи, которую тот поможет ему совершить. Ефремов подробно, кропотливо работал над каждым шагом, старался сделать героя абсолютно наивным, мечтательным. Винченцо полагает, что останется безнаказанным, ограбив инкассатора банка, и потрясен до глубины души, когда святой его подводит.